Игорь Акимушкин - И у крокодила есть друзья
Одним словом, сами звуки и способы их производства в животном мире так разнообразны, что тому, кто захотел бы о них подробнее рассказать, пришлось бы исписать огромную кипу бумаги.
Крылатая речь
Если тронете легонько струну, она начнет колебаться и ее колебания породят звук. Чем быстрее вибрирует струна, тем выше тон звука. А чем больше размах ее колебаний, тем он громче.
Точно так же и крылья насекомых, вибрируя в полете, жужжат на разные голоса. Если бы мы умели махать руками не менее быстро, чем они крыльями, то «жужжали» бы при ходьбе. Но даже самые подвижные наши мускулы едва ли могут сокращаться более чем десять-двенадцать раз в секунду. Мышцы же насекомых за то же время сотни раз поднимут и опустят крылья.
У каждого вида насекомых свой тон жужжания: это значит, что крыльями они машут с разной быстротой. Решили это проверить с помощью новейших электронных приборов.
И установили: у комаров крылья колеблются 300–600 раз в секунду, у осы за то же время делают они 250 взмахов, у пчелы — 200–250, а то и 400, у мухи — 190, у шмеля — 130–170, у слепня — 100, у божьей коровки — 75, у майского жука — 45, у стрекозы — 38, у саранчи — 20, у бабочки — 10–12, и ее жужжания мы не слышим, потому что это уже инфразвук, к которому наше ухо глухо.
Ученые, рассматривая эту таблицу, подумали: а ведь неспроста у каждого насекомого свой код жужжания. Наверное, крылья, помимо главного назначения, несут и другую службу, ту, которую выполняет у нас язык — информационную. Природа ведь очень экономна и не упускает случая, когда это возможно, одному органу придать несколько функций, утилизируя с выгодой и побочные «продукты» его основной деятельности.
И это действительно так. Крылья насекомых — аппарат не только летательный, но и телеграфный. И сходство здесь не в одном лишь жужжании.
У комаров гудение крыльев — сигнал сбора: они тучами слетаются туда, откуда оно доносится. Комариных самцов особенно привлекают звуки с частотой 500–550 колебаний в секунду: в таком темпе трепещут крылышки их подруг. Даже когда вокруг очень шумно, комары слышат эти сигналы. Ведь у них есть акустические селекторы и усилители на усиках. Здесь растут длинные волосики, вибрирующие в унисон лишь с колебаниями определенной частоты: той, с которой комариные самки машут крыльями. Раскачиваясь в такт с ними, усики-камертоны передают обслуживающим их слуховым нервам информацию только о тех звуках, которые больше всего интересуют влюбленных комаров.
Электротехники жалуются, что высоковольтные трансформаторы часто бывают забиты мошкарой. В гибели насекомых виновато их романтическое влечение к прекрасному полу: многие трансформаторы гудят, оказывается, в унисон с комариными самками — это и губит введенных в заблуждение кавалеров.
Но когда комар, спасаясь от занесенной над ним карающей десницы взбешенного царя природы, набирает третью скорость, его мотор жужжит совсем в другом тоне, чем на комариных гулянках. И этот новый тревожный звук служит предупреждением другим комарам. Говорят, что инженерами уже придуман прибор, который, имитируя сигнал комариной тревоги, отпугивает комаров лучше всяких кремов и химикалий.
Даже и хором исполненный комариный писк не идет ни в какое сравнение с оглушительным треском крыльев стартующей или приземляющейся саранчи. Когда саранча уже набрала высоту и летит по прямой, то шумит меньше.
Дарвин писал о патагонской саранче: «Шум от их крыльев был подобен грохоту устремившихся в бой колесниц». Говорят, что даже из кабины самолета слышно гудение крыльев приземляющейся вместе с ним саранчи!
Человеку этот мощный гул миллиардов трепещущих крыльев говорит лишь о приближении восьмой казни египетской, от которой его ничто не спасет. Для саранчи же он — сигнал к полету. «Все в воздух!» — вот что означает на языке самых прожорливых насекомых свист ветра, рассекаемого их крыльями. Глухая саранча, если залепить воском уши у нее на брюшке, не проявляет никакого желания присоединиться к своим сородичам, отправляющимся в дальнюю путь-дорогу. Словно и не видит, что стая улетает. Но саранча неглухая снова и снова взмывает в небо, забывая и об еде и об отдыхе, как только услышит переданную через громкоговоритель магнитофонную запись шума крыльев стартующей стаи.
А что, если попытаться уморить с голоду всю саранчу, встречая повсюду ее стаи переданным по радио приказом «Все в воздух»?
Или это будет столь же эффективная мера, как и тот проект защиты Рязани от татар, о котором сообщает «Сатирикон»? Совсем уже решили было написать на воротах города: «Татарам вход запрещен!» Да вот на каком языке написать-то? На русском? Татары не поймут. На татарском? Его не знали князья…
Язык саранчи ученые теперь знают. Поэтому Международная комиссия по борьбе с саранчой и решила попробовать, какое произведет на нее впечатление строгий приказ: «Саранче вход запрещен!» (Разумеется, он будет передан на ее родном языке.)
Во всяком случае, сходного типа техническая новинка уже помогает людям, имеющим дело с пчелами. Всем известно, сколько хлопот доставляют пчеловодам упущенные из ульев рои. В 1959 году был изобретен прибор-шпион, который подслушивает разговоры пчел и передает их пасечнику в виде такого, например, предупреждения: «Пчелы поговаривают о бегстве. Отсаживай рой, пока не поздно!»
Пчелы, как и комары, не всегда жужжат одинаково. Когда они летят налегке или, деловито порхая с цветка на цветок, собирают нектар, крылья у них работают в одном ритме. Но, возвращаясь в гнездо с тяжелой ношей, прибавляют обороты своему двигателю, и он «воет» на самых высоких нотах. Поэтому пчелы, охраняющие входы в улей, издали услышав эту сирену, впускают пчел-сборщиц без всякого осмотра: ведь грабители не вносят в дом добро, которое хотят украсть. Пчел же, прилетающих без груза, — они гудят басовитее — внимательно обнюхивают и осматривают: свои ли это?
Потревоженные пчелы жужжат совсем иначе, чем во время мира. И это тоже сигнал тревоги и всеобщей мобилизации.
И когда роятся, наполняют улей особенным гулом. Изобретатели электронного шпиона сконструировали его так, что, только загудит готовый к вылету рой, реле прибора срабатывает, и в доме пасечника звенит звонок.
Недавно доктор Эш, ученик Карла Фриша, установил, что пчелы, исполняя виляющий танец, жужжанием своих крыльев дополнительно разъясняют, где искать медоносы. Эти сигналы «напоминают трескотню велосипедного мотора». Если «мотор» гудит примерно полсекунды, то до цветов, богатых нектаром, лететь нужно двести метров. И чем громче его трескотня, тем выше качество найденной пищи.
Разнотонным шумом крыльев пчелы отдают приказы и другого содержания. Однажды экспериментаторы стали свидетелями забавной сценки. Они заставили кружиться в улье электромагнитную модель пчелы. Рядом с ней маленький динамик воспроизводил записанный на пленку трескучий «аккомпанемент» танца.
Вначале все шло хорошо: пчелы старались понять робота. Но вдруг они набросились на него и «убили». Вся модель была утыкана пчелиными жалами. Оказывается, особым треском крыльев сборщицы попросили электронную пчелу выдать из зобика пробу нектара, чтобы по запаху его легче было определить, на каких именно цветах искать медовое сырье. Но автомат тупо жужжал одно и то же: «Двести метров, двести метров…» Пчелы решили, наверное, что имеют дело с идиотом, и расправились с ним на манер спартанцев. Впредь, говорят, искусственные пчелы доктора Эша «были более осмотрительны».
Люди обычно не обращают внимания на изменчивые интонации крылатой речи насекомых. Но сами насекомые, их враги и друзья прислушиваются к ним внимательно. Поэтому и «овцы в волчьих шкурах» — беззащитные мухи, подражающие окраской и внешностью осам и пчелам, — подделывают свое жужжание, настраивая его на более высокие ноты. Тогда только это обманывает врагов, и те не трогают шестиногих мимов, принимая копии за оригиналы.
Безмолвно рычащий мир
Весной 1942 года военно-морское ведомство США испытывало в Чезапикском заливе конструкции подводных микрофонов — гидрофоны. Они предназначались для обнаружения немецких подводных лодок.
Однажды вечером, после захода солнца, приборы передали наверх «ушераздирающую» какофонию невероятных звуков. Тут было и хрюканье, и рычанье, и стоны, и скрежет, и свист, и писк, и карканье… Инженеры ничего подобного не ожидали. Биологи, которых пригласили для консультаций, тоже не знали, что сказать. Логичнее всего было заключить, что кричат подводные жители, скорее всего рыбы. Но не сразу отреклись люди от убеждения, выраженного в известной пословице: «Нем как рыба».
Но кричали действительно «немые» рыбы. Мы не слышим их криков по вине высоких тарифов, которые существуют на границе «воздух — вода»: здесь при переходе из одной среды в другую поглощается 99,9 процента звуковой энергии. И еще потому не слышим, что многие из подводных голосов звучат в ультракоротком диапазоне, к которому глухо наше ухо, не вооруженное приборами.
