А. Барнетт - Род человеческий
И Дарвин и Уоллес пришли к идее о ведущей роли естественного отбора в эволюции после ознакомления с работой Мальтуса о народонаселении (см. гл. 11). Мальтус отрицал необходимость улучшения жизненных условий неимущих слоев населения, считая, что это приведет только к еще большему их размножению и в результате к полному истощению запасов продовольствия. Такая точка зрения полностью совпадала с идеологией развивающегося капитализма. За несколько лет до выхода основной работы Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора» Герберт Спенсер выдвинул теорию о выживании наиболее приспособленных в поддержку распространенных взглядов на человеческие отношения в современном ему обществе. Таким образом, теория, сходная с теорией Дарвина, была уже выдвинута в области социологии.
Тот факт, что работа Дарвина отразила современное ему состояние общества или находилась под его влиянием, нисколько не умаляет ее значения. Деятельность Дарвина и Пастера — красноречивый пример связи науки и общества.
Прогресс в области естественнонаучных знаний зависит не только от таких выдающихся ученых, как Пастер и Дарвин, но и от того, как используются способности большой армии исследователей. Немалую роль при этом играет страсть к исследованиям, которую нередко считают основной движущей силой научного прогресса. Однако эта сила не всегда используется, и таланты остаются нераскрытыми. В наше время это зависит от двух причин. Во-первых, одаренный человек с явными способностями к исследовательской работе может развить их только при условии материальной поддержки — либо родителей, либо государства. Во-вторых, если даже его способности имеют определенную направленность, скажем если по прихоти разума его особенно интересует изучение плесени, он все же не сможет полностью их раскрыть до тех пор, пока государство (или какая-либо, организация, дотацией которой он пользуется) не сочтет, что изучением плесени стоит заняться. Мы выбрали этот пример потому, что из плесени получен пенициллин — одно из наиболее ценных лекарственных средств по предупреждению и лечению болезней. И все же в Великобритании, например, не уделяют должного внимания изучению плесени и других грибов. Только этим, на наш взгляд, можно объяснить тот факт, что практическое использование пенициллина началось не вскоре после его открытия (в Лондоне в 1929 г.), а только десять лет спустя. Понадобилось десять лет невозместимых усилий ботаников, химиков и медиков, чтобы работы в этом направлении получили наконец поддержку.
Фактически современная биология, как и раньше, не что иное, как продукт усилий человека в его стремлении получить необходимое для жизни. Это справедливо даже несмотря на то, что немало людей изучают ее, не преследуя какой-либо определенной практической цели, просто по призванию. Наиболее существенным вкладом биологии в изучение человека является общий закон, примеры которого были в каждой главе: индивидуум есть продукт сложного развития — при постоянном взаимодействии наследственности и среды. При рассмотрении физических различий или различий в поведении между расами, классами или полами следует непременно учитывать это взаимодействие.
Только при этом условии нам удастся понять, что «человеческая природа» гораздо более вариабельна и изменчива, чем обычно предполагают. Оказывается, расы не только очень разнородны генетически, но и способны к быстрым изменениям от поколения к поколению, то есть обладают большим разнообразием возможностей, и степень выраженности этих возможностей зависит у человека от социальной организации. Позднее палеолитическое общество давало человеку чрезвычайно мало возможностей для развития качеств, особо ценных в наши дни, за исключением храбрости, известной точности движений руки и мастерства в изобразительном искусстве. Необходимые гены, возможно, уже существовали и в то время, но не было условий для их полного проявления. Современная наука позволяет, утверждать, что в подходящих условиях в любой человеческой группе могут появиться индивидуумы с высоким уровнем технического мастерства, художественных способностей и общественного сознания. Любая расовая группа биологически достаточно гетерогенна и обладает большим наследственным потенциалом, чтобы удовлетворить разнообразными талантами запросы общества.
Социальные группы также разнородны по своему составу. Границы между ними гораздо менее четки, чем между расами; если дети из любой группы не имеют возможности получить образование, это приводит только к тому, что человечество теряет дарования. Более того, в большинстве сообществ женщины совершенно несправедливо занимают приниженное социальное положение.
Несмотря на то что наследственность и среда одинаково важны при определении направления индивидуального развития, они не равноценны, когда речь идет о практической деятельности человека. В настоящее время мы мало что можем изменить в генетической конституции человека (как поступают, например, с домашними животными). Наличие людей с плохим физическим развитием, низкими умственными способностями или преступными наклонностями говорит лишь о том, что надо изменить среду, в которой эти люди росли. Увеличение (и улучшение) продовольственного снабжения, разработка научных основ питания, диагностики и методов предупреждения заболеваний — все это выдающийся вклад биологии в проблему изменения нашей среды.
Но, подчеркивая изменчивость среды и фиксированность наследственности, не вступаем ли мы в противоречие с вторым главным биологическим принципом, применимым к человеку: если индивидуум — продукт наследственности и среды, то человечество в целом — результат эволюции. А эволюция — мы уже знаем — основана на утверждении одних генотипов и исчезновении других. Но генетические изменения в популяциях имеют совершенно другой временной масштаб, чем изменения в человеческом обществе (если не считать разведения домашних животных). Homo sapiens, как мы знаем, существует на земле около 70 000 лет — время вряд ли достаточное даже для незначительных изменений в биологическом аспекте. Однако в социальном смысле человечество эволюционировало за последние 10 000 лет очень сильно — от дикости к цивилизации, сама цивилизация прошла через ряд последовательных усложнений. В наше время социальные изменения происходят еще быстрее и резче в результате применения научных знаний. Уже сейчас ясно, что научные методы могут найти применение для решения неизмеримо более широкого круга проблем, помимо проблем питания и гигиены, транспорта, связи, производства предметов массового потребления, научной организации труда на заводах и фабриках… До сих пор науку рассматривают как что-то изолированное, как область, доступную немногим избранным, чей образ мыслей трудно понимают остальные. В наше время барьеры рушатся; растет понимание роли и места науки в жизни общества, а ученые принимают все большее участие в общественной и политической жизни.
Популярность биологии как науки в широких слоях населения ряда стран началась с общего понимания природы инфекционных заболеваний, равно как проникновение физических наук связано с развитием знаний об электричестве. Но еще далеко не везде научные методы получили всеобщее признание даже среди образованных людей, и это, вероятно, будет продолжаться до тех пор, пока дети не получат возможность изучать их в школе. В настоящее время образование находится в донаучной стадии: нам говорят, о чем и как мы должны думать, вместо того чтобы дать возможность делать эти открытия самим и тем самым развивать критичность мышления. Весьма вероятно, что родители, на практике столкнувшиеся с массовой вакцинацией, узнали о научных методах больше, чем во время учебы в школе.
Но научный прогресс заставляет нас задумываться не только о таких повседневных заботах, как жилье и питание, — он призван также оградить нас от бездумного отношения к морали. Вспомним, что говорил по этому поводу известный английский эмбриолог Уоддингтон:
«Вклад науки в этику… заставивший нас по-новому взглянуть на факты ранее неизвестные или незамечаемые, гораздо больше, чем принято думать. Принятие научного образа мышления вынудит человека пересмотреть целый ряд вопросов, которые сейчас остаются в тени. Наши этические взгляды большей частью исходят из системы индивидуальной ответственности за индивидуальные поступки. Принцип статистической корреляции между событиями, принятый в науке, обычно считают сомнительным в смысле его этической ценности. Если взрослый человек ударяет ребенка молотком по голове, мы судим его за жестокость или убийство, но если он продает загрязненное молоко и в результате этого повышается заболеваемость детей и детская смертность, мы лишь штрафуем его за нарушение законов по охране здоровья. Еще меньше внимания уделяется этической стороне дела, когда ответственность, равно как и результат преступления, статистически распределяется по группам людей. Все слои населения Англии и Уэльса несут ответственность за ежегодную гибель 8000 детей уже потому, что не добиваются снижения детской смертности до возможного уровня, которого достигли, например, жители Осло еще в 1931 г. Но только очень немногие расценивают это как преступление».
