Лариса Суркова - Я просто мама. Идеи, советы и истории
Ну что же, уважаемые читатели, готовы к первому эпизоду в цикле «Как я опять стала мамой»? Я назвала его – «Так появилась Мария».
Глава 2
Так появилась Мария
31 декабря 1996 года мы поехали встречать Новый год к моим родителям. Тихо и мирно посидели, и в полпервого уже спали в своих кроватях. Утром 1 января я проснулась около восьми и, как нормальная беременная, пошла в туалет. Там я увидела у себя коричневые выделения, и со мной приключилась истерика, которую подхватили все остальные члены моей семьи. Видимо, о том, что такое роды и откуда берутся дети, никто из нас не знал (сейчас-то я умная и понимаю, что это мог быть кусочек пробки). В то утро меня ничего не беспокоило и не болело. Но я знала, что впереди еще два месяца – шла 33-я неделя беременности… Первыми разум обрели мужчины. Муж вызвал «Скорую». Когда она приехала, врач посмотрел на всё наше семейство, как на умалишённых, но решил от всех защититься, заявив, что он не гинеколог и надо бы везти меня в роддом.
Папа задействовал все свои связи, и меня повезли в роддом при ЦКБ. Напомню, что прошло почти девятнадцать лет и, наверное, сейчас все иначе… А тогда было вот как: персонал вовсю отмечал Новый год. Меня положили в палату за очень большие деньги. Поставили капельницу – на вопрос, с чем она, медсестра не смогла ответить, потому что, повторюсь, в больнице отмечали Новый год. Мне было очень страшно, я тихонько плакала в подушку. Так в слезах и уснула.
Я проснулась в шесть утра, встала с кровати и поняла, что у меня тянет спину. Подошла к медсестре и говорю: «У меня, наверное, почки?» – «Пойдём посмотрим твои почки». И вдруг слышу: «Раскрытие – четыре сантиметра. Рожаем!» Я с трудом включила мозг: «Как рожаем? Она же маленькая! Она выживет?» Ответ «как повезёт» до сих пор стоит в ушах. Я не помню, как выглядела медсестра, которая сказала эти ужасные слова, не знаю, как её звали, но этот ответ отнял у меня пару лет жизни.
Мне предложили позвать на роды мужа, но это стоило двести долларов сверх контракта. Пока он приехал, меня «колбасило»: я тихонько выла, просила санитарку сказать, что можно сделать, чтобы помочь ребенку. Мне было велено не выпендриваться, лежать и не орать (кстати, всех своих детей я родила молча: орать всегда было неудобно). Приехал муж, дал всем денег (в руки). Они оживились, вкололи эпидуралку, поменяли простыни и показали, как надо тужиться. Одна мысль била мне в голову: «Только живая, умоляю, только живая». Пишу и рыдаю.
В 12.45 2 января 1997 года я услышала её крик. Ничего лучше я в жизни не слышала. «Дышит, 7/8 Апгар, 2650 г, 47 см». Дочку уложили в кювез и увезли. Это сейчас я знаю, что внутриутробный срок 36–37 недель у моих детей – это особенности моего организма. На этом сроке они доношенные и зрелые. Во время празднования Рождества медсестра покаялась, что терапия была не сохраняющая, а стимулирующая… Новый год, мол, извини.
Слава богу, на пятый день мою девочку отдали мне. На седьмой день меня стала бить дрожь, и я еле доползла до поста медсестры, где и рухнула, – температура под сорок. Ребёнка забрали, мне что-то вкололи, я вырубилась и пришла в себя через сутки. В выписной карте об этом эпизоде ничего не сказано.
На десятый день нас отпустили домой. Никаких разговоров о важности грудного вскармливания, да и вообще никаких разговоров со мной не вели. А мне было всё равно. В голове пульсировала только одна мысль: «Жива!» Домой я бежала с мыслью, что никогда больше сюда не вернусь.
Это были самые дорогие и самые ужасные роды в моей жизни, а также самая страшная страница #дневникапростомамы. Дальше будет веселее! И как же здорово, что моему сокровищу скоро девятнадцать.
Глава 3
Первый ребёнок
Годы после рождения первого ребёнка – самый сложный этап в моей жизни. Я искренне понимаю тех мам, которым очень тяжело с одним ребёнком. И абсолютно честна, когда говорю, что чем больше детей, тем проще.
Итак, когда нас с Марусей выписали из роддома, мы поехали жить к моим родителям. Это было большим подспорьем, но в то же время безумно тяжело. Тогда я убедилась, что для долгого и счастливого брака надо жить отдельно от родителей.
Марусю выписали с потерей веса (тогда мне никто не сказал, что это норма). Врач из поликлиники воскликнул: «Какое грудное молоко?! Ваш ребёнок на грани выживания! Срочно смесь!» Собственно, тогда и был нарушен процесс грудного вскармливания, которое мы с горем пополам дотянули до шести месяцев. Знаете, я избегаю поднимать острые темы в своем блоге. Но сейчас, читая страницы собственного дневника, говорю: какая я была дура!
Милые, дорогие мамы! Учитесь на моем примере и старайтесь кормить грудью. Не «боритесь», а именно старайтесь. От борьбы добра не будет. Но если вы захотите, то сможете кормить ребёнка грудью. Сейчас много чудесных специалистов, которые вам помогут. Двоих детей я кормила грудью короткий срок, а двоих – больше года. Поверьте, разница есть, и она – в здоровье. Безусловно, это мой личный опыт, и я не имею права вас заставлять. Не будем спорить.
Но вернёмся на девятнадцать лет назад. Тогда меня переклинило! Возник безумный страх, что ребёнок голодает и худеет. Я взвешивала дочь до и после кормления (и только спустя много лет поняла, какой это был стресс для меня). Я её бесконечно кормила: грудь – смесь, смесь – грудь. К тому же прикорм тогда вводили в четыре недели, начиная с яблочного сока, а к четырём месяцам ребёнку уже давали мясо. Конечно, ничего хорошего для детского здоровья в этом нет. Такая схема прикорма была связана с тем, что в СССР детей отдавали в ясли в три-четыре месяца, ведь матери должны были работать. Конечно, люди, которые выросли на этой схеме, не самые здоровые; особенно это касается их ЖКТ. Но я была мало вменяема. Одни и те же мысли терзали меня каждый день: «маленькая, худая, не выживет». И в результате Маша набирала по два кило в месяц. В год ребёнок весил 16 кг. Когда я пересматриваю видео того периода и вижу неподвижного ребёнка в огромных складках, мне становится страшно за собственный уровень умственного развития. Хорошо, что я знаю, что из этого «сумоиста» выросла умная, красивая, развитая Маруся. Но главный вывод – здоровье ребёнка измеряется не в килограммах!
Я не уходила в академический отпуск: бегала на занятия, занималась дома, сдавала сессии. Именно тогда я изучала возрастную и педагогическую психологию. Под влиянием этих чудесных наук, книг, наших преподавателей мои приоритеты стали меняться. Не зря говорят, что люди поступают на психфак прежде всего для решения своих проблем. Я продолжаю находить подтверждение этому на каждом этапе своей профессиональной жизни.
Глава 4
Растём и развиваемся
Первая дочь родилась так давно, что всё в мире было иначе. 1996–1997 годы – это интересное время. Всё очень быстро менялось. Во время моей беременности мама покупала приданое для малышки «с рук», в переходе около «Детского мира» на Лубянке, но через полгода уже стали открываться детские магазины, а если были деньги, то и «Березки» были доступны. Маруся росла уже в непромокаемых подгузниках.
Менялся и подход к воспитанию. Благодаря обучению на психфаке я узнавала о методиках раннего развития. Но к развитию Маши мы подходили скорее интуитивно. На самом деле (ведь мне было девятнадцать) я относилась к ребёнку «как к человеку». Конечно, было много нежности. Мы возили Машу по гостям, а иногда и на лекции в университет. Гуляя по парку, я давала ей листики и палочки, мы трогали песок и лужи. Она ползала по полу вместе с собакой и котом – я только следила, чтобы дочь не влезла туда, где опасно.
Мы много читали, рисовали; ребёнок мог свободно познавать пространство. Несмотря на недоношенность, она быстро развивалась. Хвала нашему неврологу, который велел «не прятать ребёнка от жизни», а в семь месяцев велел везти дочь на море для развития моторики. Поясню: тогда педиатры настаивали, что ребёнок до трёх лет должен отдыхать «только в своей климатической зоне». За две недели на море Маша начала вставать, ползать на четвереньках и ходить с опорой на коляску. А ещё нас познакомили с чудесным врачом-педиатром – ему было 87 лет, но он практиковал. До сих пор помню его мудрые слова: «Деточка, никогда не делай из ребёнка больную! Настаивай на том, что она здорова, тогда и она в это поверит». Он же велел прививать дочь импортными вакцинами и не жалеть на это денег. Тогда это было большой редкостью. В роддоме никто не спрашивал – просто кололи, и всё. Я, страшась потерять ребёнка, прививала Машу от всего на свете, но только импортными вакцинами. Потом, с появлением других детей, моё отношение к прививкам стало меняться.
Маша много болела. Но я всегда помнила это наставление – «не делать из ребёнка больного». Особенно когда узнала о психосоматике. С этим и живу уже девятнадцать лет материнства. Ребёнок заболел – значит, лечить, ухаживать, но не кидаться в страстное сожаление и страдание. Именно это закрепляется в психике ребёнка как сигнал: «я болею, и меня в это время любят». Тогда болезнь становится бесконечной. Все должно быть в меру! Проявлять любовь к ребёнку надо всегда, а не только во время его болезни.
