Андрей Курпатов - 5 наболевших вопросов. Психология большого города
– Возможностей познакомиться – куча! А одиночества просто МНОГО.
– Снова поправлю вас – не одиночества, а некого чувства, которое мы называем одиночеством. Я вынужден это уточнять, в противном случае мы не поймем главного. Когда вы говорите о деревне в 25 человек, вы говорите о том, что ее жители не испытывают чувства одиночества (или испытывают, но меньшее, чем в городе). И мы не имеем в виду субъекта, который уже третий год подряд заперт в одиночке, сидит там и с тараканами разговаривает. Поверьте мне, рассказ последнего об одиночестве поверг бы нас в ужас! То, что он испытывает в одиночной камере, и то, что мы испытываем, ощущая свое «одиночество» в большом городе, – это абсолютно разные вещи. Послушав такого очевидца реального одиночества , вам бы и в голову не пришло назвать свое состояние неудовлетворенности миром этим словом.
А в остальном вы абсолютно правы. Однажды я совершенно случайно услышал по радио весьма примечательное интервью с Земфирой. Сейчас уже я, конечно, не вспомню всех подробностей, не помню и вопроса, который ей задавали, но ответ ее звучал примерно следующим образом: «Иногда я беру свою телефонную книжку и начинаю просматривать все номера – кому бы я могла позвонить? У меня в телефоне больше двухсот номеров. И когда я дохожу до последней буквы списка, я понимаю, что позвонить мне некому. Хотя я, несмотря на то, что обо мне пишут, девочка хорошая, культурная, и если мне кто-то позвонит ночью и будет рыдать, я его, конечно, выслушаю. Но мне позвонить – некому».
Ситуация, я думаю, понятна. При этом нам ведь с вами абсолютно очевидно, что на самом деле количество людей, готовых с замиранием сердца выслушать ночные откровения Земфиры, измеряется если не сотнями тысяч, то, по крайней мере, десятками тысяч! И все они с огромным удовольствием сидели бы ночи напролет и выслушивали ее горести, поддерживали, говорили, что она лучшая, а все, кто ее подвел, – враги народа и вздернуть их надо вверх ногами… Но она говорит: «Нет, некому мне позвонить». Почему так? Потому что ей не нужно, чтобы ее просто выслушали! Ей нужно, чтобы ее выслушал кто-то конкретный… Точнее, даже не конкретный, а некий абстрактный человек, к которому она – Земфира – испытывала бы определенные чувства. Иными словами, речь идет не о том, что соответствующих людей в ее окружении нет, а о том, что она сама не испытывает к другим тех чувств, которые бы хотела испытывать. Вот в чем дело.
Понятно я объяснил? Ну или так еще можно сказать. Нашей условной Земфире важно, чтобы ее не просто выслушали, а как-то по-особому выслушали. И чтобы это был какой-то особенный человек, который будет ее слушать и что-то ей говорить. То есть, иными словами, речь идет не об одиночестве, а о запросе к людям , с которыми она, собственно говоря, хочет или не хочет вступать в соответствующее взаимодействие. И у нее такого человека нет. Но правильнее было бы сказать – ее внутреннее состояние не позволяет такому человеку появиться. Да, она хочет, чтобы он появился, но она сама не готова чувствовать этого человека так, как чувствуют подлинного своего собеседника. Она будет подсознательно требовать от него быть каким-то, каким он не является. То есть она представляет себе некий идеализированный образ, к которому она будет испытывать некие, опять же идеализированные, чувства.В поисках родственной души
– «Я искала тебя ночами темными…» Ну, с Земфирой этот парадокс очевиден. А с простыми смертными – та же история?
– Надеюсь, вы понимаете, что я говорю сейчас именно о простых людях, а пример с Земфирой я привожу просто для наглядности – даже такой востребованный человек мучается одиночеством. Представьте себе: она приходит в какой-нибудь клуб или еще куда-нибудь и по громкой связи сообщает, что ей тоскливо и она хочет с кем-нибудь поболтать по душам… У нее же очередь выстроится в три ряда! У нее выбор будет огромный! Кого хочешь – оприходуй и разговаривай хоть до потери сознания! Но не в этом же дело. Не в «одиночестве», а во внутреннем состоянии – во внутренней, то есть нашей собственной, готовности, или неготовности, к этому разговору. То есть речь идет о наших внутренних проблемах, а не о том, что пустота вокруг. Когда же мы произносим слово «одиночество», то сразу возникает ложное ощущение, что, мол, в этом «моем одиночестве» виноваты – они , окружающие, которые меня бросили, оставили, предали и так далее и тому подобное. Потому что мне НЕКОМУ позвонить. Пребывая в этом не явном, но вполне очевидном состоянии обвинителя окружающих, я как бы снимаю, слагаю с себя всякую ответственность за тот дискомфорт, который я испытываю. По сути же речь идет о каких-то моих особенных требованиях к этому миру, к этим людям. Я не говорю, что человек не вправе иметь вот такое, особое ощущение от своего бытия и своих отношений с другими людьми. Но я говорю о том, что надо сначала очень четко определить корень проблемы, первопричину, источник этих тягостных для себя ощущений. Я ясно сформулировал?
– В общем, да. Но давайте все-таки разберемся с этим запросом к миру: «Нет такого человека». А кто это – «такой человек», которого люди ищут и отсутствием которого тяготятся, называя это одиночеством?
Мы устроили мозговой штурм с главным редактором журнала «Психология на каждый день» Галиной Черняевой: пытались понять, что именно люди понимают под словом «одиночество». Сделали «контент-анализ» – есть такое модное словечко у маркетологов и психологов – и вынули на свет божий устойчивые словосочетания, которые встречались в ответах большинства людей: «нет родственной души», «нет родной души». Эта загадочная «родственная душа»… Люди ищут и не находят именно «родственные души».
Мне несколько раз снился один и тот же сон. Какая-то непогода, темно, дождь-снег-вьюга, звонок в дверь, я открываю: на пороге стоит какая-то девушка, вымокшая насквозь, продрогшая, замерзшая, волосы на лицо налипли. Я ее впускаю в дом, даю сухую одежду, отогреваю, начинаю поить чаем, кормить, мы с ней начинаем разговаривать о чем-то, и тут я начинаю чувствовать что-то «неладное». Мне очень-очень хорошо с ней, по-особенному тепло и светло – так хорошо, как я не чувствовала себя ни с одним человеком, даже странно. Меня начинают терзать смутные сомнения, я начинаю спрашивать, как ее зовут. Она говорит: «Татьяна», мои подозрения только усиливаются, я спрашиваю, какая у нее фамилия, а она отвечает: «Девятова»…
По этому сну я поняла, что мне до боли хочется найти человека по-настоящему близкого, родного, ту самую пресловутую «родственную душу». Но Андрей, похоже, не очень-то приветствует романтические описания психологических процессов и понятий.– Я, Татьяна, каюсь, лириков не особенно жалую, мне физики как-то ближе по системе внутренней организации – чтобы все четко, конкретно, определенно и по делу. «Родственная душа» – название, конечно, красивое. Я бы, как говорится, и сам бы не отказался… Но психологи частенько любят использовать красивые понятия, не имея под ними никакой внятной структуры. Вот есть понятие, вот есть от него ощущение – и довольно им. А мне не довольно. То есть у них это подчас просто слово, звук даже, а не концепт. Ощущение есть, но ухватиться не за что.
Поэтому, раз уж зашла об этом речь, давайте прямо сейчас попробуем создать некий концепт этой «родственной души», то есть определим внутреннюю структуру этого, такого милого нашему сердцу понятия. Разберемся, собственно говоря, в генезе этого чувства: «у меня нет родного человека», «родственной души», «по-настоящему близкого человека». Можно, наверное, долго приводить синонимы. Какой еще, например?.. «Человека, с которым у меня было бы что-то настоящее, глубокое, подлинное» и так далее.
Все правильно я пока излагаю? Ага, киваете, идем дальше. А дальше у доктора Курпатова есть несколько монографий – «Философия психологии (новая методология)», «Теория личности (психология и психотерапия)», «Индивидуальные отношения (теория и практика эмпатии)» (они написаны в соавторстве с доктором медицинских наук, профессором А.Н. Алехиным). Там последовательно излагается теория личности человека. И там я на все эти вопросы отвечаю, мне кажется, достаточно подробно. В том числе и о том феномене, о котором сейчас собираюсь вам рассказать…
Вот когда вы встречаетесь, например, со своей мамой, вам нужно что-то делать для того, чтобы… Ну, вы же с ней не такая, как со мной? Согласны. Какая-то другая. А вам нужно что-то специально делать с собой, чтобы стать такой, какая вы обычно с ней? Как-то перестраиваться определенным образом, настраиваться? Нет? Правильно, это происходит само собой. А когда вы встречаетесь с кем-нибудь из своих сотрудников или с вышестоящим начальником, авторитетным человеком, вы же ведете себя не так, как со своей мамой, и не так, как со мной? Правда? И не так, как с человеком, у которого вы спрашиваете на улице: «Который час?» или «Как пройти в библиотеку?»
