Екатерина Кронгауз - Я плохая мать? И 33 других вопроса, которые портят жизнь родителям
Глава 12
Как выбирать ему друзей?
Гадость завораживает. Грубость завораживает. Пошлость завораживает. Завораживает опасность. Вообще все нехорошее завораживает, особенно если ты хороший домашний ребенок. Меня завораживал мальчик Митя во втором классе. У него были вечно обветренные губы, он рассказывал про брата в Мексике, ругался матом, на каждой перемене залезал в заброшенный дом во дворе школы, покупал жвачку, а еще плевался струйкой как бог. Может, он даже курил; ну, или это мое воображение дорисовывает ему пороки для полноты образа. В общем, мы начали дружить, и как-то – слово за слово – это уже я покупала ему жвачку на ворованные у родителей деньги, а он за это учил меня ругаться матом и плеваться струйкой.
Потом его выгнали из школы, а меня завораживали одноклассница, рано начавшая жить половой жизнью, мальчик, который много дрался и ненавидел свою маму, две девочки из неблагополучного района, у которых друзья то попадали в тюрьму за наркотики, то кончали жизнь самоубийством, то удалбывались до беспамятства. Во взрослом состоянии я немножко повлюблялась в эгоистов и негодяев и, стоит признать, довольно легко отделалась. Не ругаюсь матом, не пробовала страшных наркотиков, не подсела даже на нестрашные, не забеременела в шестнадцать, струйкой плеваться не научилась, так что и не плююсь. Мне кажется, что я разбираюсь в людях – по крайней мере, мне не приходилось в них разочаровываться, друзья не оказывались предателями, возлюбленные не посылали меня однажды утром матом и не обкрадывали, никто не оборачивался ко мне неожиданной стороной. Естественно, этого же я хочу для своих детей.
Можно сколько угодно бороться за гражданское толерантное взрослое общество, но всему есть границы. И границы толерантности проходят примерно по границам собственной семьи.
Мне до некоторой толерантной степени все равно, с кем будут жить или дружить Лева и Яша. То есть все равно, пока мне нравится человек. А если он мне не нравится, я не посмотрю на его пол, общепринятую сексуальность (какой бы она на тот момент ни была), подходящий возраст и рост, неограниченные физические возможности и близкую национальность. И сделаю все, чтобы этого кого-то рядом с моими детьми не стояло.
Как часто бывает с волнующими меня вопросами, этот немножко преждевременный. Пока я полностью и всецело контролирую Левины и тем более Яшины социальные связи. Но рано или поздно это изменится и случится то, чего я боюсь. Им понравится кто-то, кто не понравится мне. И я говорю не о простом “не понравится”, а о серьезном чувстве. О страхе, что их увлеченность каким-то несимпатичным человеком угрожает подпортить их душу, характер, привычки, воспитание, интересы.
Вот, например, история моей сестры и ее старшего восьмилетнего сына, хорошего, умного, тонкого, нежного домашнего мальчика. Летом на даче, на детской площадке, у Темы появился друг Денис. Ну, Денис как Денис, обычный дачный друг, заезжал на велосипеде в гости, немножко простоватый, матом не ругался, но иногда сестре все-таки приходилось ему объяснять, что в ее доме так не разговаривают. Потом Денис стал отказываться убирать игрушки после того, как они с Темой разносили их по всему участку, пришлось еще раз объяснять, как ведут себя в этом доме. Денис на это только разводил руками и говорил, что, когда его мама просит что-то убрать, он просто включает телевизор погромче. Свои разбитые коленки Денис тоже почему-то приходил лечить в дом моей сестры. В общем, сестре моей Денис не нравился, но из тонких, нежных соображений, что это первый самостоятельно выбранный Темой друг, она ничего по этому поводу не предпринимала. К середине лета появилась Вика. Ее Денис тоже привел к моей сестре лечить разбитую коленку. Вика уже совсем не понравилась моей сестре. Но и тут она смолчала. Пока однажды ее тонкий, нежный, интеллигентный, воспитанный восьмилетний сын не пришел к ней после прогулки с друзьями и не сказал: “Мам, дай сотку!” Все в этой фразе не умещалось в голове моей сестры, но поскольку со всеми этими проблемами и друзьями она сталкивалась впервые, она ничего не сказала, а спросила только: “Зачем?” – “Мы идем в магазин”, – сказал Тема и получил свою злосчастную “сотку”. Вернулся Тема из магазина с сухариками. “А где же сдача?” – спросила сестра. “Они ее забрали”, – сказал Тема. “А кто попросил тебя взять у меня денег?” – спросила сестра. Они еще немножко поговорили о том, что Денис с Викой поступили нехорошо. В какой-то момент Тема решил, что больше не хочет об этом разговаривать. “Я понял, – сказал он. – Они специально попросили меня, чтобы забрать сдачу”. И всем стало больно.
После этой истории Вика пропала навсегда, а Денис, с которым моя сестра поговорила, перевел все стрелки на Вику и тоже стал появляться все реже и реже, потом и вовсе исчез и теперь не здоровается при встрече.
В наше непростое время почему-то не принято запрещать детям что-то в открытую. Якобы таким образом несовременные родители лишают детей свободы, теряют контакт, близкие отношения и доверие, подталкивают детей к протесту и все прочее. Нельзя запрещать им жениться на дуре, бросать школу, дружить с наркоманами. В наше время принято манипулировать детьми тоньше.
Я знаю только одну историю успешного манипулирования, но она скорее похожа на анекдот про еврейскую маму. Одна женщина так волновалась, что ее сын все время влюбляется в каких-то дур, а ее не слушает, что выбрала для себя более тонкую стратегию. Она с радостью встречала всех его девушек, кормила их, интересовалась их жизнью. Когда они уходили – она очень хвалила их сыну: очень, говорила она, хорошая девушка, и симпатичная такая, даже почти незаметно, что ноги кривые (попа толстая / лоб прыщавый / смех громкий / шутки простоватые). И это работало идеально. Даже не помешало ее сыну удачно жениться в итоге.
Шутки шутками, но удержаться-то от этого невозможно. Ну а что ж – как я уже писала выше, умение манипулировать – это тоже искусство, и в общем, что скрывать, все всеми манипулируют, просто некоторые делают это тоньше и с большей любовью. Пусть это буду я.
Глава 13
Когда покупать айфон?
Моя семья идеально подходит для исследования влияния современных технологий на жизнь, быт и отношения. Муж сделал мне предложение по смс, я согласилась по смс, в первую брачную ночь мы считали лайки на смену статуса “Семейное положение” в фейсбуке (у меня было больше), фотографии наших детей появлялись у него в фейсбуке раньше, чем я сама успевала их разглядеть, наши дети научились пользоваться айфонами раньше, чем научились ходить, и каждое утро снимают на них домашнее видео, в чатах фейсбука и гмейла хранится история наших отношений, из фотографий инстаграма можно составить пятитомник “Намедни” о нашем быте за последние несколько лет. Мы ссоримся в чатах, в реальности – только миримся, едим, играем с детьми и занимаемся прочей ерундой. Ночью мы спим под пиканье и сияние уведомлений на телефоне из форсквера, инстаграма, фейсбука, скайпа и гмейла.
Я, конечно, считаю, что мой муж зависим, но, согласно всем правилам анонимных алкоголиков, мне уже давно пора посещать группу созависимых. И это при том, что нам обоим ограничивали в детстве время на компьютер – не больше часа в день. Я, конечно, ужасно переживаю и все время думаю написать в фейсбуке, что иногда вообще-то можно помолчать, я прошу мужа хоть на выходные выключать фейсбук, ужасно сержусь, когда он не может отложить телефон, даже играя с детьми. Я сама торчу в телефоне назло ему. Я грожу ему, что он останется с телефоном вдвоем и в старости тоже будет жить с телефоном, но это его совершенно не пугает. Мне иногда кажется, что его речь становится рудиментарной. Иногда я думаю, что мне удалось убежать от телефона и соцсетей, но муж дарит мне на Новый год айпад – и все начинается по новой.
Утро начинается с того, что Лева захватывает айфон и блаженно проводит за ним час, отдавая нам взамен час сна. Когда ему надоедает и все-таки приходится вставать, мы получаем телефон обратно. Утро начинается с чтения писем и новостей – мы оба работаем в интернете, работа никогда не заканчивается и никогда не начинается, даже если проверить почту на ночь – к утру обязательно обнаружится несколько новых важных писем. То же самое с новостями – газета выходит ежеминутно на новостных сайтах и фейсбук-лентах. Говорим ли мы друг другу “доброе утро”? Сложно сказать точно. Все, что не записано в истории чата, я помню нетвердо. Память вообще теперь устроена странно.
Ежеутренний ритуал: Лева рассматривает свои фотографии в айфоне и на компьютере. Они там с его рождения – он вспоминает, как он двухмесячный летел на самолете, как мы жили в другой квартире и он слушал музыку; его любимая история, как он плакал в другом самолете, потому что у него болел живот, – ему было полтора (на эту тему есть отдельное видео). Он помнит все, что происходило с ним с рождения, потому что айфон хранит по три фотографии на каждый его чих; его память смешалась с фотографиями, и я уже не могу отделить, что он помнит на самом деле, а что – только потому, что все время смотрит на это. Я даже не уверена, что это вообще можно отделить и что это имеет какое-то значение. Я переживаю, что каждый раз, когда происходит что-то прекрасное или знаменательное, рука тянется к айфону: вот он пошел, вот он рыдает, вот я красивая, вот они красивые и смешные, вот прекрасный закат, вот чужая свадьба, даже похороны хочется зафиксировать. Я боюсь: если все фиксировать не в голове, то что же останется в голове? И что есть теперь моя голова? Разве семейная память и история – это то же самое, что “Взгляд назад”, который фейсбук сделал в начале 2014 года (приложение на основании статистики и твоих же фотографий выдает тебе мини-фильм про главные события твоей жизни на фейсбуке за пять лет)? Хочется думать, что нет, не то же самое. Но я снова пересматриваю его и вижу: во-первых, эти пять лет и есть главные в моей жизни, во-вторых, это и есть самые главные события.
