Джейн Лавик-Гудолл - В тени человека
С этого дня дела пошли на лад. Фиговые деревья во множестве росли по всей долине вдоль ручьев и речек. Урожай в тот год был отменный, и в течение следующих двух месяцев шимпанзе ежедневно приходили кормиться фигами. Я же регулярно взбиралась на Вершину, чтобы вести наблюдение за обезьянами. Они путешествовали в одиночку, парами либо собирались в небольшие группы, но иногда эти группы разрастались и становились довольно многочисленными. Обычно шимпанзе проходили мимо, спускаясь по открытому склону, или выбирали одну из тропинок, пересекавших травянистый гребень подо мной. Постепенно они привыкли к моему присутствию — я всегда была одинаково одета и не пыталась преследовать или пугать их.
Выбор постоянного места наблюдений имел и еще одно преимущество — моим провожатым уже не нужно было ходить по лесу, так как они всегда точно знали, где я. Когда Шорт решил уволиться, я не стала искать ему замену. Теперь я проводила целые дни в полном одиночестве, и лишь по вечерам Адольф или другой егерь поднимался на Вершину, чтобы проведать меня и узнать, все ли в порядке.
Моя Вершина, как мне казалось, была самым лучшим в заповеднике местом для наблюдения за обезьянами. Отсюда открывался великолепный вид во всех направлениях: я могла наблюдать за тем, что происходит в нашей долине, а пройдя несколько метров к северу, видела и долину нижней Касекелы, поросшую густым лесом. Долина верхней Касекелы была покрыта редким лесом. Там несколько раз я встречала небольшое стадо буйволов, голов шестнадцать. К северу от Леса буйволов начиналось узкое, отвесное ущелье Млинды.
Я принесла на Вершину небольшой походный сундучок, в котором лежал чайник, немного кофе, несколько банок тушеных бобов, свитер и одеяло. Воду я брала в крошечном ручейке, бегущем через Лес буйволов. Правда, в сухой сезон он почти полностью пересыхал, но все же мне всегда удавалось зачерпнуть немного чистой прозрачной воды — для этого пришлось врыть в песчаное дно ручейка большую плоскую посудину. Если шимпанзе оставались ночевать где-нибудь неподалеку от Вершины, я тоже не возвращалась в лагерь, чтобы сэкономить время и не карабкаться утром в гору. Кто-нибудь из егерей, приходивший навещать меня вечером, обычно сообщал маме о моих намерениях.
Прошло около месяца… За это время я уже узнала о некоторых привычках шимпанзе: как правило, наевшись до отвала фигами, они переходили в долину Млинды, где в изобилии росли небольшие пурпурные плоды, напоминающие по вкусу дикие яблоки и терн. Вообще шимпанзе отдают предпочтение горьковатой и вяжущей пище.
Постепенно начала вырисовываться более или менее ясная картина жизни шимпанзе. То первое впечатление, которое возникло возле дерева мсулулы, оказалось верным: в пределах сообщества постоянно образовывались и менялись связи между индивидуумами. Чаще всего мне попадались небольшие группы от четырех до восьми особей. Нередко обезьяны путешествуют в одиночку или парами, а потом присоединяются к какой-нибудь группе. Иногда две или три небольшие группы объединяются вместе, образуя более многочисленную группу.
Когда группа обезьян спускалась по заросшему травой склону в нашу долину, где растут фиговые деревья, один, а то и несколько самцов начинали бежать, иногда выпрямившись, волоча за собой упавшие ветки и сильно топая по земле ногами. Эти движения обычно сопровождались громким уханьем, после чего самец быстро влезал на дерево, осматривал долину и, прислушиваясь, ждал. Если в долине были другие группы шимпанзе, они отвечали такими же пронзительными воплями. Тогда вновь прибывшие быстро спускались с крутого склона к фиговым деревьям, где и происходила шумная встреча двух групп. Все протекало гораздо спокойнее, если к пирующим присоединялись самки с детенышами: новички без излишнего шума взбирались на деревья и лакомились фигами.
Хотя рассмотреть какие-то детали поведения обезьян было очень трудна — мешала листва, — мне все же удалось подглядеть любопытные сценки. Как-то одна самка, только что присоединившаяся к группе, быстро подошла к крупному самцу и протянула ему руку. Он удостоил ее ответным прикосновением и даже притронулся губами к ее руке. В другой раз я видела, как обнялись, приветствуя друг друга, два взрослых самца; как резвились подростки на вершинах деревьев, гоняясь друг за другом, будто они играли в салки, а потом прыгали по очереди с ветки на пружинящий нижний сук.
Малыши любят висеть и раскачиваться на ветках. Вот два из них ухватились за разные концы прутика и тянут каждый в свою сторону. В жаркий полдень или после сытной еды взрослые животные занимаются обыскиванием, тщательно осматривая шерсть друг у друга.
В это время года шимпанзе поздно устраивались на ночлег, и из-за темноты я почти ничего не могла разглядеть даже в бинокль. Но иногда они начинали строить гнезда еще засветло. Оказалось, что, за исключением малышей, всегда спавших вместе с матерью, каждое животное строило для себя отдельное гнездо и только на одну ночь. Обычно вся процедура занимает около трех минут: для этого нужно выбрать более или менее прочную основу, например развилку ветвей или две горизонтальные ветви, положить в основание гнезда ветки помельче, укладывая каждую на определенное место и придерживая ее ногой, потом согнуть растущие вокруг небольшие зеленые веточки — и гнездо готово. Но прежде чем окончательно улечься на ночь, животное обычно несколько раз садится в гнезде, срывает охапки зеленых веток и подкладывает их себе под голову и бока. Раз одна молодая самка набросала целую гору зелени и лишь после этого улеглась спать.
Как правило, гнезда расположены высоко над землей, но мне все же удалось, хотя и с большим трудом, забраться в некоторые из них и получше рассмотреть их устройство. Переплетение ветвей было довольно сложным, а само гнездо содержалось в идеальной чистоте — даже среди ночи обезьяны мочились и испражнялись только через край гнезда.
За этот месяц я хорошо изучила местность и без особого труда могла ориентироваться в трех соседних долинах. Этому немало способствовали те вылазки, которые я предпринимала в поисках гнезд шимпанзе и для сбора растений, служащих им пищей. (Бернар Веркур обещал впоследствии определить их.) Теперь я прокладывала путь среди крутых склонов и узких ущелий так же безошибочно, как шофер такси отыскивает нужный дом в центре или пригородах Лондона. Этот период я всегда вспоминаю с большой радостью не только оттого, что наконец-то были достигнуты какие-то, пусть предварительные, результаты, но и оттого, что я была в лесу одна и наслаждалась этим одиночеством. Те, кто любит побыть наедине с природой, думаю, поймут меня без дальнейших объяснений. Тем же, кому незнакомо это чувство, едва ли можно объяснить словами тот почти мистический восторг, который охватывает человека при соприкосновении с красотой и величием природы. Память обычно хранит эти драгоценные минуты, хотя они как будто ничем не отличаются от других мгновений: вот я смотрю на бледный румянец занимающейся зари, а вот, запрокинув голову, гляжу сквозь листву гигантского дерева в бездонно-голубое небо. Уже стемнело, а я все еще стою возле нагретого за день ствола дерева и не могу оторвать глаз от сверкающего отблеска луны на величавой глади озера.
Однажды я на минутку остановилась возле небольшого ручейка, чтобы отдохнуть в тени и перевести дух перед тем, как начать карабкаться по крутому склону. Вдруг я заметила самку бушбока, медленно бредущую вдоль ручья. Время от времени она останавливалась, срывала какие-то растения и с хрустом жевала их. Я сидела не шевелясь, и она заметила меня только тогда, когда нас разделяло не больше десяти метров, — и замерла, грациозно приподняв маленькую переднюю ножку. Я по-прежнему не двигалась, и антилопа не могла определить, что я такое, но моя фигура казалась ей странной. Я видела, как дрогнули ее ноздри, однако и обоняние не помогло ей ответить на этот вопрос — я сидела против ветра. Тогда шаг за шагом, расширив ноздри, она стала подходить ко мне все ближе и ближе, в любую минуту готовая сорваться с места и убежать прочь. И вот она уже ткнулась носом прямо в мое колено. Мне до сих пор трудно поверить, что это было на самом деле, но стоит на минутку закрыть глаза, и я снова чувствую ее теплое дыхание и шелковистое прикосновение ее кожи. Я непроизвольно моргнула — и она тут же умчалась, оглашая окрестности громким тревожным криком.
С леопардом все было по-другому: я сидела на Вершине и вдруг увидела, как большая грациозная кошка, помахивая хвостом и не подозревая о моем присутствии, идет прямо на меня. Со дня приезда в Африку я почему-то панически боялась леопардов и иногда силой заставляла себя идти вперед, несмотря на доносившийся до меня резкий запах дикой кошки. Я твердила себе, что это глупости и мне нечего бояться, что только раненый леопард нападает на человека.
