Фридрих Хайек - Сборник эссе - австрийская экономическая теория и идеал свободы
Мизесовский либерализм не только вовлек его в постоянную полемику с сильной группой венских марксистов -- среди лидеров которых некоторые были его школьными приятелями, и которые через Отто Нейрата [Otto Neurath (1882--1945), марксистский философ и социолог, принадлежал к "Венскому кружку", куда входили также Moritz Schlick и Rudolf Carnap; Нейрата помнят, главным образом, как изобретателя изотипов -- пиктографических символов, используемых в процессе обучения, и как разработчика плана International Encyclopedia of Unified Science -- амер. изд.] оказывали сильное влияние на формировавшуюся тогда в "Венском круге" группу философов-неопозитивистов; его либерализм был невыносим и для большой группы полу-либералов, куда входили большинство тогдашних молодых интеллектуалов. А строго говоря, все мы, кто не был о ту пору марксистом, принадлежали к этой группе, и только постепенно и очень медленно некоторые встали на точку зрения Мизеса. Даже в рамках Privatseminar, как я подозреваю, большинство в душе оставались полу-социалистами, а еще больше было тех, кто покидал семинар из протеста против постоянной обращенности дискуссий на принципы либерализма -- хотя именно систематическое вопрошание -- что же случится, если государство воздержится от вмешательства? -- было одним из главных источников силы этих дискуссий.
Прежде, чем рассказывать дальше о среде, в которой формировались взгляды моего поколения, я должен уделить несколько слов тем, кто занимал промежуточное положение между нами и поколением Мизеса и Шумпетера [Joseph A. Schumpeter (1883--1950), профессор университетов Граца и Бонна, а позднее -- Гарварда, автор книг Capitalism, Socialism and Democracy (London: Allen & Unwin,1942); History of Economic Analysis (New York: Oxford University Press, 1954); о Шумпетере см. главу 5 -- амер. изд.]: трем мужчинам, работы которых заслуживают большей известности, но которые умерли сравнительно рано. Ни один из них никогда не входил в штат университетских профессоров, но их вклад в развитие теоретической экономики был значительным. Во-первых, следует упомянуть Ричарда Стригля [Strigl (1891--1942), см. главу 6 -- амер. изд.], которого мы все рассматривали как достойного и законного претендента на пост профессора Венского университета, и который, если бы он жил дольше, смог бы наилучшим образом продолжить традицию. Его исследование теории заработной платы [Richard von Strigl, Angewandte Lohntheorie: Untersuchungen uber die wirtschaftlichen Grundlagen der Sozialpolitik (Leipzig anfd Vienna: Franz Deuticke,1926); сделанный Хайеком обзор этой книги см. в главе 6, Приложение -- амер. изд.] принадлежит к числу наилучших в этой области, а кроме этого он сделал существенный вклад в теорию капитала. Хотя он долго был приват-доцентом и получил, наконец, титул профессора, его постоянным местом работы была Промышленная комиссия, которая управляла работой биржи труда и другими аналогичными организациями. Был еще Эвальд Шамс [Schams (1899-1945), см. главу 6 -- амер. изд.], единственный в нашей группе, который был студентом Шумпетера в университете Граца(? Graz), и похоже, что он один хорошо знал работы Вальраса и Парето [Leon Walras (1834--1910) и Vilfredo Pareto (1848--1923) были пионерами развития математической экономики в Лозаннском университете, Швейцария. -- амер. изд.]. Его эссе о методах и логике экономической теории это истинные жемчужины, демонстрирующие опрятность и точность, которые были присущи этому страстному коллекционеру бабочек, который -- помимо этого -- был юридическим советником в одном из отделов Федерального казначейства. Третьим в этой группе был блистательный Лео Ш°нфельд (позднее принявший имя Лео Илли [Leo Illy (Leo Schonfeld) (1888--1952) -- амер. изд.]), редко появлявшийся из-за его перегруженности обязанностями бухгалтера, но при этом сумевший издать последний большой трактат на традиционно главную для Австрийской школы тему -- о теории субъективной ценности [Leo Illy (Leo Schonfeld), Das Gesetz des Grenznutzens (Vienna: Springer, 1948) -- амер. изд.].
Разнообразие занятий людей моего поколения, прежде чем все они стали профессорами американских университетов, еще поразительней. Феликс Кауфман, философ, теоретик права, логик и математик, возглавлял Венское отделение большой нефтяной компании. Альфред Шульц, социолог, был секретарем ассоциации малых банков. Фриц Махлуп [Machlup (1902--1983), позднее преподавал в университетах Буффало и Принстона -- амер. изд.] был производителем картона; Фридрих Энгел-Яноши, историк, был фабрикантом паркета; Д.Г. Фюрц, позднее занявший место в Федеральной резервной системе, и Вальтер Фр°йлих, позднее осевший в Marquette, были практикующими юристами. При нормальном ходе событий ни один из них никогда бы не стал профессором университета, да большинство до эмиграции не имело даже опыта преподавания. Но при этом участие каждого из них было не менее важным для формирования общих позиций, чем участие таких относительно больших профессионалов, как я, который оказался достаточно удачливым и после 4 лет государственной службы стал директором экономического исследовательского института [Osterreichische Konjunkturforschungsinstitut или Австрийский институт исследований делового цикла, был создан Мизесом в 1926 году как независимый центр эмпирических исследований. По настоянию друга Мизеса Jon Van Sickle фонд Рокфеллера в 1930 году предоставил этому институту существенные средства, которые и помогли ему выжить. См. Craver, op. cit., pp. 19--20. -- амер. изд.], или Оскар Моргенштерн [Morgenstern (1902--1977) сменил Хайека на посту директора Института, и оставался в Вене дольше, чем кто-либо другой из членов этой группы. После Аншлюса Австрии в 1938 году он принял место профессора в Принстоне, где и оставался до 1970 года. Его совместная работа с Д. фон Нейманом привела к написанию Theory of Games and Economic Behavior (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1944). -- амер. изд.], который вскоре после этого стал моим сотрудником, а позднее унаследовал пост директора, или Хаберлер, о котором я уже упоминал, или Розенштейн-Родан [Paul N. Rosenstein-Rodan (1902--1985), позднее преподавал в Университетском колледже, Лондон, и в Массачусетском технологическом институте -- амер. изд.], у которого было место ассистента в университете, и который вместе с Моргенштерном издавал Zeitschrift fur Nationalokonomie. Легко представить, что дискуссии в этом кружке редко замыкались строго экономическими вопросами. Через Кауфмана мы познакомились с правовым позитивизмом Кельзеновского Kreis; столь же важен был логический позитивизм Шлика и его кружка, и именно он преподал нам начатки современной философии науки и символической логики. Через Шульца мы все познакомились с феноменологией Макса Вебера и Гуссерля (которую я так никогда и не смог понять, несмотря на уникальный преподавательский дар Кауфмана, который в этом деле помогал Шульцу).
Относительная замкнутость нашей группы в немалой степени объясняется обстоятельствами послевоенной жизни, которые принуждали к замкнутости и опоре исключительно на собственные ресурсы. Но помимо особенностей времени, когда даже доступ к иностранной литературе стал труден, а путешествия были почти неосуществимы, действовали другие факторы. Сегодня, видимо, трудно даже вообразить себе, сколь скудными были личные контакты или обмен мыслями между учеными разных стран всего лишь пятьдесят или сорок лет тому назад. Я убежден, что, если не считать отрывочного обмена письмами, почти никто из крупных экономистов в период перед Первой /мировой/ войной не встречался друг с другом. Непосредственно перед войной были робкие попытки преодолеть эту изолированность. Был организован впервые обмен профессорами между американскими и европейскими университетами; не лишен значения тот факт, что одним из первых, если не самым первым австрийцем, который участвовал в этой программе обмена, был Шумпетер, который в 1913 году ездил в Гарвард. Я думаю, что именно благодаря этому мы в Вене в первые послевоенные годы лучше знали труды американских теоретиков Джона Бейтса Кларка [John Bates Clark (1847--1938) профессор Колумбийского университета и автор маржиналистской теории распределения. См. первое Приложение ниже -- амер. изд.], Томаса Никсона Карвера [Thomas Nixon Carver (1865--1961) профессор политической экономии в Гарвардском университете -- амер. изд.], Ирвинга Фишера [Irving Fisher (1867--1947) экономист в Йельском университете и автор плодотворных работ по теории процента и покупательной способности денег -- амер. изд.], Франка Феттера [Frank Albert Fetter (1863--1949) преподавал в Корнельском и Принстонском университетах; иногда его путают с его сыном, историком экономики Frank Witson Fetter. О влиянии Франка А.Феттера на австрийских экономистов см. Введение к его Capital, Interest and Rent (Kanzas City, Mo.: Sheed, Andrews & Mcmeel, 1977), pp. 1--24. -- амер. изд.] и Герберта Джозефа Давенпорта [Herbert Joseph Davenport (1861--1931) был профессором университетов Чикаго, Миссури и Корнуэлла], чем работы любых других иностранных экономистов, за исключением, может быть, шведов. Довоенный визит в Вену Викселя вспоминали как большое событие, а сразу после войны Густав Кассель был самым знаменитым экономистом, который читал лекции и публиковал статьи во всех европейских странах -- столь же переоцененный тогда, как недооцениваемый ныне. Но хотя мы были рады тому, что его упрощенная версия теории Вальраса вызвала в Германии оживление интереса к экономической теории, для нас он представлял небольшой интерес.
