Игорь Акимушкин - Исчезнувший мир
Тому сто пятьдесят лет с небольшим, а точнее — в январе 1826 года, пастор-натуралист Р. Гилдинг описал в лондонском зоологическом журнале одно весьма странное существо, о происхождении которого все эти долгие годы в научных статьях и книгах велись горячие дебаты. Споры недавно только утихли (но и то не совсем!).
Р. Гилдинг, очевидно, без колебаний решил, что открытое им животное — моллюск, но без раковины, нечто вроде слизня. Он назвал его «перипатусом» — в честь знаменитой аллеи в садах Лицея, где Аристотель любил гулять со своими учениками, в тихой и мирной беседе рассказывая им о премудростях естественных наук.
Однако профессиональные зоологи вскоре отвергли все претензии перипатуса считаться моллюском. Это, совершенно очевидно, не моллюск — вынесли они единодушный вердикт.
Тогда кто?
Вот тут-то их мнения разделились…
— Перипатус — сороконожка, — заявил в 1874 году известный натуралист Т. Белт.
— А вроде бы на вид гусеница? — робко вопрошали некоторые, менее знаменитые его коллеги.
— Нет, червь! — судили другие.
Определяли перипатуса в родичи и к паукам, и к насекомым… В общем, к членистоногим, к типу живых существ, объединяющему насекомых, пауков, клещей, скорпионов и раков.
Да, пожалуй, это членистоногое животное! У него и трахеи есть. Трубочки, открывающиеся наружу и ветвящиеся по всему телу. По ним нужный для дыхания воздух поступает в организм животного. У червей нет трахей.
Как и у членистоногих, тело перипатуса покрыто хитиновым покровом — кутикулой. Правда, она очень тонка, не толще микрона. Через нее воздух свободно проникает в тело перипатуса. Получается дополнительный, помимо трахей, орган обмена газом, то есть дыханим. Типичные для членистоногих у перипатуса и челюсти — клещи. А на конце ножек по два коготка (чего у червей нет). И кровеносная система как у артропод, то есть членистоногих.
Но, заглянувши в глубь тела перипатуса, найдем и другое: мышцы у него не собраны в пучки, как у членистоногих, а окутывают все тело кожно-мускульным мешком, как у червей. Подобно дождевым червям, перинпатусы, зарываясь в землю, то растягивают свой кожно-мускульный мешок, то сжимают его, увеличивая толщину. Нервная и выделительная системы устроены тоже как у червей.
А если снаружи рассмотрим перипатуса, увидим у него на голове глаза… червей? членистоногих?
Тут разночтения:
«В основании обоих усиков лежат… глаза совершенно своеобразного строения» (доктор В. Кроме).
«Позади усиков у большинства онихофор на спинной поверхности головы располагаются бокаловидные, просто устроенные глаза, напоминающие глаза полихет» (академик М. Гиляров).
К сказанному добавлю: полихеты — это высшие черви, а онихофоры — группа животных, к которой относится перипатус.
Наконец, нашли компромиссное решение, которое, казалось бы, прочно утвердилось в науке: перипатус — переходная форма, звено, соединяющее червей и членистоногих. Он предок всех членистоногих вообще. Через стадию развития, на которой находится перипатус, в давние миллионы лет прошли все артроподы на ранних этапах своего развития из червей.
— Вовсе нет! — заявили свой протест зоологи ближайших к нам лет, лучше изучившие перипатуса.
Слишком много своеобразных черт обнаружилось у этой живой мозаики.
Перипатус не предок членистоногих, а лишь особая, не имеющая к ним отношения боковая ветвь Древа Жизни. От червей он произошел — это верно. Как и членистоногие. Но тех кардинальных изменений, высоких адаптивных приспособлений, какие мы видим у членистоногих, он не достиг. Значит, он не предок артропод, а в лучшем случае лишь кузен, к тому же и менее развитый.
С той поры, как было принято это решение, числится перипатус в особом типе животных, называемых онихофорами, в котором всего один класс, один отряд, два семейства и приблизительно 70 видов.
Перипатус и его родичи, прочие онихофоры — обитатели сырых мест, влажных и укромных, поселяются обычно недалеко от воды, под камнями, в гнилых пнях, в опавшей листве, а у берегов морей — в выбросах водорослей.
Онихофоры очень чувствительны к влажности, где сухо, жить не могут. Их тончайшая кутикула (толщиной лишь в одну тысячную долю миллиметра!) и трахеи, всегда открытые наружу (они лишены клапанов, замыкающих внешние отверстия), не задерживают испарения воды из организма. Теряют ее, где мала влажность, вдвое больше, чем дождевые черви в тех же условиях и в 22 раза больше, чем сороконожки. Попав на места солнечные и ветреные, онихофоры быстро погибают. Поэтому днем и не покидают сырых укрытий. Добычу промышляют лишь по ночам.
В сухие времена года многие из них впадают в спячку. Съежатся, свернутся кольцом, чтобы уменьшить испаряющую поверхность тела, и лежат в полной неподвижности порой полгода.
Холода и даже прохладного климата онихофоры не выносят. Оттого и живут в тропиках и субтропиках Старого и Нового Света.
Раскрашены онихофоры в цвета самые разные: в будничные — серые и коричневые и в «праздничные наряды» — оранжевые, красные, синие, зеленые. И ярко-пятнистые бывают, и полосатые.
Что особенно интересно в поведении онихофор — их редкостный способ охотиться и защищаться.
Ползут они небыстро (6 сантиметров в минуту), все перед собой ощупывая «усиками», похожими на рожки улитки. Короткие ножки (а их бывает до 43 пар) онихофор на медленном ходу работают как у иноходца: с каждой стороны выбрасываются вперед одновременно. Но когда от кого-нибудь удирают, бегут «рысью», поочередно работая ногами каждой стороны. И тогда скорость передвижения повышается вдесятеро.
Так вот, ползут. Как только заметят впереди некрупное насекомое, паука или слизня, сейчас же его «оплевывают»: из двух крупных желез на голове онихофор с поразительной силой вылетает клейкая жидкость. И летит далеко, до полуметра. Липкой слизью, как сетью, связывают онихофоры добычу. Даже крупного кузнечика или саранчу эта слизь приковывает к земле так прочно, что насекомое не может сдвинуться с места.
И от врагов защищаются той же липкой струей.
Но вот добыча поймана. Тут же онихофора прижимает к ней свой рот, словно присоску. Изо рта вытекает слюна, богатая ферментами и соками, которые разжижают и частично переваривают мягкие ткани жертвы. Затем онихофора всасывает этот «бульон». Получается что у нее наружное пищеварение, как у пауков, морские звезд и некоторых других животных, которых, однако, не так уж и много.
За исключением нескольких видов, все онихофов живородящие. Новорожденные дети их весьма крупные до 2,2 сантиметра длиной. Развиваются они из яиц теле матери, в «матке», расширенном конце яйцевода! У этих примитивных животных есть даже некое подобия плаценты млекопитающих: через нее эмбрион получает пищу из материнской крови.
Беременность — от четырех до тринадцати месяцев. И срок половозрелости немалый, до 44 недель. Это удивительно высокие цифры для таких небольших созданий (длина их всего от 2 до 15 сантиметров).
Онихофоры — патриархи среди обитателей нашей планеты. На свет они явились, бесспорно, еще в палеозое. Корни начала их эволюции уходят в море. Там они зародились. Эйшея — тому подтверждение. Нашел ее в 1911 году американский палеонтолог Ч. Уолкотт в земных породах кембрия, на склонах гор Эйше (Британская Колумбия, Канада). Девятнадцать лет спустя другой ученый, Д. Хетчинсон, доказал, что эйшея, древнейшая из найденных ископаемых онихофор, жила в океане.
Велик срок пройденного онихофорами пути. Если его измерить шагами — вообразим себе подобное, — получается впечатляющая картина. Положим, что один шаг соответствует каждому тысячелетию, отделяющему нас от кембрия. Шагнем раз — времена Ярослава Мудрого (XI век). Еще шаг — эпоха Юлия Цезаря. Еще восемь шагов — мы в каменном веке. Пройдем 64 километра — мезозой, царство динозавров. Но до той эры, когда жила эйшея, еще долго придется шагать — 450 километров.
Предки предков
Итак, перипатус не был предком членистоногих — насекомых, пауков, скорпионов, фаланг, раков. Непосредственно переходная форма от червей к артроподам еще не найдена. Оставим этот вопрос пока нерешенным. Поищем-ка лучше своих собственных предков. Их следы тоже теряются в палеозое и даже глубже того, в докембрии. Очевидно, тогдашние наши предки были слишком мягкие: без скелета, раковины, панциря или других подобных твердых основ своей материальной сущности. Поэтому их окаменевших отпечатков и не сохранилось. Возможно, мы никогда ничего бы о них не узнали, если бы не помогла эмбриология.
В конце прошлого века было сделано гениальное открытие. Наш знаменитый соотечественник А. Ковалевский не в слоях земли, а под микроскопом нашел совершенно очевидных наших прародителей, к тому же самых дальних, ни в чем не похожих на нас, людей, и на всех вообще позвоночных животных (или вертебрат). Ни в чем, кроме самого сокровенного, глубоко в теле скрытого и главного, — хорды! Гибкой «струны», из которой позднее развился позвоночник.
