Эдвин Лефевр - Воспоминания биржевого спекулянта
Я отдыхал на курорте Экс-ле-Бен. Я заслужил свой отдых. Славно пожить в таком месте, имея кучу денег и массу знакомых, и все думают только об удовольствиях. А с этим в Эксе было без проблем. Уолл-стрит была настолько далеко, как будто ее и вовсе не было, а ни на одном курорте в Соединенных Штатах такого не почувствуешь. Никто вокруг не говорил об акциях. Мне не нужно было торговать. Моих денег могло бы хватить надолго, а к тому же я знал, что, вернувшись, смогу заработать намного больше, чем мне удастся истратить в Европе за лето.
Однажды я увидел в парижском выпуске «Гералд» сообщение из Нью-Йорка: компания «Смелтерс» объявила о выплате внеочередных дивидендов. Этим они сразу подняли цены на свои акции, а за ними сильно пошел вверх и весь рынок. Я сразу утратил спокойствие. Эта новость означала, что клика быков продолжает отчаянную борьбу с условиями рынка, что они не желают знать ни здравого смысла, ни простой честности; ведь им было известно, что надвигается, и с помощью таких ходов они пытались поднять рынок, чтобы успеть разгрузить акции до того, как ударит буря. Впрочем, возможно, что они, в отличие от меня, действительно не считали опасность настолько серьезной и близкой. Большие шишки с Уолл-стрит склонны уповать на авось не меньше, чем политиканы или неопытные биржевые игроки. Я так работать не могу. Для спекулянта такое отношение к делу – это конец. Опьянять себя надеждой! Такое, может быть, могут себе позволить только те, кто выпускает ценные бумаги или организует новые предприятия.
В любом случае я был твердо уверен, что на этом рынке медведей все попытки поднять курс обречены на провал. Только прочитав телеграммy, я понял: для душевного спокойствия мне придется выставить «Смелтерс» на продажу. Когда эти чертовы инсайдеры накануне паники на рынке денег задрали уровень дивидендов, они как бы на коленях попросили меня об этом. Это привело меня в такую же ярость, как бывало в детстве, когда кто-нибудь брал меня на «слабо». А мне было вовсе не слабо продать эти акции.
Я отправил по телеграфу несколько приказов о продаже акций «Смелтерс» и посоветовал моим нью-йоркским друзьям сделать так же. Когда получил брокерский отчет, то увидел, что они продали акции по цене на шесть пунктов ниже котировки, указанной в парижском выпуске «Гералд». В общем, ситуация была понятна.
Я собирался вернуться в Париж в конце месяца, а потом через три недели плыть в Нью-Иорк, но, когда телеграф принес мне брокерский отчет, я отправился в Париж тут же. Едва попав туда, я позвонил в пароходную контору и обнаружил, что назавтра в Нью-Йорк уходит быстроходный корабль. На нем я и поплыл.
Итак, я вернулся в Нью-Йорк на месяц раньше, чем предполагал сначала, потому что в мире не было лучше места, чтобы вести игру. Я располагал для внесения в качестве маржи более чем полумиллионом долларов. Я вернулся не потому, что был в медвежьем настроении, а потому, что был логичен.
Я продал еще этих акций. Чем меньше денег было на рынке, тем выше поднимались ставки по кредитам до востребования и тем ниже падали цены на акции. Я это предвидел. Сначала моя проницательность оказала мне дурную услугу, и я был разбит. Но теперь я был по-прежнему прав и одерживал верх. А настоящей радостью для меня было сознание, что как биржевик я, наконец, на верном пути. Мне еще многому предстояло научиться, но я знал, что делать. Никогда больше не заниматься мелочевкой, никогда не играть вслепую. Умение читать ленту было важной частью игры, и то же самое с умением начать вовремя и держаться стойко. Но главным открытием было то, что нужно изучать общие условия, оценивать их и предвидеть будущие возможности. Короче говоря, я понял, что деньги без труда не даются. Я больше не ставил вслепую и не занимался оттачиванием техники игры; теперь мне приносили успех тщательное изучение рынка и ясность мышления. Я также обнаружил, что никто не защищен от опасности дурацких ошибок. А за дурацкие ошибки положена и дурацкая плата, потому что податель денег всегда на посту и никогда не теряет конверта, предназначенного для тебя.
Наша контора заработала кучу денег. Мои собственные операции были настолько успешными, что о них начали говорить и, естественно, сильно преувеличивали. Мне приписывали заслугу быть первым, кто обрушил самые разные акции. Люди, которых я не знал в лицо, приходили и поздравляли меня. И всех восхищали деньги, которые я сделал на этом обвале рынка. Никто и не вспомнил о времени, когда я впервые заговорил о грядущем рыночном крахе, а все вокруг думали, что это проигрыши и желание отомстить свели меня с ума, так сказать, навели на меня медвежье бешенство. Никто не отметил, что это именно я сумел предвидеть затруднения на рынке денег. Всех приводила в восторг только сумма моего счета в книгах нашей брокерской конторы.
Приятели говорили мне, что в разных брокерских конторах говорили о Юном Хвате из конторы Хардингов как о главной грозе клики быков, которые пытались задрать цены разных акций выше уровня, приемлемого для рынка. О моих набегах говорят и по сей день.
Во второй половине сентября рынок денег уже орал на весь мир о близкой беде. Но вера в чудеса удерживала людей от продажи того, что еще оставалось у них от времени бума. В первую неделю сентября один брокер рассказал мне историю, после которой я чуть не устыдился собственной умеренности.
Многие знают, что обычно деньги берут в долг в зале биржи, вокруг денежной стойки. Брокеры, от которых банки потребовали вернуть взятые до востребования ссуды, обычно представляют себе, сколько им придется опять взять взаймы. И банки, конечно же, знают, сколько у них свободных денег, и те, кто может давать ссуды, отсылают их на биржу. Этими банковскими деньгами управляли несколько брокеров, главным занятием которых было предоставление срочных ссуд. Каждый полдень вывешивались ставки процента, по которым можно было обновить ссуды. Обычно это был довольно умеренный средний процент на текущий период. Как правило, процент определялся по соотношению спроса и предложения, так что каждый мог знать, что происходит. Между двенадцатью и двумя часами дня сделок на деньги обычно почти не проводили, но после момента поставки – обычно в два пятнадцать – брокеры уже точно знали свою ситуацию с деньгами на сегодня и могли отправиться к денежной стойке и либо дать свободные деньги взаймы, либо занять необходимые суммы. Все это также делалось в открытую.
Итак, в начале октября брокер, о котором я рассказываю, приходит ко мне и жалуется, что теперь у брокеров есть свободные деньги для ссуд, но они не идут к денежной стойке. Причина в том, что члены нескольких известных комиссионных домов прямо дежурят здесь и готовы сцапать любые приносимые деньги. Понятно, что ни один человек, публично заявивший о готовности дать взаймы, не может отказать этим фирмам в ссуде. Они платежеспособны, и у них хорошее обеспечение. Но беда в том, что, как только эти фирмы получали займы до востребования, кредиторы уже не могли вернуть свои деньги назад. Им просто говорили, что сейчас вернуть долг не могут, и кредитору приходилось волей-неволей продлять кредит. Так что все биржевые фирмы, у которых были свободные деньги, теперь посылали своих людей не к денежному посту, а в обход по залу, и те шепотом опрашивали приятелей: «Хочешь сотню?», что означало: «Хочешь взаймы сто тысяч долларов?» Денежные брокеры, которые оперировали с деньгами банков, стали действовать точно так же, и денежная стойка стала очень унылым зрелищем. Попробуйте себе представить!
Еще он рассказал мне, что в эти октябрьские дни на бирже установился новый этикет – заемщики сами устанавливают ставку процента. Тогда ставка колебалась от ста до ста пятидесяти процентов годовых. Думаю, что, давая заемщику самому выбрать величину процента, кредитор каким-то странным образом в меньшей степени чувствовал себя ростовщиком. Но при этом, будьте уверены, он получал не меньше других. Заемщику, натурально, и в голову не приходило не заплатить этот высокий процент. Он играл честно и платил столько же, сколько и другие. Ему были нужны деньги, и он был счастлив их получить.
Дела шли все хуже и хуже. Наконец настал ужасный судный день для быков, для оптимистов и рассчитывающих на авось и для этих бесчисленных орд, которые пережили ужас малых потерь в начале кризиса, а теперь им предстояла полная ампутация – и без анестезии. Этот день я не забуду никогда – 24 октября 1907 года.
Уже в начале дня стало ясно, что заемщикам придется платить за ссуды столько, сколько пожелают получить кредиторы. Денег на всех не хватит. В этот день на бирже толпа желающих взять ссуду была намного больше обычного. Когда в начале третьего пришел час поставки, вокруг денежной стойки собрались сотни брокеров, и каждый надеялся занять деньги, крайне нужные его фирме. Если денег не будет, им придется распродавать те акции, которые они внесли в качестве маржи, причем продавать по любой цене, которую им предложит рынок, на котором покупатели стали такой же редкостью, как и деньги, а долларов просто не было.
