Андрей Курпатов - 5 наболевших вопросов. Психология большого города
– Ну, виданное ли это дело в начале 80-х, чтобы значительная часть пятнадцатилетних мальчиков и девочек вела более-менее регулярную половую жизнь? Советские подростки в этом возрасте вообще слабо себе представляли, каким образом детей делают. Они смущались от невинного поцелуя в щеку и думали, что дружба – это основа основ межполовых отношений. Современные подростки в лучшем случае задаются вопросом о том, как бы предотвратить нежелательную беременность.
Может быть, еще какой-нибудь факт? Например, такой: каждый третий современный старшеклассник в Ленинградской области пробовал или регулярно употребляет наркотики. А помните, чем был наркотик в «колыбели трех революций» лет 20 назад? Скорее всего, не помните, потому что особенно нечего помнить. Почему такое легкое отношение к подчас совсем не «легким» наркотикам? А потому что нет понимания ценности собственной жизни, нет ощущения ответственности перед другими. Думаю, Фрейд пережил бы тяжелое потрясение, узнав, что «принцип реальности» настолько непрочен – достаточно убрать иерархическую структуру общества – и все, приехали.
Или вот еще одна небольшая деталь, так сказать, штрихи к портрету. Чем было прежде образование для молодого человека? Обязательное, ответственное, очень важное дело. От факта получения или неполучения вузовского диплома зависела вся будущая жизнь советского гражданина. А что теперь? Теперь подросткам хорошо известно следующее: во-первых, любой диплом можно купить и учиться для этого совершенно не обязательно; во-вторых, чтобы получать хорошие деньги, на самом деле ни диплома, ни образования не требуется. Зачем в таком случае вообще учиться? Какой смысл переживать из-за оценок и несданных экзаменов?
Нам раньше стыдно было писать с ошибками. А сейчас настолько чудовищное падение грамотности, что в приемных комиссиях вузов преподаватели даже не знают, как и реагировать, когда в слове из трех букв абитуриент умудряется сделать четыре ошибки. Вы почитайте посты в Интернете… Хотя бы вот «живые журналы» «доктора Курпатова», которые ведут от моего имени какие-то сумасшедшие. Ну ни одного предложения без орфографической ошибки. И главное, никого это не смущает – ни то, что они под чужим именем врут всем, что они «доктор», ни то, что пишут, словно это третий класс школы для умственно отсталых. А эта культура – «красафчегов»… Мне кажется, ее специально выдумали, чтобы уже вообще ни о какой орфографии никто даже не задумывался – мол, чего даром напрягаться? Как слышится, так и пишется: «медвед», «адцкий сотона», «афтор жжот», «пасибики» и так далее.Да, уже практически полностью сложился этот странный кривой полурусский полуязык – язык печатного и непечатного общения на интернет-форумах, в sms-переписке. Иногда, конечно, довольно забавные и «говорящие» получаются искажения слов, но в целом… не могу спокойно читать это безобразие, бросаю на пятой строчке – безграмотность глаза мозолит. Как сказали бы в таком случае «носители языка» – «ниасилил»…
– О чем это говорит? Современные подростки абсолютно не обеспокоены тем фактом, что кто-то будет оценивать их незаурядное творчество. Мы всю жизнь прожили с ужасом: «А что люди скажут?..», а здесь – «афтор жжот», и «прэкрасно»! Нет ни верха, ни низа, ни «права», ни «лева» – вот и результат: молодые люди по своей внутренней организации подобны крупному млекопитающему, у которого есть все, кроме скелета. Вроде бы необходимые «детали» на месте – и голова есть, и туловище, и лапы, а вот костяка нет, и движение потому невозможно.
Почему нет костяка, скелета? Потому что структура рождается только в процессе сопротивления внешним факторам. Это непременное условие. С одной стороны, сопротивление позволяет тренироваться. Вы не нарастите мускулы, не тренируясь, а тренировка вне сопротивления внешней среды – чистой воды профанация. С другой стороны, сопротивление усиливает желание и одновременно с этим заставляет нас искать новые пути, новые формы, новые возможности его осуществления. Решая вопрос – «как добиться желаемого при наличии внешних ограничений?», мы развиваемся, становимся сложнее, изобретательнее, а сталкиваясь с непреодолимым препятствием – глубже и тоньше. Иначе просто ничего не получится. Сопротивление – залог прогресса.
Но если сексуальная потребность может быть удовлетворена, едва обозначившись, по первому требованию, и никаких тебе тут ни физических, ни моральных ограничений? Это что ж с человеком-то станется? Ни тебе терзаний внутренних, ни тебе мучений сердечных. Никакого развития! «Вы хороши собой, я чертовски привлекателен – что нам даром время тянуть?» Живенько так, в ритме вальса… А не хочешь, так я другую найду – невелика хитрость.
«Я к вам пишу, чего же боле, что я могу еще сказать…» – сложно представить себе, какую огромную внутреннюю работу должна была проделать пушкинская Татьяна, чтобы, преступив все писаные и неписаные нормы своего времени, обратиться напрямую к предмету своей страсти. Чтобы девушка первой написала мужчине, раскрылась ему в своих чувствах – это же, боже мой, какой чудовищный моветон для XIX века! Татьяна на позор идет ради любви! Вся горит, стенает и мучается, но идет, совершает поступок. Для нас это, конечно, анахронизм чистой воды – мол, если любишь, говори прямо и не вводи в заблуждение. Но для своего времени – это же ужас какой внутренний подвиг!
А Данте, который всю жизнь сублимирует свою страсть к Беатриче! Борется с собой, трансформирует свое физическое влечение к женщине в духовное служение ей, обожествляет объект своей страсти и таким образом окончательно и бесповоротно запрещает себе всякую «похоть». И каковы результаты этой внутренней работы? Кроме очевидного для самого Данте внутреннего самосовершенствования, очевидная всем нам «Божественная комедия» – одно из величайших произведений мировой литературы.
Вы только представьте себе, что у Данте были бы нравы современного гражданина… Он бы подошел к милой девушке и предложил бы ей встретиться вечером на сеновале. Вся «Комедия» этим бы и окончилась. Но Данте испытывает это внутреннее препятствие, осуждает плотские утехи (тем, кто предался чувственной страсти, в дантовском аду отводится отдельный «круг») и превращает любовь в творческую силу: «О божество любви, в тебе начало. // Когда б тебя не стало, // Благих бы помыслов не знали мы: // Нельзя, картину разлучив со светом, // Среди кромешной тьмы // Искусством восхищаться или цветом».Ну вот, Андрей призвал меня представить себе Данте, а в голову полезли совершенно другие мысли и образы. Я вспомнила об издержках бесполо-романтических идей о женщине и представила себе типаж «ботаника», сублимирующего ВСЮ свою сексуальную энергию в «души прекрасные порывы». К великому, надобно заметить, неудовольствию дамы его сердца… Андрей, кажется, тоже заметил, что мое лицо посетило скептическое выражение, и сделал существенную оговорку.
– Разумеется, доктор в своем уме и не предлагает ввести подобные ограничения в структуру повседневной практики гражданина РФ, тем более что это и невозможно… Просто это два экстремума – с одной стороны, полная доступность, полная свобода в осуществлении своих сексуальных желаний, а с другой – абсолютное ограничение. В одном случае – «Божественная комедия», а в другом – «муси-пуси» и «джага-джага». Мы не можем не отдавать себе в этом отчета. И мы не можем не признать, что в отсутствие внутренних ограничений (интроецированных, разумеется, субъектом из внешней социальной среды) человек уплощается. Оговорюсь: интроекция – это когда мы неосознанно перенимаем из внешнего мира некие установки, и они становятся нашими , то есть мы внешнее и чуждое неосознанно делаем своим . А молодому поколению интроецировать было нечего, да и не у кого, потому как авторитеты отсутствовали, те же, что появились, как раз «джагу-джагу» и пропагандировали.
С одной стороны, я как психотерапевт прекрасно понимаю, насколько трагичными могут быть подобные внутренние ограничения. Особенно если они превращаются в болезненные психологические «комплексы», в неадекватные предрассудки и болезненные «принципы». Более того, я с ними борюсь регулярно – в каждом отдельном случае, если они есть и когда это необходимо. Но, с другой стороны, я не могу не признать и того очевидного факта, что отсутствие этих ограничений (а зачастую не столько отсутствие, сколько их неструктурированность) приводит к некому выхолащиванию или недоиспользованию душевных возможностей человека.
Наконец, амбиции. Это то, что, в свою очередь, могло бы позволить человеку развиваться, усложнять себя, становиться глубже или, по крайней мере, разностороннее. Но амбиции хороши при наличии трудолюбия, готовности терпеть неудачи и умении стойко переносить поражения, при желании работать и ждать, не рассчитывая на немедленный результат от вложенных усилий. Если же этого нет, если в мозгу амбиции и ничего больше, то толку от них никакого, напротив – вред один. В общем, тут без комментариев…
