Губина Всеволодовна - Кузя, Мишка, Верочка
На самом деле никакого «свободного времени» из этого получиться не могло. Аня относилась к этим «выпадениям» Верочки как к болезни. А разве можно спокойно заниматься своими делами, когда у ребенка приступ? Поэтому Аня садилась поближе к Верочке, касалась ее рукой и терпеливо ждала. А когда Верочка укладывалась на пол, тихонько гладила ее по плечам, почесывала за ушком, перебирала ей волосы. Одновременно, все это время, она не выпускала из внимания маленькую Верочку. Та поначалу пугалась, даже плакала. Аня ей объяснила, что старшая Верочка немного нездорова и так проявляется ее нездоровье. Пугаться тут нечего, ничего же страшного не происходит — ну раскачивается девочка, ну и что такого. Нужно ей сострадать и потерпеть немножко, и все пройдет.
Все же был в Анином распоряжении еще один способ, как получить для себя свободное время. Можно было усадить девочек смотреть телевизор. Но Аня считала этот способ весьма вредным для детей, а потому недостойным. Особенно вредным он был для старшей Верочки. Аня однажды поддалась на уговоры и разрешила девочке «немножко посмотреть». Та схватила пульт, начала переключать каналы, нашла тот, на котором больше всего мелькало и гремело. Она сделала звук очень громким и принялась скакать по дивану, выкрикивая что-то, закидывая голову и хохоча. Глядя на нее, младшая тоже начала беситься. Терпеть эту какофонию Аня в любом случае не хотела. Телевизор был отменен. Младшая нисколько не расстроилась, она его и раньше не смотрела. Старшая возражать не рискнула, все же Аню она слушалась и одобрением «мамочки» очевидно дорожила.
Аня стала придумывать, как ей приучить Верочку самостоятельно заниматься. Начали с мозаики. Мозаики к этому времени уже было два комплекта, одинаковых. Это поначалу Аня планировала, что девочки будут играть вместе, ну или по очереди. Как же! Только одновременно, и в одинаковое. Маленькой Верочке достаточно было сказать: «Детка, сделай для мамы цветочек», — и малышка принималась старательно пыхтеть, выкладывая все, что полагается, — и стебелек, и лепестки, и серединочку. Со старшей пришлось начать с простого. «Верочка, давай сделаем рамочку!» Верочка безвольно сидела, покорно ждала, когда Аня начнет делать «вместе с ней» рамочку. «Вот видишь, желтенькие мозаинки. Выложи желтенький ряд — вот так, вот так, дальше — сама!» Верочка недоверчиво посмотрела на отошедшую Аню. Та улыбнулась, как будто это всегда так было, что Верочка дело делает, а Аня своими делами занимается.
Через минуту Аня вернулась. Верочка сидела, сложив руки. «Ну как?» Верочка молчала. Аня взглянула на досочку. В ряду прибавилось две мозаинки. «Верочка, какая ты молодец! — воскликнула Аня настолько радостно и поощрительно, насколько смогла, — ты посмотри, как красиво ты выкладываешь рамочку!» Аня помнила заповеди детских психологов — «если ваш приемный десятилетний ребенок не читал „Курочку Рябу“, начинайте с „Курочки Рябы“. Восстанавливать пропущенное нужно с самого начала!»
У Ани было странное чувство — она хвалит пятилетнюю девочку, как полуторагодовалого ребенка. «Не делаю ли я из нее идиотку?» — с беспокойством подумала Аня. Но взглянув на засиявшее Верочкино лицо, она успокоилась. Девочка уже тянулась к новым мозаинкам, и следующие четыре штуки выложила быстро и почти уверенно. Сама поднесла свое творение Ане: «Рамочка красивая?» «Очень красивая! Очень-очень! Ты молодец!» Девочка вприпрыжку побежала к столу и вдруг остановилась, замерла, взгляд заскользил вокруг. Аня забеспокоилась. Верочка обернулась: «А можно… а можно я вот здесь не желтенькими, а красненькими?» Аня ликовала. Еще бы, ведь это уже — творчество! Красненькими!
Потихоньку они стали рисовать. Человечков, цветочки. Человечки получались головоноги, и Аня понимала, что это не совсем хорошо для пятилетнего ребенка. Но она заставляла себя не расстраиваться. «Все придет, все получится», — говорила она себе. Главное, что Верочка с каждым разом чуть дольше могла делать что-то сама. Уже почти по десять минут. И она стала говорить: «Я нарисую маму, я нарисую Веру». Раньше она рисовала «что получится».
А еще они кричали. На улице. Первый раз это получилось случайно. Как-то, по дороге домой с прогулки, старшая Верочка заупрямилась. Теперь она упрямилась не так часто, и Аня начала понемножку расслабляться. Поэтому в сердцах повысила голос, когда Верочка вдруг остановилась и отказалась идти дальше. Верочка закричала. Так, как она иногда это делала, — открыв рот, тянула одну ноту. Аня затянула ей в тон. Маленькая Верочка, поглядев на них и что-то посоображав, открыла рот и тоже завопила. «Давайте громче», — воодушевилась Аня, которая вдруг почувствовала, как с криком уходит напряжение и рассасывается раздражение и как это вообще здорово — кричать посреди улицы, ловя возмущенные взгляды сердитых теток и одобрительные — понимающих дядек.
Теперь они каждый раз кричали специально. Останавливались в каком-нибудь месте, не очень людном, и вволю оттягивались. «Громче!» — требовала Аня. «Не хочу громче», — упрямилась старшая Верочка. «А ты через „не хочу“», — настаивала Аня. Верочка голосила все тише. Аня вдруг заметила, что дома крики практически прекратились.
Все же с гуляньем было тяжело справляться, в основном из-за мучительно долгих Верочкиных одеваний. Ане было жалко младшую, которая почти что лишилась всех связанных с зимними прогулками удовольствий. Санки были только одни, и тянуть сразу двух девочек у Ани не получалось. Как назло, мороз стоял сухой, и ни лепить снеговиков, ни играть в снежки было нельзя. Вообще-то в семье была няня. Маленькая Верочка в детский сад не ходила. Пока Аня работала, с ребенком сидела няня. Когда в доме поселилась старшая Верочка, няню временно отменили. Аня знала, что ей будет сложно объяснить постороннему человеку, почему ребенок так себя ведет. Ей не хотелось косых взглядов, вопросов о том, «все ли в порядке с девочкой?». Но теперь вроде бы старшая Верочка стала проявляться не так бурно. В любом случае, Аня решила попробовать.
К приходу няни Аня специально нарядила девочек в похожие платьица, повязала одинаковые банты. Они стояли рядом, похожие, как настоящие сестрички, и улыбались. Аня заранее поговорила с младшей, предупредила ее, чтобы та не кидалась к «любимой нянечке», не смущала старшую Верочку. Младшая сделала все как надо. Правда, все равно подбежала, но не полезла на руки, а взяла няню за руку, сказала: «Няня, познакомься, ее тоже зовут Верочка!» «Как же вас различать теперь?» — весело спросила няня, и день пошел своим чередом.
Младшая Верочка была счастлива. Еще бы, опять появился кто-то, кто занят целиком ею. Хотя няня и старалась исполнять свой долг, но все же было видно, что для нее старшая Верочка — ребенок номер два, своего рода «довесок» к «основной» воспитаннице. Старшая Верочка все чаще прибивалась к Ане, а той было совестно отсылать ребенка в детскую. Впрочем, придраться было не к чему, формально няня выполняла все свои обязанности по отношению к обеим девочкам. Но было что-то такое, во что «не ткнешь пальцем». Разный тон голоса, какие-то чуть заметные паузы. Почему-то так получалось, что в играх младшая Верочка постоянно оказывалась «в главной роли», а старшая — все больше «на побегушках». Аня шутливо спрашивала, что, мол, опять у нас младшая — прекрасная принцесса, а старшая — Баба-яга, но в ответ получала негодующий ответ — «она сама так захотела!»
«Ох, не нужно было няню звать», — думала Аня. Но теперь переиграть все назад было не так просто. Няня дала понять, что она хочет определенности, и пусть Аня решает, нужна она или нет, а то она будет искать другую работу. Получалось, что если няня уйдет, то на этот раз навсегда. А вдруг она все же понадобится? Найти хорошую няню нелегко. Да и младшая Верочка к ней привязана. Хотя последнее время эта привязанность стала какой-то почти демонстративной. Девочка как будто старалась наверстать недостаток внимания со стороны мамы и к няне проявляла самые пылкие чувства, постоянно подчеркивая, что «это моя няня». Старшая Верочка оставалась в стороне.
Ну и еще одной причиной сохранить няню было то, что Ане хотелось снова хотя бы иногда ходить куда-нибудь с Кириллом. Не столько для себя, сколько для него. Их образ жизни очень сильно изменился с тех пор, как в семье появилась старшая Верочка. Раньше они раз, а то и два раза в неделю выбирались куда-нибудь — то в кино, то в гости, то просто погулять вечерком. Дочку оставляли с няней, та ее укладывала спать и дожидалась возвращения родителей. С появлением старшей Верочки эти «выходы в свет» прекратились, Кирилл сидел у телевизора, и из их отношений стало исчезать что-то неуловимое, но очень важное. Ане очень не хотелось потерять это «что-то» навсегда. Поэтому няня была все-таки нужна.
Вот так и получалось теперь — младшая Верочка больше с няней, старшая Верочка больше с Аней. Это было удобно, ведь со старшей Верочкой заниматься должна была именно Аня. Но это было неправильно. У Ани было такое чувство, будто она предала своего ребенка, променяла свою Верочку на другую. Поэтому, когда младшая не шла на зов, или отворачивалась, или убегала от мамы, Аня не обижалась и не сердилась, а наоборот, испытывала чувство вины перед дочкой. «И поделом мне, — думала она, — ничего другого я и не заслужила». Да и с Кириллом они что-то все никак не могли никуда выбраться. Он стал гораздо позже приходить с работы и все жаловался на усталость. А у Ани не было сил его уговаривать, потому что она сама постоянно чувствовала себя усталой. Усталой, неправой и от этого несчастной.
