Льюис Борселино - Дэйтрейдер. Кровь, пот и слезы успеха
В понедельник утром нам предъявили обвинение. Суд присяжных вынес нам предварительное обвинение по четырем пунктам: оскорбление действием, нанесение тяжких телесных повреждений, нанесение неустранимого вреда внешности потерпевшего и драка в общественном месте. Мы внесли залог и отправились домой. Заголовки газет потом преследовали меня очень долго: "Главарю мафии и его сыновьям предъявлено обвинение в избиении". Я гневно думал, что многие мои сокурсники по университету Де По были из Чикаго и могли прочитать эти истории из рубрик новостей. Да, я избил этого подростка, начавшего драку с моим братом, а затем со мной. Но мой отец и мафия не имели к этому никакого отношения.
До завершения судебного процесса с нами встретился прокурор графства ДюПэйдж Томас Кнайт. Он сделал моему отцу предложение, от которого следовало отказаться. Кнайт сказал: "Это – сделка. У вас еще осталось два или три года условного срока. Мы нарушаем условия вашего досрочного освобождения, и вы возвращаетесь в тюрьму. Если вы согласны на это, ваши дети останутся на свободе.
"О'кей", – сказал отец без малейших колебаний.
"Нет!" – сказали в унисон я и Джоуи.
Отец посмотрел на нас взглядом, заставившим нас замолчать. Он был готов принять эту сделку.
Когда прокурор ушел, мы с Джоуи сказали отцу, что он сошел с ума. "Ты же даже не был в той драке, – умолял я его. – Что мне дадут? Условно? Они не собираются посадить меня в тюрьму".
Но отец уже принял решение. "Если тебя объявят виновным, за тобой будет уголовное преступление. Я не хочу этого". Отец согласился признать себя виновным в словесных оскорблениях и угрозах насилием, но в последнюю минуту Кнайт и обвинители отказались от своего предложения.
Память о том, как Кнайт и официальные лица графства ДюПэйдж сделали все, чтобы уничтожить моего отца, никогда не покидает меня. Спустя годы я с удовлетворением прочитал в сводках новостей, что Кнайт был среди семи служащих системы судебного исполнения, указанных в обвинительном акте из 79 страниц, осужденных за подтасовывание и сокрытие свидетельских показаний. Они попались на позорном судилище Роландо Круза за совершенные в 1983 году похищение, изнасилование и убийство 10-летней Дженин Никарико.
Ложное свидетельство привело к тому, что Круза признали виновным и приговорили к смерти за убийство, хотя приговор был отправлен на апелляцию. Как сообщала газета "Chicago Tribune", на третьем суде над Крузом ключевой свидетель обвинения изменил свои показания, и судебное дело против Круза прекратили. Но к тому времени Круз уже провел 10 лет в камере смертников.
Попытки прокурора склонить моего отца к сделке открыли мне глаза, каким образом на самом деле работает этот мир. Я оспаривал взгляды отца, считавшего, что колоду карт автоматически начинают подтасовывать против любого человека с итальянской фамилией. Я был студентом колледжа и спортсменом, был американцем, как и другие подростки. Мы с братом – дети из пригорода, никогда не имевшие неприятностей с полицией, не состояли в бандах и не принимали наркотики. Но после этой драки я понял, о чем отец постоянно говорил мне. Правила неодинаково применяются по отношению к каждому. Все, чего хотели прокуроры – вернуть моего отца в тюрьму, хотя он не участвовал в драке со Смитом. Все, чего они хотели, – воткнуть перо в свои шляпы за то, что снова посадили Тони Борселино в тюрьму, независимо оттого, как это повлияет на жизнь его невиновных детей.
Именно поэтому я не удивился, когда жюри присяжных, в котором доминировали афро-американцы среднего класса, оправдало О. Дж. Симпсона по обвинению в убийстве бросившей его жены, Николь Браун Симпсон. Независимо от мнения каждого из нас по поводу этого суда, факт остается фактом, что многие афро-американцы знают с детства или по опыту близких друзей о предвзятом отношении полиции. Поэтому присяжным на нашем суде было нетрудно понять, что офицеры, проводившие расследование, сфабриковали дело против нас. В моей собственной жизни я видел слишком много прецедентов предвзятого вменения вины вместо презумпции невиновности, гарантированной Конституцией. И так же часто этническая принадлежность – единственная причина, по которой человека подозревают виновным в совершении преступления.
Когда моей отец, брат и я предстали перед судом по обвинению в оскорблениях и угрозах, Смит изменил свои показания. В первой драке он обвинил не моего брата Джоуи, а другого подростка, который якобы его избил. Джоуи сняли с крючка. Сначала против друга моего брата выдвинули обвинения, но позже он доказал, что в тот уик-энд, 4 июля, его не было в городе. Через несколько дней сняли обвинения против моего отца. Перед судом остался я один. Меня осудили за оскорбление действием с отягчающими обстоятельствами и нанесением неисправимого ущерба внешности потерпевшего. После объявления решения присяжных адвокат предложил в качестве наказания для меня исправительные работы в течение пяти уик-эндов в тюрьме графства, поскольку я студент колледжа. К счастью, судья отклонил это предложение и дал мне один год условно без необходимости отмечаться в Департаменте по условным наказаниям.
После этого инцидента я остался с уголовным преступлением в биографии, которое позже создало мне трудности в пути на Чикагскую Товарную Биржу. Я знал, это подорвет мои шансы поступления на юридический факультет, хотя мне и говорили, что инцидент подобного рода не уголовное преступление, связанное с моральной испорченностью. Однако я уже испытал унижение наручниками и обыском с раздеванием догола, которые показали мне оборотную сторону системы правосудия. Тогда я впервые почувствовал, что такое предубеждение.
Из-за суда я на два дня опоздал в школе к началу футбольной баталии на выпускном курсе. Я видел взгляды и слышал шепот. "Мы думали, что ты в тюрьме. Мы не думали, что ты вернешься", – говорили мне самые наглые. В школе, где учатся около 3 000 подростков, новости распространяются быстро. Я всегда слышал всякий бред насчет мафии, поскольку у меня была итальянская фамилия и я из Чикаго. Однако теперь, в свете историй из колонок новостей о той драке, люди допускали, что это было правдой. Еще больше меня злил тот факт, что я должен нести клеймо уголовника всю оставшуюся жизнь, тогда как Смит, зачинщик инцидента, остался в стороне.
Тот инцидент и сопутствующие слухи омрачили мой выпускной год в Де По, но я выдержал. Моего отца охватил необъяснимый страх, что я мог вылететь из колледжа, но я заверил его, ничто не сможет помешать мне закончить колледж. Хотя мой средний балл, на который повлияли плохие оценки за первый и второй курсы, снижал мои шансы поступления на юридический факультет, в моем Свидетельстве средний балл был выше среднего. В то лето я решил поступить на юридический факультет Джона Маршалла по программе ускоренного обучения. Если бы я оказался среди немногих студентов, прошедших эту строгую программу, меня бы автоматически зачислили на юридический факультет. У меня не было сомнений, что пройду по этому пути; я не раз доказывал себе, если я настроюсь, то могу добиться чего угодно.
Я начал понимать еще одно жизненное правило моего отца: власть в руках тех, у кого деньги. Это подняло мои шансы на успех в жизни. Из-за моего происхождения, кроме моей семьи и друзей, мало кто думал, что я чего-то добьюсь в жизни. Я решил доказать, что они не правы. Я знал, что мне не на кого положиться и некого винить в своих неудачах. Я должен сам пробиваться в жизни.
Тот день, когда я окончил колледж, для моих родителей стал моментом самой большой гордости в их жизни. На церемонию выпуска в Де По должны были прийти около тридцати родственников: мои мать и отец, мой брат, дяди, тети, двоюродные сестры и братья… Все они делали фотографии, и каждый радовался и плакал. Потом я увидел свою подружку, направляющуюся к нам и утирающую слезы. Моим родителям она очень понравилась, и до сегодняшнего дня мы по-прежнему лучшие друзья. Видеть ее в выпускной день, плачущую навзрыд, превосходило то, что мой отец мог вынести. "В чем дело, сладкая?" – спросил он ее.
Ее родители находились в середине ужасного бракоразводного процесса, и ее отец отказался сидеть рядом с ее матерью. Проблема в том, что выпускную церемонию запланировали на открытом воздухе, но надвигался дождь. В результате все должны были перейти в помещение. Для этого выбрали спортивный зал с сидячими местами, и ее мать и отец должны были сесть рядом друг с другом. Ее отец отказался, сказав, что он лучше остался бы в своем номере в отеле.
Не знаю, что мой отец сказал отцу подружки. Все, что я знаю, – его вывело из себя, что м-р М. не мог посмотреть выше своих проблем и понять, что он портит важнейший день в жизни дочери. Достаточно сказать, что отец поговорил с м-ром М. и дал понять ошибочность его действий. М-р М. не стал поднимать шума. Потом выглянуло солнце, и церемония переместилась под открытое небо. М-р М. смог стоять там, где хотел.
