Александр Невзоров - Происхождение личности и интеллекта человека
Nihilominus очень трудно избавиться от соблазна рассмотреть особенности разума на примере социализированного homo, учитывая, что именно данный вид является объектом настоящего исследования.
Впрочем, ничто и не мешает нам сделать такую попытку. (Чистоту нашего логического эксперимента возможно обеспечить лишь очень приблизительно.)
Нам следует из традиционной картины представлений homo о себе и мире аккуратно удалить все то, чему человек обязан современному интеллекту, с его обширными информационными накоплениями.
Для этого, впрочем, нет необходимости «возвращать» homo в палеолитическое (или мауглеоидное) состояние.
Satis взять в качестве образчика «чистого человеческого разума» мироощущение аборигена Новой Гвинеи, Австралии, рыболова Огненной Земли, охотника западного побережья Африки или крестьянина из России начала XX века.
Эти представители homo хороши тем, что очень подробно и авторитетно описаны классиками антропологии, в частности, скрупулезно задокументированы их анатомо-физиологические воззрения, являющиеся, безусловно, ключевыми в деле познания и понимания мира.
Несколько удивляет схожесть этих воззрений у народов, «разнесенных» географически и до середины XX века не «соприкасавшихся» своими культурами.
Это удивление, впрочем, было сформулировано еще в 1922 году Л. Леви-Брюлем: «По мере того, как исследователи обнаруживали, или, вернее, изучали народности низшего типа в самых отдаленных, а иногда совершенно противоположных пунктах земного шара, вскрывались поразительные аналогии между некоторыми из этих народностей, доходившие порой до полного сходства в мельчайших деталях» (Леви-Брюль Л. Первобытное мышление, 1930) и отчасти объяснено И. М. Сеченовым: «Основные черты мыслительной деятельности человека и его способности чувствовать остаются неизменными в различные эпохи его исторического существования, не завися в то же время ни от расы, ни от географического положения, ни от степени культуры» (Сеченов И.М. Избранные труды, 1935). Иван Михайлович, к сожалению, не дал подробной трактовки своему же постулату, и чуть ниже мы будем вынуждены сделать это сами.
Антропология объясняет эти сходства примерно одинаковой степенью религиозности, социализации и общего развития.
Нейрофизиология, вероятно, могла бы предложить иное, еще более простое объяснение: образчики чистого разума представителей разных этносов столь схожи, поскольку являются продуктом идентичных физиологических процессов головного мозга, а вызывающие их факторы для всех народов примерно одинаковы, а набор их невелик и тривиален: жизнь, смерть, труд, война, голод, деньги, половые отношения, болезни, дети, имущество et cetera. (Климатические, этнографические и прочие различия, конечно, привносят некоторую вариативность, но она ничтожна.)
Попытки обнаружить структурное различие меж мозгом европейца и (к примеру) африканца, популярные во времена Грациоле, Лайеля, Оуэна, Маршалла (это середина XIX века), закончились закономерным конфузом. Отсутствие сколько-нибудь существенных размерных отличий меж среднестатистическим мозгом европейца, африканца, аборигенов Австралии, Восточной Азии и представителей арктических народов, было доказано С. Мортоном (1849), П. Тобиасом (1970), К. Смитом и К. Бейлсом (1990) и пр. (Morton S. Observations on the Size of the Brain in Various Races and Families of Man (1849); Tobias P. Brain Size, Grey matter and Race — Fact or Fiction? (1970); Smith C, Beals K. Cultural Correlates with Cranial Capacity (1990)).
Ceterum, эта ремарка — простая дань академизму: отсутствие какой- либо связи меж размером мозга и его возможностями обсуждалось в настоящем исследовании (глава II) и является не просто доказанным нейрофизиологическим фактом, но и locus communis. Напомню основные
исследования, которыми мы руководствуемся в данном вопросе:
СР.Кахаль (1911), И. Филимонов (1940), О. Адрианов (1993), М.Не-
стурх (1967, 1970), В. Эфроимсон (1964), Г. Рогинский (1948), A. Reidel,
Harper, Н. Kretschmann (1994), М. Плисецкий (1956), Г. Левин (1963),
К. Beals, С. Smith, S. Dodd (1984), М. Hennenberg (1984), М. Lathan (1974),
Halpern (2000), J. Graves (2002) et cetera.
Итак, продукты первобытного, чистого (пра-логического) разума самых разных этносов и должны быть почти идентичны, как и любой другой продукт работы физиологических механизмов homo.
Explico.
В качестве иллюстрации этого утверждения возьмем парадоксальное, но удобное сравнение разума и (к примеру) пота.
При всей разности «репутаций» как пот, так и разум являются физиологическими продуктами, имеющими огромное значение, сложный механизм возникновения, четко определенную роль. Они примерно одинаково зависят от вариативности внешних факторов, а прекращение их выработки в равной степени фатально для организма.
У зулуса и русского крестьянина пот будет иметь не принципиальные, но заметные мелкие отличия, обусловленные разностью рационов, гардероба, климата et cetera.
Пот зулуса, вероятно, будет содержать чуть больше летучих жирных кислот и креатина, являющихся физиологическим ответом на специфику жаркой среды, но, возможно, чуть меньше серина, чем у русского. При этом общая элементарная «картина» пота: мочевина, мочевая кислота, креатин, серин, жиры, летучие жирные кислоты, парные эфирносерные кислоты, соли, вода, удельный вес 1,001 — 1,006 у зулуса останется каноничной для всякого homo. (Si zulus salvus est.)
Несмотря на некоторые разницы в пропорциях сирина и жирных кислот, пот зулуса, точно так же, как и пот русского, будет выполнять свои функции терморегулятора, экскретора, протектора кожи, смазчика, возможно, носителя феромонов, а его выделение всегда будет происходить по известным схемам.
Примерно так же будут обстоять дела и с другим физиологическим продуктом, т.е. с разумом. Возможно, сравнительно с русским, у зулуса и тут будут несколько изменены «пропорции компонентов», что, впрочем, никак не скажется на общих принципах возникновения «выделения» и применения.
Превосходные «слепки» с представлений новогвинейцев, австралийцев, африканцев предлагают такие классики антропологии, как Л. Леви-Брюль «Первобытное мышление» (1930), Дж. Фрезер «Золотая ветвь» (1906) и К. Леви-Стросс «Мифологики» (1966), Н. Webster «Primitive Secret Societies» (1908), Э. Тэйлор «Первобытная культура» (1939), Г. Шурц «История первобытной культуры» (1910), а воззрения русских крестьян зафиксированы в трудах А. Краснова «Об антропологических типах Харьковского уезда» (1891), Г. Попова «Русская народно-бытовая медицина: по материалам этнографического бюро кн. В. Тенишева» (2010), И. Тарновской «Воровки. Антропологическое исследование» (1891), П. Зо- графа «Об антропологических типах центральной Великороссии» (1892), Н. Тезякова «Вотяки Больше-гондырской волости Осинского уезда» (1892), О. Кондратовича «К этнографии остяков» (Труды Антропологического общества при Императорской Военно-Медицинской Академии за 1894-95гг.), Н. Высоцкого «Очерки нашей народной медицины» (2011), «Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы»: по материалам этнографического бюро кн. В. Тенишева, 2004-2007. Т. I-V.
Ergo.
На основании сопоставления приведенных выше академических источников мы сейчас увидим, что представления русских крестьян XIX века о пищеварении, болезнях, эмбриогенезе во многом совпадают с таковыми у туземцев Соломоновых островов, Новой Зеландии, Новой Гвинеи.
И те и другие одинаково верят, что «пищу перерабатывают пары, потому что в человеке много жара, другие же утверждают, что непременно у каждого человека должен быть особенный червяк, который “перетачивает” пищу». В Пошехонском уезде Ярославской губернии еще в начале XX века была «распространена вера, будто бы змеи берут (пьют) яд из солнца, что змея, забравшись в человека, может выйти обратно на парное молоко». А туземцы в бухте Принцессы Шарлотты, имеющие сходное представление о такой змее как о причине недугов, уверены, что, будучи извлечена из тела человека, «эта странной породы змея тотчас же исчезает». Такое же единомыслие мы можем наблюдать и в вопросе происхождения иных болезней: «Чрезвычайно интересны способы, при посредстве которых производится порча. Всего чаще она пускается по ветру, по воде, примешивается к пище и питью, а иногда достигается и путем заклинания». В Пензенской, Орловской, Вологодской губерниях существовало убеждение, что «колдуны кидают под ноги намеченного человека какие-то небольшие шарики, скатанные из воска, овечьей шерсти, с примесью кошачьих и человеческих волос», а новозеландцы «все болезни серьезного характера, начиная с малярии, вплоть до сифилиса, приписывают действию некоего талисмана, представляющего собой осколок замотанной в волосы косточки, прикрепленной воском к тростнику, который бросают в направлении намеченной жертвы». Аборигены островов Манус (Папуа — Новая Гвинея) запрещали беременным есть свинину, «чтобы у ребенка вместо волос не выросла щетина», очень похожие представления о влиянии контактов с животными на внешность и здоровье будущего ребенка были у русских крестьян Вятской, Смоленской, Владимирской, С-Петербургской губерний: «Существует у детей болезнь “щетинка”. Причина этой болезни в высшей степени проста: если беременная женщина толкнет случайно или нарочно поросенка, то родившийся младенец заболевает щетинкой, т. е. будет плакать дни и ночи, не давая никому покоя, от раздражения щетинками, которые появляются на поверхности его тела».
