Эдвин Лефевр - Воспоминания биржевого спекулянта
Что ж, в одно прекрасное утро я пришел к своим брокерам, и я опять чувствовал задор и самоуверенность. На этот раз не могло быть никаких сомнений. На финансовых страницах всех ежедневных газет я увидел объявление, которое уверило меня в том, что ждать больше нечего и нужно ставить по-крупному. Это было объявление о новом выпуске акций Северной Тихоокеанской и Великой Северной железных дорог. Для удобства покупателей предлагалось оплачивать акции в рассрочку. Это было что-то новенькое для Уолл-стрит. Это был зловещий знак.
Годами несменяемым бычьим знаком привилегированных акций Великой Северной было объявление, что предстоит дележка еще одной дыни и что при этом счастливые акционеры получат права на выкуп по номиналу новых акций этой замечательной дороги. Эти права были ценной вещью, поскольку рыночная цена акций всегда была существенно выше номинала. Но теперь состояние рынка денег в стране было таким, что самые мощные банки не имели уверенности, что акционеры найдут деньги на выкуп акций. А привилегированные акции Великой Северной шли на рынке примерно по 330!
Как только я добрался до конторы, я заявил Эду Хардингу:
– Пришло время продавать. Вот когда мне следовало бы начинать. Ты только взгляни на эту рекламу, видишь?
Он уже видел ее. Я объяснил ему, что это означает с моей точки зрения, но он не был вполне уверен, что большой обвал вот-вот начнется. Он считал, что лучше немного подождать с очень большой игрой на понижение, потому чтo у рынка возникла привычка к неожиданным взлетам котировок. Если я выжду, цены успеют упасть, но вся операция станет более гарантированной.
– Эд, – начал я ему втолковывать, – чем дольше длилась задержка, тем мощнее будет обвал, когда все начнется. Это объявление – все равно что признание банкиров под присягой. Они боятся как раз того, на что я надеюсь. Для нас это знак посадки в медвежий экспресс. Нам больше ничего не нужно. Если бы у меня было десять миллионов долларов, я вложил бы их немедленно, и все до единого цента.
Мне пришлось еще доказывать и уговаривать. Ему было мало того единственного признака для выводов, которые всякий психически здоровый человек мог сделать из этого объявления. Этого было достаточно для меня, но не для большинства тех, кто был в конторе. Я все-таки немного продал, но слишком мало.
Через несколько дней железная дорога «Святого Павла» очень скромно заявила о выпуске собственных ценных бумаг; сейчас уже не помню – акций или векселей. Но это и не важно. Важным было то, что был указан день платежа более ранний, чем объявили Великая Северная и Северная Тихоокеанская дороги, хотя их объявления были опубликованы раньше. Все было настолько ясным, как если бы они прокричали в мегафон, что великая старая железная дорога «Святого Павла» пытается перехватить у двух других дорог те небольшие деньги, которые они пытаются собрать на Уолл-стрит. Банкиры, финансировавшие дорогу «Святого Павла», явно боялись, что долларов на все три дороги не хватит, а сказать кому-нибудь: «Только после вас, мой дорогой!» – они не могли. Если уже сейчас денег настолько не хватает, а банкиры-то знают точно, об этом можно и не гадать, что же будет позднее? Железные дороги отчаянно нуждались в деньгах. И денег на рынке не было. Каков ответ?
Продавать их! Не медля ни секунды! В эту неделю публика, наблюдавшая за биржей, мало что видела. Но в этот год умудренные операторы фондового рынка видели много чего. В этом и была разница.
Для меня это означало конец сомнениям и колебаниям. Я настроился на немедленные решительные действия. В то же утро я начал свою первую кампанию в том стиле, которому с тех пор следую всегда. Я рассказал Хардингу о моей оценке ситуации и о том, что я намерен делать, и он не стал возражать против того, чтобы я начал продавать не только привилегированные акции Великой Северной примерно по 330, но и другие акции. Мои дорогостоящие ошибки пошли мне на пользу, и на этот раз я вел кампанию более интеллигентно.
Моя репутация и мой кредит были восстановлены в одно мгновение. В этом вся прелесть того, чтобы в брокерской конторе попасть в точку, и неважно – случайно или нет. В этот раз я был гарантированно и бесспорно прав, и не потому, что у меня было предчувствие или я вернo прочитал ленту. Нет, я был прав в силу анализа условий, воздействующих на фондовый рынок в целом. Мне не нужно было гадать. Я предвидел неизбежное. Для этой операции мне не потребовалось никакого мужества. Впереди я видел только еще более низкие цены, и я должен был действовать соответственно. А что еще я мог бы делать?
Все акции стали чрезвычайно вялыми и дрейфовали вниз. Потом возник некий всплеск котировок, и меня со всех сторон предупреждали, что нижняя точка спада пройдена. Большие парни, знавшие о силе медвежьих настроений, решили выдавить деньжата из медведей. Они рассчитывали снять с нас, пессимистов, несколько миллионов долларов. Принято говорить, что большие парни безжалостны. Я до сих пор признателен им за совет. Я даже не стал спорить, чтобы они не подумали, что я не оценил предупреждения.
Мой приятель, который был со мной в Атлантик-Сити, был потрясен до онемения. Он еще мог понять предчувствие, за которым последовало землетрясение. Он не мог в это не верить потому, что, повинуясь слепому импульсу продавать акции Тихоокеанской, я сделал четверть миллиона долларов. Он даже утверждал, что это Провидение загадочным образом надоумило меня продавать акции, когда он сам играл на их рост. И он мог понять мою вторую историю с этими акциями в Саратоге, потому что он мог понять любые операции с одним выпуском акций, по которым могли подсказать, куда они наверняка двинутся – вверх или вниз. Но прогноз, что все акции неминуемо двинутся вниз, был выше его понимания. Какая, к черту, может быть польза от такого совета?
Как джентльмен может на основании такого совета понять, что делать?
Я напомнил ему любимую поговорку старика Партриджа: «Ну, ты же понимаешь, это рынок быков», который явно считал, что умному такой подсказки достаточно. Да, в сущности, он был совершенно прав. Было очень занятно наблюдать, как люди, которые понесли колоссальные убытки от падения курса на пятнадцать-двадцать пунктов и которые все еще избегали продавать, были рады подъему котировок на три-четыре пункта и были уверены, что нижняя граница спада уже пройдена и впереди подъем.
Как-то в те дни этот мой приятель пришел и спросил:
– Ты вышел из продажи?
– Зачем? – спросил я.
– Лучшей причины на свете не бывает.
– И что за причина?
– Делать деньги. Котировки коснулись дна, и все, что упало, теперь полезет вверх. Разве не так?
– Конечно, так, – согласился я. – Сперва они лягут на дно, а потом уже пойдут вверх, но это произойдет не сегодня. Они еще несколько дней побудут среди мертвецов. Этим трупам еще не время выходить наружу. Они еще не вполне мертвые.
Наш разговор услышал один из старожилов биржи. Он принадлежал к тому типу людей, у которых всегда наготове похожая история. И он рассказал, как однажды Уильям Р. Треверс, который был настроен тогда по-медвежьи, встретил приятеля, настроенного прямо противоположно – по-бычьи. Они обменялись новостями и прогнозами, и приятель сказал: «Мистер Треверс, как вы можете играть на стороне медведей, когда рынок совершенно негибок?» – и Треверс отпарировал: «Да! Эт-то т-т-руп-п-ная окоченелость!» Это именно про Треверса рассказывали следующий анекдот. Он однажды явился в офис компании и попросил разрешения взглянуть на учетные книги. Клерк спросил: «У вас есть доля в собственности компании?» – и Треверс ответил: «Я б-бы с-с-к-кааз-зал да! Я п-п-родал б-без п-п-окрытия д-двадцать тысяч ваших акций!»
Взлеты котировок делались все более слабыми и ничтожными. Я трудился как дьявол. Каждый раз, как я продавал еще несколько тысяч привилегированных акций Великой Северной, цена падала еще на несколько пунктов. Я чувствовал слабину и в других местах и толкал рынок вниз, где только мог. Все акции приносили урожай, за одним поразительным выключением, и этим исключением была компания «Ридинг».
Весь рынок катился вниз, как на салазках, и только «Ридинг» стояла, как скала Гибралтар. Говорили, что ее акции контролируются слаженной группой инсайдеров. И поведение акций свидетельствовало, что так оно и есть. Стоило поглядеть на их котировки, и мне делалось ясно, что выставить их на продажу было бы чистым самоубийством. Многие вокруг были теперь настроены так же решительно играть на понижение всего подряд, как и я. Но стоило заикнуться об игре против «Ридинг», и вам отвечали издевательским смехом. Сам я выставил на продажу небольшой пакет этих акций и не менял позиции. При этом, впрочем, я не делал попыток особенно нажимать, а выискивал уязвимые точки и бил туда. Лента помогала мне делать легкие деньги на других акциях.
Я много слышал о группе инвесторов, владеющих акциями компании «Ридинг». Во-первых, как мне рассказывали, они владели множеством дешевых акций, так что в среднем уровень их цен был ниже рыночного. К тому же главные фигуры этой группы были связаны дружественными отношениями с банками, у которых брали деньги для поддержки компании. Пока цена стояла твердо, банкиры были надежными и верными друзьями. Бумажная прибыль одного из членов группы составляла около трех миллионов. Так что небольшое падение котировок не могло принести никаких неприятностей. Неудивительно, что все усилия медведей не могли даже пошатнуть эти акции. Каждый раз, когда спекулянты видели котировку этих акций, они начинали облизываться и для проверки ставили одну-две тысячи акций на продажу. Ни одной акции продать не удавалось, приходилось покрывать сделку и искать легких денег в другом месте. Я же всякий раз, как видел их котировку, продавал еще немного – просто чтобы доказать себе, что я верен новым принципам торговли и не ставлю только на фаворитов.
