Фридрих Хайек - Сборник эссе - австрийская экономическая теория и идеал свободы
Это поднимает ряд важных вопросов, труднейшие из которых я могу затронуть лишь бегло. Менгер убежден, что при наблюдении действий другого человека мы располагаем такой способностью понимать значение этих действий, которой мы лишены по отношению к физическим явлениям. Это тесно связано с "субъективным" характером теорий, что означает, по крайней мере для последователей Менгера, что они основаны на нашей способности схватывать внутреннее значение наблюдаемых действий. Менгер использует термин "наблюдение" в значении, которого бы не приняли современные бихевиористы; он предполагает Verstehen ("понимание") в том смысле, который позднее был развит Максом Вебером. Мне представляется, что еще многое может быть сказано в защиту первоначальной позиции Менгера (и австрийской школы в целом) по этому вопросу. Но поскольку позднейшее развитие техники кривых безразличия, и в особенности подход, исходящий из "явных предпочтений", которые были разработаны, чтобы избежать обращения к такого рода интроспективному знанию, показали, что в принципе требуемые микроэкономической теорией гипотезы об индивидуальном поведении могут быть сформулированы независимо от этих психологических предпосылок, я оставляю этот вопрос в стороне и непосредственно перехожу к другой трудности, которая сопутствует всем формам методологического индивидуализма.
Дело, конечно же, в том, что если бы мы собирались вывести из нашего знания об индивидуальном поведении определенные предсказания об изменениях сложных структур, которые возникают из действий отдельных людей, нам бы потребовалось знание о поведении каждого имеющего отношение к делу отдельного человека. Менгер и его последователи определенно сознавали, что вся эта информация нам недоступна. Но они столь же определенно полагали, что обычное наблюдение дает нам достаточно полный перечень различных типов возможного индивидуального поведения, и даже вполне удовлетворительное знание о вероятности возникновения определенных типичных ситуаций. Они пытались показать, что эти известные элементы могут складываться только в определенные типы стабильных структур, и ни в какие другие. В этом смысле такого рода теории должны обладать способностью порождать фальсифицируемые (capable of falsification) предсказания о типах возможных в будущем структур. Конечно, эти предсказания могут относиться только к наличию определенных свойств у этих структур, или устанавливать возможные пределы для изменений этих структур, и, по видимому, не могут быть предсказаны конкретные события или изменения этих структур. Чтобы на основании такого рода микротеории получать предсказания конкретных событий нам следовало бы знать не только типы индивидуальных элементов, из которых составлены сложные структуры, но и определенные свойства каждого отдельного элемента, входящего в данную конкретную структуру. За пределами тех случаев, когда микроэкономическая теория может оперировать более или менее вероятными предположениями, ceteris paribus, она способна лишь на то, что я как-то назвал "модельным предсказанием" -- т.е. может предсказывать вид стуктуры, которая может сложиться из доступных элементов. Для большей части микроэкономической теории безусловно существует это ограничение способности предсказывать определенные события, и я уверен, что такое же ограничение существует для всех теорий, относящихся к явлениям, характеризующимся, по определению Уоррена Уивера, "организованной сложностью" (в отличие от явлений неорганизованной сложности, для которых информация об индивидуальных элементах может быть заменена знанием статистической вероятности появления определенных элементов). [Warren Weaver, "Science and Complexity", The Rockefeller Foundation Annual Report,1958 До этого опубликовано в American Scientist, vol. 36, 1948, pp. 536--544. Обсуждение природы "организованной сложности" см. у Herbert A. Simon, "The Architecture of Complexity", Proceedings of the American Philosophical Society, vol. 106, December 1962, pp. 467--482. -амер. изд.] Основную позицию здесь легко проиллюстрировать часто цитируемым утверждением Вильфредо Парето относительно ограниченной применимости системы уравнений, с помощью которых в школе Вальраса описывают состояние равновесия всей экономической системы. Он определенно заявляет, что эти системы уравнений "никоим образом не имеют целью вычисление действительных цен", и что было бы "абсурдным" предположение, что нам могут стать известны все определенные факты, от которых зависят эти конкретные величины [Vilfredo Pareto, Manuel d'economie politique, second edition (Paris: M. Giard, 1927), p. 223].
Мне кажется, что Карл Менгер вполне осознавал ограниченность прогностических возможностей созданной им теории и был при этом вполне удовлетворен результатом, поскольку чувствовал, что большего в этой области не достичь. На мой вкус, в скромности этого стремления, ограничивающего себя намерением выявить лишь некоторый коридор, в котором окажутся цены, и не пытающегося вычислить их точные значения, есть некий освежающий реализм. Мне даже представляется, что отвращение Менгера к математике было направлено против претензий на точность предсказаний -- Б.П., которую он считал недостижимой. С этим связано и отсутствие в работах Менгера концепции общего равновесия. Если бы он продолжил свою работу, то, возможно, стало бы еще яснее, чем это выражено во вводной части (т.е. в Grundsatze), что он стремился не к теории статического равновесия, но, скорее, к развитию инструментов того, что мы теперь называем анализом процессов (process analysis). В этом отношении его работа, да и все труды австрийской школы, очень сильно отличаются от даваемой Вальрасом грандиозной картины экономической системы. Мне представляется, что отмеченное выше ограничение предсказательных возможностей характерно для всей микроэкономической теории, развитой на основе анализа предельной полезности. В конечном счете, именно желание достичь большего повело к росту неудовлетворенности этой разновидностью микротеории и к попыткам заменить ее теорией другого вида.
Прежде чем обратиться к реакции против того типа теории, для которой образцом были работы Менгера, я должен сказать несколько слов о том, как именно воздействовал авторитет Менгера в период наибольшего его влияния. Хотя книгу Grundsatze прочитали сравнительно небольшое число людей, немного найдется других книг, оказавшихся столь же влиятельными. Воздействие книги было преимущественно косвенным; она приобрела значимость только по прошествии значительного времени. Хотя обычной датой маржиналистской революции считается время публикации книг Джевонса и Менгера, напрасно в следующие десять лет искать в литературе признаков их воздействия. О книге Менгера известно, что в самом начале у нее было всего несколько внимательных читателей, среди которых были не только Евгений Б°м-Баверк и Фридрих фон Визер, но и Альфред Маршалл; но сравнительно широкое обсуждение этих идей началось только после того, как в середине 80-х годов были опубликованы книги Визера и Б°м-Баверка. Только после этого мы имеем возможность наблюдать действительное распространение маржиналистской революции. И в этот период читали их работы, но не книгу Менгера. Именно их работы были вскоре переведены на английский, а книге Менгера пришлось ждать этого еще восемьдесят лет. На полях принадлежавшего Альфреду Маршаллу экземпляра Grundsatze, который сохранился в его библиотеке в Кембридже, сохранились детальные замечания, воспроизводящие развитие основных аргументов. Мне кажется, что они были написаны самим Маршаллом.
Может быть, именно эта вялая реакция на публикацию его книги побудила Менгера оставить теоретические разработки и обратиться к защите теоретического подхода в общественных науках. Когда он начал работать над своей второй книгой -Исследование метода (Untersuchungen uber die Methoden der Sozialwissenschaften) -- которая вышла в свет в 1883 году, ему должно было казаться, что его первая книга прошла совершенно незамеченной; и не потому, что ее сочли ошибочной, но просто в силу того, что экономисты его времени, по крайней мере в немецко-говорящем мире, продолжали считать экономическую теорию делом никчемным и малозначащим. Совершенно естественно, хотя, пожалуй, и жаль, что Менгеру в этой ситуации представлялось более важным делом не продолжать развитие своей теории, но утвердить важность теоретического подхода в целом. В итоге дело развития и распространения его идей легло целиком на плечи его последователей, и нет никаких сомнений, что в течение полувека от середины 80-х до середины 30-х годов эти идеи, по крайней мере за пределами Британии, где господствовала школа Альфреда Маршалла, оказали наибольшее воздействие на развитие того, что не вполне правильно называют неоклассической экономической теорией. Об этом существует свидетельство Кнута Викселя, являющегося, видимо, наиболее компетентным судъей, поскольку он одинаково хорошо знал различные ветви маржиналистской теории, который в 1921 году в некрологе Карлу Менгеру писал, что "со времен Принципов Рикардо ни одна книга не оказала такого воздействия на развитие экономической теории, как Grundsatze Менгера" [Knut Wicksell, op.cit., p. 118].
