Сильвия Энтони - Открытие смерти в детстве и позднее
Пока не существует метод, который позволил бы проверить гипотезу о сходстве процессов осцилляции в зрительном восприятии и в фантазировании. Согласно этой гипотезе, общей для двух процессов является фундаментальная идентичность воспринимаемых на разных фазах паттернов. Имеется, однако, важное функциональное различие: при фантазировании последовательные фазы влияют друг на друга. И в фантазировании, и в сенсорном восприятии завершение следующей фазы осцилляторного процесса восстанавливает баланс, нарушенный предыдущей фазой. В случае сенсорных функций это восстановление можно измерить физиологически. В случае фантазии его можно выразить в этических понятиях: это тебе по заслугам! Око за око! При сенсорном восприятии прежняя фаза может повториться без явных изменений; в фантазировании, однако, повторение происходит в «новой редакции». Замещение отца ребенком подразумевает уничтожение отца; но при осцилляции паттерна не будет ли ребенок аналогичным образом уничтожен? Это пугающая перспектива, но в фантазии она реализуется. Так, в истории Эдны, она сама умерла (табл. S.C.T. 4). Страх ведет к раскаянию по поводу разрушительного акта, к чувству вины (Мне не следовало этого делать), которое остается зачаточным, поскольку связано скорее с эффектом бумеранга, чем с успешной реализацией агрессивного импульса. В фантазии этот импульс затем отрицается, осуществляется репарация, и родитель возвращается к жизни. Спасет это ребенка или разрушит? Кажется, с помощью волшебных желаний ребенок может также воскреснуть в некоем образе (например маленького пони) или, как Джордж, остаться ребенком навсегда, в небесах, где Бог является отцом.
Возмездие осуществляется на многих уровнях социального поведения, от импульсивного нанесения удара за удар молодыми животными в игре до ядерных испытаний, поочередно проводимых великими державами. Социальное осуждение мести нередко затемняет различие между нею и необузданным насилием или садизмом. Возмездием делается попытка восстановить баланс. Это значит, что оно предполагает некие структурирующие рамки, внутри которых должен сохраняться баланс между сторонами. В возмездии подразумеваются свобода, равенство и братство индивидуумов. В нем не могут участвовать зависимые, подчиненные; только стороны, обладающие примерно равным положением, могут морально выиграть, добровольно отказавшись от своего статуса. Это этический акт, хотя и не отражающий ту этику, которая обычно была наиболее ценима в западных цивилизациях.
Процесс осцилляции в этическом поле, репрезентируемый местью, предполагает обмен участников ролями без изменения общей картины взаимодействия. Чередование ролей жертвы и мстителя служит сохранению равновесия; но как предотвратить ожесточенную борьбу, бесконечную вендетту? Когда последующие фазы одна за другой оставляют после себя накапливающийся груз эмоций, ни одна из них не повторяет в точности прежние; простые антагонизмы, отыгрывавшиеся по принципу удара за удар, трансформируются в замысловатые действия, где победа и поражение одной стороны становятся победой и поражением для обеих. При этом члены групп или одной общей группы, к которой принадлежат антагонисты, если они не вовлечены глубоко личностно в происходящее, воспринимают чередующиеся фазы как единственную фазу конфликта, за которой должна последовать альтернативная ей фаза мира. Внушение этой точки зрения давно сбитым с толку антагонистам может вызвать синтез прежней осцилляции с новой, более высокого порядка: взаимная агрессия и ненависть сменятся взаимной любовью и сотрудничеством. Убийства и кровная вина [155] Атридов [156] увенчались совместным жертвоприношением и привели к культу богов, более рациональных и умиротворенных, чем фурии.
Отцы Джорджа, Эдны и Джози на самом деле были живы. Но в семьях некоторых наших испытуемых недавно реально произошли смерти. Какие формы приняли фантазии этих детей? Этот вопрос – часть более общего вопроса: как дети переживают утрату любимого объекта? Проделывают ли они работу горя, как называл это Фрейд, таким же образом, как взрослые? [157] Здесь мы можем попытаться ответить лишь на ту часть вопроса, к которой удалось найти ключи в ответах наших испытуемых и в наблюдениях других исследователей детства.
В исследовании детского воображения, проведенном Гриффитсом [158] , рассказывается о маленькой девочке, охваченной агрессивными импульсами (желаниями смерти) по отношению к своей сестре, Дороти. Ее отец был мертв. Ее подруга, которую тоже звали Дороти, также умерла, а сестра заболела. Тогда ребенок перестал проявлять враждебность по отношению к сестре. Взрослые обычно вытесняют мысли о желаниях смерти по отношению к другим или по меньшей мере подавляют их выражение, – за исключением разве что юмористического. «Что касается смерти другого, – писал Фрейд, – цивилизованный человек обычно тщательно избегает обсуждения такой возможности в зоне слышимости самого заинтересованного лица. Только дети игнорируют это ограничение; безо всяких колебаний они угрожают друг другу возможностью смерти и заходят даже так далеко, что ведут себя таким образом с теми, кого они любят… Цивилизованный взрослый едва ли может даже лелеять мысль о смерти другого, не сочтя себя жестоким или бессердечным» [159] . Таким образом, в описанном Гриффитсом вытеснении ребенок проявлял признаки зрелости. Мы, как и Гриффите, обнаружили, что при актуальной смерти в семье ребенок не мог включать смерть в свои фантазии. Было замечено, однако, что при этом ребенок не выказывал нежелания говорить об этом событии. Также оно влияло на характер его фантазий, как будет показано ниже.
Психиатр Линдеман утверждал, что почти у всех взрослых американцев, понесших тяжелую утрату, на период, зачастую достигающий шести недель, ухудшается функционирование [160] . (Мы не хотим сказать, что этот феномен распространяется только на американцев.) Границу между патологическим и непатологическим гореванием провести трудно. Если психика горюющего принимает крайние меры, чтобы избежать болезненных переживаний, связанных с утратой, это может быть патологическим симптомом. Одна из таких наиболее поразительных мер – избирательное забывание. Образ умершего исчезает из сознания или возвращается только в сновидениях, а во время бодрствования вспоминается лишь с огромным сопротивлением. Эта патологическая реакция диаметрально противоположна поведению, наблюдаемому у детей, испытавших утрату, при контакте с посторонними. Память утраты остается на переднем крае сознания, и в ходе серьезной беседы они с готовностью говорят о ней благожелательному взрослому. Однако фантазии о смерти покойного оказываются блокированы. Некоторые формы поведения в связи с утратой не могут сами по себе рассматриваться как аномальные в детстве, но указывают на патологические тенденции у взрослого. Они будут проиллюстрированы ниже в связи с детскими фантазиями.
В работе, озаглавленной «Печаль и меланхолия» [161] , Фрейд рассмотрел горе и как нормальный, и как патологический процесс. (В настоящее время англоязычные психиатры обычно вместо «меланхолии» используют термин «депрессия».) Он охарактеризовал горе как реакцию на потерю любимого объекта. Патологическую форму горя он обусловливал смесью ненависти и любви, то есть амбивалентностью отношения. Отличительные черты патологического состояния – снижение самоуважения; самообвинения, иногда выливающиеся в бредовое ожидание наказания; бессонница; самонаказание, – например, отказ от пищи, а в крайней форме – самоубийство. Фрейд различал две формы протекания меланхолии, которые соответствуют двум главным видам депрессии в теперешней системе диагностики. При одной из них болезнь, если не заканчивается самоуничтожением, может быть приведена к ремиссии, подобно нормальному горю; при другой происходит чередование депрессивного состояния с более нормальным либо с манией, характеризующейся избыточным расходом энергии и видимой жизнерадостностью. В ходе нормального горевания воспоминания и надежды, связанные с утраченным объектом, поначалу гиперкатектируются (то есть наполняются непомерными эмоциями), а затем как бы опустошаются, лишаются эмоциональности. Фрейд считал, что в норме ничто не препятствует движению этих процессов через предсознательное в сознание, но при патологическом горевании амбивалентность приводит к вытеснению, и доступ в сознание в результате блокируется. Ненависть, которая прежде разъедала любовное отношение к объекту, должна быть скрыта от «я»; фиксация на объекте была слишком сильна, чтобы отказаться от отношений. Любовь прекратилась, но идентификация «я» с объектом остается. После смерти объекта эротический катексис, трансформированный в первичный нарциссизм, вызывает диссоциацию. Вытесненная ненависть к объекту теперь направлена на идентифицированную с объектом часть «я».
