Михаил Козлов - Не просто букашки
Между прочим, не беда, если птица осмелится даже клюнуть мнимый глаз, ей достанется несколько несъедобных цветных чешуек или кусочек неперевариваемого хитина. Ведь их утеря, по сравнению с жизнью, просто ерунда.
И, наконец, о насекомых-перевертышах. Они, вполне съедобные для птиц, не вонючие, не жгучие и не жалящие, но чтобы их не трогали, искусно подражают своим собратьям по классу, имеющим крикливый наряд, дурной запах, неприятный вкус и опасный яд. Так, многие мухи-журчалки, безопасные и вкусные, невероятно похожи на пчел, шмелей и ос. Более того, те и другие вершат дела на цветках, особенно зонтичных, единой перемешанной толпой, выставляя себя напоказ. Здесь сам черт не разберет, кто есть кто. И вот результат — продолжается маскарад ряженых насекомых. У птиц видит око, да зуб неймет. Лишь птахи, не наделенные горьким опытом, клюют насекомых-подражателей, пока не наскочат на их модели — настоящих жалящих перепончатокрылых. Приняв яд, они перестают клевать всех насекомых, окрашенных, как жалящие насекомые.
Как насекомые становятся то невидимками, то пугалами? В чем тут суть? Все это, казалось бы, бесовское творение есть не что иное, как изобретения насекомых под влиянием естественного отбора. Далее объяснения дает Питер Фарб:
— Агентами естественного отбора в таких случаях служат хищные животные: они нападают на тех животных, чью маскировку им удается распознать быстрее. Крупное упущение в маскарадном одеянии означает незамедлительную гибель; выживают лишь те насекомые, которые случайно развили самый искусный камуфляж. Вероятно, покровительная окраска впервые появилась как мутация у насекомого, не имевшего специальных средств защиты. Если у мутанта на крыльях имеются пятна, которые отпугивают, например, птицу, намеревающуюся его проглотить, то он выживет и сможет произвести потомство. Из многих сотен или тысяч его потомков выживут и размножатся в основном те, у кого есть этот полезный признак, хотя бы и слабо выраженный. Естественный отбор и в дальнейшем будет благоприятствовать тем насекомым, у которых на крыльях есть этот новый, отпугивающий птиц рисунок. Остальные будут больше подвержены нападениям, их число уменьшится, и они могут даже совсем исчезнуть.
Восхищаясь увлекательным рассказом моего коллеги, я бы добавил лишь вот что: такое тонкое искусство выживания насекомых возникает преимущественно с участием птиц и используется для усмирения их неудержимого натиска против насекомых.
А теперь на моей ладони землеройка — белозубка-малютка — пигмей из пигмеев среди ныне живущих млекопитающих на Земле: ее рост с мизинец, вес 1,5–2 грамма (она может протискиваться в проход толщиной с карандаш), а сердце бьется, делая 1300 ударов в минуту. Этот зверек — представитель отряда насекомоядных, в котором числятся 8 семейств и около 400 видов. Вот как отзывается о них И. И. Акимушкин:
— Насекомоядные — зверьки маленькие, но зоологическая история у них большая. Сто миллионов лет назад, в меловом периоде, когда еще динозавры сокрушали хвощи невиданной с тех пор мощью своих подошв, насекомоядные уже жили в истоптанной зелени под ногами у ящеров-исполинов. От тех древних юрких зверьков произошли все звери: кошки и собаки, олени и зайцы, полуобезьяны и обезьяны, а от обезьян — и человек.
Вот так, ни больше ни меньше. Спасибо, Игорь Иванович. Пользуясь случаем, вас и нас с вами поздравляю с новыми родственниками. Это во-первых. Во-вторых, насекомоядных млекопитающих — наших предалеких предков — вытащили за ушки на свет божий насекомые. Чтобы смягчить конкуренцию в борьбе за пищу с пернатым миром и летучими мышами, насекомоядные зверьки заняли новую нишу в иерархии животного мира: они охотятся на ползающих шестиногих членистоногих в почве, в лесной подстилке, среди хвороста, под камнями, т. е. в основном землерои.
Кстати, о летучих мышах. Они тоже млекопитающие и входят в состав рукокрылых — отряда, объединяющего около 1000 видов. Считается, что летучие мыши — это одна из самых везучих насекомоядных групп животных. Они — властелины ночной стихии, летают в бешеном темпе, носятся, словно призраки, в погоне за насекомыми. Для полета в темноте, сами знаете, зрение непригодно — нужен иной навигационный прибор. У летучих мышей это сонар, похожий на радар, с той разницей, что первый использует звуковые волны, а второй — радиоволны. Он расположен на ушах мышей и способен воспринимать эхо ультразвуков. Ориентируясь в кромешной тьме, рукокрылые зверушки издают эти высокочастотные звуки от 50 000 до 200 000 колебаний в секунду и при помощи сонара улавливают их отражение. Иначе говоря, «видят» ушами.
Но насекомые тоже не пасынки природы. Некоторые ночные бабочки приобретают приспособления для подслушивания своих преследователей и при их приближении камнем падают на землю или же демонстрируют фигуры высшего пилотажа, например, штопор, ускользая от сверхчутких ушей летучих мышей. Другие чешуекрылые просто-напросто глушат ультрасигналы своих врагов. Третьи сами отправляют им ультразвуки, извещающие о том, что они, как ни дороги, все-таки недотроги — ядовиты, несъедобны. Вот ведь как расходятся пути-дороги хищников и их жертв.
А теперь вскользь — о выдумках, стоящих на грани чудес. Речь о языках, приспособленных к своеобразной диете, состоящей из скрытноживущих насекомых. Какой язык надо иметь дятлу, чтобы достать личинок жуков-короедов, обитающих в древесине? Ответ простой: длинный-предлинный. Но постойте, куда его деть в нерабочее время? Вопрос сложный. Оказывается, этот тонкий змеистый рабочий инструмент укладывается в особом футляре в черепе и проходит в глазнице, не задевая зеницу.
Но самый дьявольский язык имеют звери-панголины — жители Африки и Азии. Можно подумать: не язык, а змея. Сам зверек — не более метра в длину, при этом его язык — длиною 40 сантиметров! Хотя он до Киева не доведет, но отменно ловит муравьев и термитов. Жертвы, бедняги, налипают на клейкий язык и отправляются сначала в желудок, не задерживаясь во рту, а там имеется жернов, состоящий из роговых пластинок и порою камешков, перемалывающий пассажиров почти до молекулярного состояния. У обладателей такого инструмента внутри организма есть чудесное ложе, куда аккуратно складывается язык; тянется он аж до таза.
Чуть не забыл. Еще две группы млекопитающих — броненосцы и муравьеды, обосновавшиеся в Южной Америке, питаются термитами и муравьями, притом первые их жуют, а вторые — проглатывают. Ради справедливости надо сказать, броненосцы, покрытые роговым панцирем (отсюда их название), кроме муравьев, подбирают других беспозвоночных и мелких позвоночных животных — всех тех, кого бог послал. Муравьеды тоже не всегда оправдывают имя свое. Карликовый муравьед, величиной с белку, обитая в лесах, не сползая с дерева, свои гастрономические потребности удовлетворяет исключительно за счет термитов. Да и гигантский муравьед, достигающий двух метров в длину, не прочь подкрепиться термитами. Он для этого крушит крепкие, как броня, стены термитника так, словно они сложены из бумажных листов, мощными, как бульдозер, когтями и молниеносно засовывает змееподобный липкий язык в глубину лабиринтов термитов.
О заморских чудесах можно, конечно, рассказывать бесконечно много, но нельзя забывать и о наших зверях-гастрономах, пусть даже банальных, таких, например, как мелкие грызуны, особенно мыши, полевки, крысы, суслики. Хотя они подбирают почти все съедобное, что им доступно, где что подвернется, но не без удовольствия лакомятся ползающими насекомыми. Даже в рационе таких хищников, как дикие кошки, барсуки, лисы, медведи, насекомые прочно занимают достойное место. А волчата, еще не покинувшие родимого логова и сосущие молоко матери, разве они не начинают свой жизненный путь с охоты за насекомыми? Несомненно. Правда, так же поступают малыши зверушек, таких, как горностай и ласка, хорек и норка.
Словом, становление млекопитающих — от их предка до человека — во многом зависело от насекомых. Да и теперь судьба большинства их прочно связана с питанием насекомыми. Впрочем, сам человек не стал бы человеком и не выжил бы без насекомых на переломных этапах своего исторического развития, когда он был собирателем и охотником, когда был частью природы, а не властелином и разрушителем ее.
Таким образом, без преувеличения можно сказать, что насекомые в качестве основного источника жизни — пищи — вошли в плоть и кровь абсолютного большинства позвоночных животных — рыб, земноводных, пресмыкающихся и млекопитающих.
А беспозвоночные животные, разве они не питаются насекомыми? Посмотрим, на что они способны на этом поприще.
В тихой заводи, кого там ни заводи — от карпа до стерляди, — иногда без всяких заводил появляются отнюдь не чертики, а волосатики, относящиеся к круглым червям. Имя свое они получили не потому, что слишком волосатые, а потому, что их взрослые особи по внешности похожи на волос длиною 20–80 сантиметров. Что только не говорят про них! Они впиваются в организм человека, проникают в кровь и сердце… — одни слухи страшнее других. Заявляю: в человеке и домашних животных волосатики не паразитируют, даже не находят временного приюта, тем более уюта. А вот их личинки не безобидны для насекомых. Они ведут паразитический образ жизни внутри них, высасывая питательные продукты. Достигнув внутри насекомых предельной длины и юношеского возраста, волосатики покидают тело хозяев, пробуравливая их покровы, и попадают в воду. Здесь они становятся взрослыми, что доказывается самкой и самцом актами. Фактами этих событий являются: откладывание самками оплодотворенных яиц, скрепленных в длинные шнуры, и смерть половых партнеров. Вот таков финиш, а на старт выходит вылупившееся из яиц молодое поколение, принявшее эстафету продолжения рода волосатиков. Каждый малыш внедряется внутрь своего кормильца — личинки насекомых — и тунеядствует, высасывая его соки. Зараженных волосатиками водных личинок съедают взрослые насекомые, принимая вместе с пищей новых внутренних паразитов-глистов. Кого из насекомых больше изматывают волосатики — врагов наших врагов или своих недругов? Вопрос не пустой и не простой. Ответа на него нет, потому что волосатики — беспризорные существа, до которых не доходят руки человека, увы, и умы.
