Джефри Робинсон - Миллионеры в минусе, или как пустить состояние на ветер
Однако Брукс добавляет, что за последние несколько лет цены на старинные машины резко возросли, с ты пор как Юэль и «Кристис» проводили оценку коллекции.
«Спрос на люксовые марки автомобилей сильно возрос, и они теперь продаются по таким ценам, что и представить себе трудно. Машина стоимостью в миллион фунтов теперь уже не такая редкость, какую раньше человек мог за всю свою жизнь ни разу и не увидеть. Я все больше убеждаюсь в этом. А уж машины за миллион долларов можно увидеть чуть ли не на каждом шагу. Но как бы то ни было, поскольку некоторые модели „бугатти“ на свободном рынке стоят по миллиону фунтов, не трудно представить себе действительную стоимость всей коллекции Шлумпфов».
В начале восьмидесятых годов во Франции вышли две книги, посвященные братьям Шлумпф. Одна повествовала об их банкротстве. Вторая рассказывала об их коллекции.
Неудивительно, что Фриц Шлумпф имеет претензии к обеим.
Книга «Дело братьев Шлумпф» была написана двумя мюлузскими журналистами — Франсисом Лаффоном и Элизабет Ламбер. У нее имеется подзаголовок: «Тайны самого знаменитого музея в мире». Лаффон и Ламбер не скрывают своих симпатий к левым политическим движениям и весьма добродушно относятся к профсоюзам.
Вот что в частности они пишут: «Личная жизнь Фрица и Ганса была не такой, как у других людей. Она представляла собой странную смесь сверхмистического поклонения перед „дорогой мамочкой“ с театральными сценами, достойными дешевых водевилей. Эти старики, со своими стариковскими причудами, были ведомы вполне земными страстями. Они могут сердиться на вас, могут улыбаться вам, но пи то, ни другое не вызовет вашей симпатии».
Вот что на это отвечает Фриц: «Он (Лаффон) — заурядное ничтожество. Однажды он пришел в мой дом без галстука и я вышвырнул его вон. А он за моей спиной написал книгу обо мне и заработал на этом деньги».
Книга «Коллекция Шлумпфа. Гениальное безумство» представляет собой дорогой, роскошно иллюстрированный, большого формата том, который по сравнению с книгой Лаффона и Ламбер производит гораздо более благоприятное впечатление, главным образом потому, что текст в ней сведен к минимуму, а преобладают многочисленные фотографии автомобилей. Предисловие было написано Жаном Панаром… да-да, тем самым, из «Панар и Левассор»… который является президентом Французского автомобильного клуба и вице-президентом Ассоциации музеев. Прямо в тексте предисловия помещена его цветная фотография, на которой он улыбается, сидя за рулем принадлежащего музею двухместного гоночного «панар-левассора» 1908 года выпуска.
На это Фриц реагирует с особым раздражением: «Это моя машина, а он расселся в ней, как в своей собственной!»
Впрочем, почти все, что произошло с музеем, начиная с того дня, когда рабочие открыли «Народный музей» и тем более когда в 1982 году там был официально открыт «Национальный музей», вызывает раздражение Фрица.
«Когда они открывали музей, они разрезали красную ленточку прямо перед портретом моей матери. Они не имели нрава делать это в таком месте. Стыд и срам! Там были и профсоюзы. Пели свой „Интернационал“. И никто ничего не сказал. Ни один человек. Они украли мою коллекцию, которая сегодня стоила бы шестьсот миллионов франков, и еще позволяют себе распевать. Как бы я хотел надавать им всем хороших пинков под зад!»
С того самого дня в октябре 1976 года, когда они покинули Францию, Ганс, Фриц, его жена и дочь живут в Базеле. Первые шесть лет они занимали роскошные номера на верхнем этаже «Трех королей» — одной из самых престижных гостиниц Швейцарии. Потом каждый из братьев купил себе квартиру. Сейчас Фриц с женой живут на верхнем этаже современного здания. В его квартире огромный балкон, комнаты заставлены антикварной мебелью, застелены персидскими коврами и завалены всякими безделушками, напоминающими о добром старом времени. Фриц и его жена не производят впечатления людей, обиженных на весь белый людей, но тем не менее они не преминут рассказать, что для того, чтобы вывезти свою собственную мебель из Франции в Швейцарию, им пришлось выкупить ее у ликвидаторов на открытом аукционе.
К сожалению, ни одна из машин его коллекции по решению суда не разрешена к аукционной продаже, и он не может надеяться выкупить их таким же способом. Возможно, это решение для того и принимались. На вопрос, есть ли у него сейчас какие-нибудь старинные автомобили, он нерешительно отвечает: «М-м-м-м-м… да». И сразу уводит разговор в сторону, явно не желая входить в подробности и обсуждать с первым встречным, какие у него есть машины и где он их держит. Гораздо более охотно он рассказывает о своих новых автомобилях.
«Моя жена ездит на „Мерседесе-190“, и у нас есть еще „Мерседес-500“. А у меня — „феррари теста росса“. Это самая лучшая машина в мире. Она может делать триста километров в час, и я гоняю на ней под двести. Почему бы и нет, ведь я еще достаточно молод».
Он утверждает, что еще достаточно молод, чтобы продолжать бороться.
Но он достаточно умудреп годами, чтобы сознавать, что легкой победы ожидать не приходится.
Когда музей (который и поныне расположен в здании фабрики, когда-то принадлежавшей компании Шлумпфов «ХКС») был занят рабочими, то они обнаружили бухгалтерские книги и счета, с помощью которых, по их утверждениям, могли неопровержимо доказать, что братья Шлумпф растрачивали капиталы «ХКС» на содержание музея. В частности, там были найдены счета, указывавшие, что компания оплатила болыпуй часть расходов по реставрации коллекции. Суд первой инстанции вынес решение в пользу коллектива рабочих, которое поддержал и апелляционный суд в Кольмаре. В решении отмечалось, что компания «ХКС» являлась «только вывеской», использовавшейся как прикрытие при определенных сделках, приносивших компании 6% комиссионных. И именно из этих денег производилось финансирование музея.
«Большая часть старинных автомобилей, так же как и уличные фонари, светильники и прочее оборудование было приобретено братьями Шлумпф непосредственно через „ХКС“.
Суд также счел, что братья Шлумпф жили не по средствам.
«Обвиняемые, несмотря на свой преклонный возраст, эксплуатировали свои компании, что является недопустимым, поскольку это приносило им все большую личную выгоду и позволяло вести роскошный образа жизни, никак не соответствовавший их реальным доходам».
Фриц возражает: «Ни одна из тех сделок не была секретной. Все они, будь то сделки через посредников или через французские банки, занесены в наши учетные книги. О каждой из них были поставлены в известность держатели акций всех моих компаний. Эти сделки обсуждались и голосовались на ежегодных собраниях пайщиков. Я отвечал за деятельность двадцати пяти компаний, и ни одна из них не использовала свои капиталы не по назначению. Эти компании принадлежали мне, и я на все сто процентов контролировал их работу. Никто из держателей акций не имел и не мог иметь никаких претензий по поводу расходования фондов».
При этом он уверяет, что люди, которые высказывали претензии, были не акционерами, а членами комитета сотрудников. И поэтому их пи в коей мере не касалось, как он управляет своими компаниями.
«Мы работали по двум основным направлениям. В промышленный сектор входили мои текстильные концерны. А в другой сектор — развлекательный — принадлежащая нам гостиница, мой музей и моя коллекция. Я приобрел большую часть моей коллекции до 1973 года, главным образом между 1961 и 1969 годами. Неприятности у нашей компании, как, впрочем, и у многих других, начались в 1974 году. Но эти две вещи никак не были связаны друг с другом».
Но профсоюзы и французские судебные власти утверждают обратное и склонны полагать, что оба эти явления непосредственно связаны между собой. Они неоднократно заявляли о наличии документальных доказательств того, что деньги на коллекцию автомобилей братья брали отнюдь не из собственного кармана.
И снова Фриц возражает: «Судебные эксперты посчитали, что музей стоит двадцать шесть миллионов франков, из которых я лично заплатил только 845 тысяч. Это не только явная глупость, но и совершенно не соответствует действительности. Я могу доказать, что заплатил десять миллионов франков из моих собственных средств».
Но тут же он подстраховывается, добавляя: «А остальные шестнадцать миллионов были внесены в виде инвестиций компанией „ХКС“ в полном соответствии с законом и уставом компании».
Все эти капиталовложения, и в частности счет за реставрацию машин на 1,2 миллиона франков, оплаченный «ХКС», были списаны Шлумпфом как расходы на рекламу всей промышленной группы компаний.
«Одна страница в „Пари матч“ стоит сто тысяч франков в неделю. Но давать такую рекламу один раз бесполезно. Рекламу надо повторять. Чтобы информация дошла до покупателей, ее надо раз за разом вдалбливать в их головы. Так что можно считать, что на эти 1,2 миллиона франков мы купили место для рекламы в двенадцати выпусках „Пари матч“. А если при этом вспомнить, что мой музей посетило около миллиона туристов, то вы поймете, что эффект от такой рекламы был просто потрясающим».
