Павел Теплухин - Матрица Теплухина. До и после первого миллиона
Отлично помню важнейший для поступления экзамен – устную математику. Экзаменатор увидела на лацкане моего пиджака значок 2-й школы и сразу предложила: «Отвечать по билету тебе смысла нет, понятно, что ты все это знаешь. Давай так – я тебе задам задачу, ты ее решаешь и получаешь „пять“. Не решаешь – извини, „четыре“.
Я самонадеянно согласился на эти жесткие условия, хотя понимал, что «четыре» – это недобор по баллам и автоматический призыв в армию через два месяца. Эта перспектива меня совершенно не устраивала, поэтому я решил идти ва-банк.
Я понимал, что то, к чему я готовился, оказалось ненужным, а нужно теперь совсем иное – решить нестандартную задачу
И вот задают мне задачу, условия которой я помню вот уже четверть века: есть один отрезок, который представляет собой длину гипотенузы, и есть второй отрезок, который представляет сумму длин двух катетов. Требуется: с помощью циркуля и линейки построить заданный этими параметрами прямоугольный треугольник.
Я решал эту задачу четыре часа. За это время успели ответить на свои билеты сотни абитуриентов, преподаватели успели дважды сходить на перерыв, а я все сидел и бился над своим заданием. Я понимал, что то, к чему я готовился, оказалось ненужным, а нужно теперь совсем иное – решить нестандартную задачу, используя собственные мозги и сумму технологий из алгебры, геометрии, тригонометрии, которым нас учили в школе.
И я решил эту задачу. Это была моя первая, но не последняя серьезная победа в жизни – не столько над окружающим миром, сколько над самим собой.
Alma materЭкономика везде функционирует примерно по одним и тем же законам. Они помогают не только просчитать экономические процессы, но даже прогнозировать их. Я поступил на отделение экономической кибернетики – нового тогда направления в науке, перспективы которого в Советском Союзе были не очевидны.
Главным богатством нашего университета был преподавательский состав. Их имена до сих пор на слуху: Сергей Дубинин, будущий глава Центрального банка, а сейчас топ-менеджер РАО «ЕЭС России» читал курс международной экономики; Евгений Ясин – экономическую статистику; Леонид Григорьев знакомил с вопросами международной торговли; нынешний ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов читал историю экономической мысли; Гавриил Попов – экс-мэр Москвы – преподавал управление. Было много других выдающихся преподавателей. Большое везение – общаться с такими людьми.
Советский кандидатОсобенно ценным для меня всегда было общение с Евгением Ясиным – это, действительно, настоящий ученый, человек, отличающийся наличием собственной позиции, которая не всегда пребывает в русле «решений партии и правительства». Его идеи и предложения были небесспорны, но он умел их отстаивать, доказывать и бороться за них до конца.
Многие уже как-то подзабыли, что еще каких-то 20 лет назад в нашей стране налогов как таковых не существовало
Многие уже как-то подзабыли, что еще каких-то 20 лет назад в нашей стране существовали три формы собственности – личная (прежде всего, домашняя утварь), колхозно-кооперативная и общенародная (она же государственная). В этой системе налогов как таковых не существовало. В промышленности налоги заменяли так называемые нормативы отчислений. Из того, что оставалось на предприятии после таких отчислений, складывались фонды развития производства, оплаты труда и так далее. Очень сложно, болезненно чиновники и руководители предприятий меняли прежний, государственный менталитет, переходили к иным, фиксированным нормативам – прообразу налоговой системы. Авторство этих нормативов принадлежит именно Ясину. Первые налоги в новой России появились несколько позже, в 1991 году.
Кандидатская диссертация, над которой я работал под руководством Евгения Григорьевича, была посвящена как раз статистическому анализу поведения предприятий в условиях хозрасчета. Меня, прежде всего, интересовало, что является стимулом развития предприятий, повышения производительности труда, а что, напротив, мешает этому; какие нормативы отчислений эффективнее – прогрессивные, регрессивные, плоская шкала и так далее.
Я построил большую математическую модель, которая на основе базы данных 270 предприятий Министерства электротехнической промышленности СССР, представляла поведение предприятий в той или иной ситуации.
Сама тема выбранной работы косвенно подразумевала, что изменения в советской экономике необходимы, – ее эффективность не выдерживала никакой критики. Частная инициатива была жизненно необходима. Под нажимом обстоятельств партия и правительство разрешили некоторым трудовым коллективам брать предприятия в аренду с последующим правом выкупить его у государства и образовать «народное» предприятие. Это стало первой формой приватизации.
Частная инициатива была жизненно необходима
Конечно, если судить с сегодняшних позиций, это был «детский сад»: для крупных предприятий, формирующих костяк отечественной экономики, затея была бесперспективной. Однако для мелких, например, семейных предприятий, которым нет смысла становиться публичными структурами, это был один из возможных реальных механизмов перевода собственности из государственной в частную. Он и был реализован в дальнейшем при приватизации, когда сотрудники предприятия использовали право приоритетного выкупа его у государства по льготным ценам.
Диссертация стала стартом моей профессиональной карьеры. Мы тогда консультировали разбросанные по Союзу предприятия, желавшие воспользоваться новыми возможностями. Приезжали, исследовали предприятия, делали экономический, технический, бухгалтерский анализ. Так, в Эстонии мы приватизировали Таллинский морской торговый порт, в Дмитрове – фарфоровый завод, а в Казахстане – автоколонну. Самые разные предприятия в самых неожиданных местах.
Диссертация стала стартом моей профессиональной карьеры
Мой опыт приватизации в доприватизационный период, когда ее еще, по сути, не существовало, пригодился в создаваемом Егором Гайдаром Институте экономической политики. Как раз там готовились первые программы приватизации, анализировался международный опыт: польский, чешский, – все, что было накоплено в мировой практике приватизации к тому времени. Нашу лабораторию возглавлял Леонид Григорьев. Несмотря на все сложности и трудности – мы сидели в одной комнате, столов на всех не хватало, а компьютер и вовсе был один на всех, – это был исключительно творческий, энергичный коллектив. Судите сами, в нем работали: Константин Кагаловский, ставший в дальнейшем российским директором Международного валютного фонда, а затем перешедший в бизнес, Владимир Мащиц, который стал министром СНГ, Сергей Алексашенко, ставший затем зампредом ЦБ. Мне опять повезло, я вновь оказался на прорывном направлении.
Инвестиция в будущееОбучение в Лондонской школе экономики (London School of Economics) стало одним из поворотных событий, изменивших мою жизнь. Однако тогда, в 1991 году, я оказался в Лондоне достаточно случайным образом. В Институт экономической политики, где я тогда работал, в рамках научного обмена к Егору Гайдару приехал профессор Лондонской школы экономики и политических наук Ричард Лэйард (Richard Layard) – известный специалист по посткоммунистическим экономикам. Профессор попросил Егора Тимуровича организовать ему встречи с людьми, которые занимались в России внедрением экономических новаций. Среди прочих Гайдар порекомендовал и меня, но сразу встретится с Лэйардом я не смог, поскольку в это время находился в Алма-Ате. Я там осуществлял небольшой пилотный биржевой проект, и, когда мне сообщили о визите английского профессора в Москву и о его желании встретиться со мной, я только руками развел: с билетами тогда было очень непросто. Так что на общую встречу с профессором я не попал и был уверен, что уже не увижусь с этим, без иронии, светилом мировой экономики.
Но наша встреча все-таки состоялась. Я прилетел в Москву, как сейчас помню, – вечером в пятницу. Утром следующего дня, то есть в субботу, я, как всегда, отправился на работу, потому что мне интересно было работать, в том числе и в выходные дни. В выходные даже лучше, потому что компьютер был свободен.
Мне интересно было работать, в том числе и в выходные дни
В институте я, к своему немалому удивлению, застал профессора Лэйарда – он дождался меня, и мы проговорили несколько часов! Поговорить нам было о чем – мои проекты очень заинтересовали профессора, он, как я понимаю, разглядел в них рациональное зерно. Как бы там ни было, но в финале нашей беседы Ричард Лэйард пригласил меня в LSE – посмотреть, так сказать, воочию на кухню мировой экономики.
Сначала я отказался – мне было непонятно, что я буду делать в Лондоне со своим неполноценным английским и непонятной зарплатой в десять тысяч фунтов в год. Я не совсем понимал, хватит ли этих десяти тысяч на содержание меня и семьи. При этом в России я зарабатывал на тот момент не меньше двадцати тысяч рублей в месяц и точно знал, что это немало. Я не нашел ничего лучше, как сказать: «Знаете, профессор, у меня тут так все хорошо, куча идей, планов, много очень интересных научных, практических, консультационных проектов. Все прекрасно. Зачем мне куда-то ехать?»
