В. Дольник - Непослушное дитя биосферы
Игра жизни со смертью на сцене истории
Понять разнообразие демографических процессов в современном мире нельзя, не проследив их изменения на всем пути развития человека и не сравнив, как они протекают в разных регионах планеты.
Рождаемость и смертность
В наше время в развитых странах чаще всего встречаются одно-, двух– и трехдетные семьи. Нам часто указывают на то, что у наших прадедов имелось по 4 — 7 братьев и сестер, говорят, что это некая древняя норма. Сколько же детей в семье должно быть с точки зрения биолога? Чтобы понять нелепость самой постановки вопроса, зададимся другим: сколько детей достаточно для воспроизводства популяции? В идеальном случае (если нет смертности в детском и репродуктивном возрасте) одной среднестатистической матери достаточно за жизнь произвести одну дочь. В среднем это соответствует двум детям обоих полов на мать. Такого уровня рождаемости достаточно для поддержания стабильной численности у любых видов растений и животных, включая человека. Однако в реальной жизни требуется больше потомков, так как часть их погибнет, не успев размножиться. Сколько потомков нужно произвести для покрытия детской и репродуктивной смертности, зависит, как нетрудно сообразить, от уровня этой смертности: чем он выше, тем плодовитее должны быть самки. Плодовитость у каждого вида имеет свой верхний предел, называемый потенциальной плодовитостью. Уровень смертности задается прежде всего условиями среды обитания в сочетании с образом жизни. Но вид может его изменить, выбрав ту или иную стратегию воспроизводства. Сельдь ежегодно откладывает сотни тысяч мелких икринок в море и никак о них не заботится — авось из такой уймы потомков кто-нибудь да выживет. Это, как говорят экологи, R-стратегия. Трехиглая колюшка откладывает немного, но зато крупных икринок, на производство которых самка тратит всю свою энергию размножения. Самец же заранее находит для потомства подходящий участок дна, охраняет его от конкурентов, строит гнездо, аэрирует отложенную в него икру, а затем водит и охраняет мальков. Эти рыбки при равных в сравнении с сельдью затратах энергии на воспроизводство вкладывают в каждого потомка значительно больше энергии. Естественно, что детская смертность у них на несколько порядков ниже. Это называется К-стратегией.
Пример К-стратегии. У этих сомиков самка заключает всю свою продукцию в несколько крупных икринок; самец вынашивает их во рту, защищая от врагов и омывая свежей водой.
Человеку как виду свойственна, конечно, К-стратегия. Но в пределах своей потенциальной плодовитости он может сдвигаться в сторону R-стратегии. Это не раз случалось в прошлом.
По сравнению с другими млекопитающими сходных размеров потенциальная скорость размножения человека низкая. Большинство женщин не могут родить более 6—11 детей за жизнь, так как организм изнашивается от родов. Но и эта потенциальная плодовитость в течение многих сотен тысяч лет не реализовывалась. Вспомним, мы об этом уже частично говорили. В давние-давние времена средняя продолжительность жизни человека была такой же, как у человекообразных обезьян: 25 — 27 лет. Созревала женщина позднее человекообразных, годам к 15. Беременность длится менее года, и родится, как правило, один ребенок. У занимавшихся собирательством первобытных людей пища была такова, что ребенок мог жить на ней только после трех лет, когда вырастали зубы. До этого его приходилось кормить или подкармливать грудным молоком. Многие ученые считают, и не без оснований, что в те времена у женщины, пока она кормила молоком, следующая беременность обычно не наступала (как у современных человекообразных). В благоприятной ситуации мать успевала родить трех детей и погибала раньше, чем младшие достигали самостоятельности. При столь низкой плодовитости численность популяции едва удавалось поддерживать, и ее рост был медленным. Нужно заметить, что в те времена дети погибали от голода, травм и хищников, но зато редко гибли от заразных болезней: люди жили небольшими изолированными территориальными группами, что препятствовало передаче инфекций.
На этом рисунке можно увидеть, как менялись со временем рождаемость и смертность в развитых и менее развитых странах. В развитых странах рождаемость плавно снижалась вслед за снижением смертности. В менее развитых странах смертность начала снижаться сравнительно недавно, но зато круто, а рождаемость начала снижаться лишь совсем недавно.
Освоение земледелия и животноводства позволило увеличить плотность популяции по сравнению с собирателями и охотниками по крайней мере в 10 раз. А в очагах земледелия, на лучших землях, плотность доходила до очень высокого уровня. Большая плотность создает, как мы знаем, благоприятные условия для распространения детских (т.е. наиболее заразных) болезней. Детская смертность повысилась. Но ее компенсировало увеличение рождаемости. Последнее оказалось возможным, во-первых, потому, что при устойчивом производстве пищи стала продолжительнее жизнь взрослых, а во-вторых, люди нашли заменители материнского молока для детей старше года — молоко домашних животных и семена культурных растений. Женщины теперь могли рожать чаще и дольше. Но в течение многих тысячелетий (в старых земледельческих очагах) и столетий (в новых) этой рождаемости только-только хватало для покрытия высокой детской смертности. В этих условиях у земледельческих народов выработалась установка на реализацию полной плодовитости женщин, рождение 6 — 11 детей. Возникавшие именно в это время и в этих районах высокой плотности населения (Ближний Восток, Индия, Китай) мировые религии требуют от женщин: «Плодись, плодись», — и обрекают на презрение бесплодных или малодетных. За 17 веков нашей эры численность людей выросла, как вы помните, всего от 200 до 500 миллионов. Это значит, что в среднем у матери выживало чуть больше двух детей — меньше, чем у современной матери. Да, в отличие от нас у наших предков было много братьев и сестер, но не рядом в жизни, а на кладбище. В такой обстановке у традиционных земледельцев неизбежно формировалось сочетание стремления иметь много детей, детолюбия с легким отношением к их смерти («Бог дал — Бог и взял»).
Разное соотношение рождаемости и смертности в разных странах приводит к разной возрастной структуре популяции. В развитых странах смертность до 60 лет от роду низкая, общество «нагружено» пожилыми людьми. В менее развитых странах смертность в любом возрасте высокая, общество «перегружено» детьми (37% населения моложе 15 лет!), многие из которых умирают.
Новая стратегия в новых условиях
Теперь ответим на обычный вопрос: почему в наше время в промышленно развитых странах преобладают малодетные семьи? Во второй половине XVII века несколько европейских северных народов (англичане, затем голландцы и французы) встали на путь промышленной революции, которая позднее в тех же странах переросла в научно-техническую. Этот путь занял у них три столетия — довольно долго в сравнении с жизнью одного поколения. Эти народы все изобретали и внедряли сами, они успевали приспосабливаться к ими самими создаваемым новым условиям. По мере постепенного развития гигиены и медицины детская смертность снижалась, продолжительность жизни росла, и рост популяции могла обеспечить более низкая рождаемость. В результате и рождаемость постепенно сокращалась, популяции переходили к К-стратегии. Англичане, голландцы, французы испытали демографический взрыв в XIX веке, и он был у них несильным. Вставшие на тот же путь, но несколько позднее немцы, шведы, прибалты, русские прошли период более сильного демографического всплеска позднее, в начале XX века. Теперь те и другие находятся в стадии стабилизации численности, и рождаемость у них низкая. У народов, вставших на этот путь еще позднее (испанцы, грузины или японцы), демографический взрыв завершается в наше время.
Старая стратегия в новых условиях
Пока все выглядит понятно. Но многие теряются, видя некий парадокс в том, что стремительный рост населения Земли происходит благодаря развивающимся странам Индокитая, Ближнего Востока, Латинской Америки, Китаю, Индии (а у нас — Средней Азии), отнюдь не благополучным по уровню жизни. Как такое получилось? Ведь экономически он многим из этих стран невыгоден.
Рост населения съедает прирост продукции, и жизненный уровень, исходно низкий, растет медленно или даже снижается. Внешне создается впечатление, будто нехватка пищи и голод, наоборот, стимулируют рождаемость — как бы против всех биологических законов. Этот парадокс ставит в тупик демографов. Но для биолога, знающего, что механизмы, регулирующие рождаемость в популяции, изменяются медленно, здесь нет ничего необъяснимого. Эти народы встали на путь научно-технической революции последними и недавно, причем они не сами все изобретают, а заимствуют плоды прогресса, к тому же очень быстро и не в той последовательности, в какой те были открыты.
