Йозеф Аугуста - Великие открытия
Как только детеныш скрылся, раздражение самца улеглось и он вновь занялся костяными кинжалами. Еще раз, теперь уже осторожнее, попробовал остроту краев, уколов себе сначала руку, а затем живот. По-видимому, он остался доволен «кинжалом», так как вскоре бережно положил его рядом с собой. Продолжая копаться в куче костей, он время от времени с удовлетворением поглядывал на него.
Внезапно раздался шум и радостное ворчание. Все увидели двух приближавшихся к холму сородичей, которые, наполовину выпрямившись, тащили за собой убитого павиана. Это и было причиной шума и ворчания самок и детенышей, спешивших навстречу, — добыча насытит пустые желудки.
Копавшиеся в костях самцы бросили свое занятие и поднялись. Они стояли, наполовину выпрямившись, и в этой необычной для человекообразных обезьян позе ожидали, когда поднесут охотничью добычу. Они не пошли навстречу прибывшим, как самки и детеныши, зная, что те сами придут к ним. Уже издавна на этом месте мирно делилась добыча. Длинные кости они разбивали камнями и, высосав мозг, выбрасывали в кучу.
Действительно, вскоре все сидели вокруг убитого павиана. Еда нравилась, и все были довольны и счастливы. Высоко в синеве южного неба сияло жаркое солнце…
Южная Африка, столь богатая золотом и алмазами, лишена известняка. Поэтому даже небольшие месторождения этого повсюду, кроме Африки, распространенного и очень важного промышленного сырья здесь тщательно разрабатываются. Благодаря этому на многих известняковых каменоломнях (Таунгс, Стеркфонтейн, Кромдрай, Сварткранс) были сделаны находки, представляющие огромный интерес для изучения древнейшего прошлого человечества. Прежде всего это открытие австралопитековых, которые хотя и не являются непосредственными предками человека, но показывают, как выглядели животные — предки человека. Поэтому уделим им немного внимания.
Подходил к концу 1924 год, когда Раймонду А. Дарту, профессору анатомии Витватерсрандского университета в Иоганнесбурге, прислали из каменоломни в Таунгсе небольшой череп. После семимесячной препарировки оказалось, что он состоит из слепка мозговой полости, почти неповрежденной лицевой части с верхней и нижней челюстями и полным набором зубов. Двадцать молочных зубов и первые постоянные коренные зубы ясно свидетельствовали, что череп принадлежал детенышу в возрасте около семи лет. Но самым интересным было то, что череп имел признаки и человекообразных обезьян (шимпанзе) и человека. В предварительном сообщении, опубликованном Дартом в феврале 1925 года в английском журнале «Нейчер», была следующая примечательная фраза: «Экземпляр этот имеет большое значение, так как представляет собой вымершую породу обезьян, которую мы можем считать переходной ступенью между человекообразной обезьяной и человеком». Существо, которому принадлежал этот череп, Дарт назвал Australopithecus africanus — «африканская южная обезьяна» (australis — «южный», a pithecos — «обезьяна»).
Английские и американские специалисты приняли сообщение Дарта весьма неблагосклонно. Для них достаточно было одного того, что оно было опубликовано вскоре после находки, а подобная спешка, по их мнению, всегда вредна. Возражали они и против вывода Дарта, что австралопитек представляет собой промежуточную форму между человекообразной обезьяной и человеком, то есть является тем знаменитым недостающим звеном — missing link, которое было столь популярно со времен Геккеля, но не получило признания. Коллеги упрекали Дарта и в неудачном выборе названия для своей находки, которое наводило на мысль, что она связана с Австралией.
Вскоре австралопитек получил в ученых кругах ироническое прозвище «бэби Дарта».
Все же двое ученых приняли открытие Дарта всерьез. Это были Алеш Хрдличка, директор антропологического отделения Национального музея в Вашингтоне, и в первую очередь Роберт Брум, врач по профессии, ставший выдающимся палеонтологом. Как раз в это время Брум закончил фундаментальный труд о южноафриканских древних пресмыкающихся и их значении для возникновения млекопитающих. Оба ученых исследовали заинтересовавшую их находку. Брум сразу принял сторону Дарта и начал пропагандировать его точку зрения, но и его усилия не привели к признанию австралопитека. Однако Брум был энергичен и не собирался капитулировать. Он оставил врачебную практику, занял должность куратора отдела палеонтологии позвоночных в Трансваальском музее и незамедлительно начал «охоту» за новыми черепами и скелетами австралопитеков, причем взрослых экземпляров, у которых скелетные признаки развиты полностью. Шел 1936 год, когда Брум закончил подготовку к поискам. Тогда он еще не представлял себе, сколько крупных открытий — и тяжких испытаний — выпадет на его долю.
Роберт Брум
Свои исследования Брум начал несколько необычно, хотя и весьма успешно. Через печать Претории он обратился к общественности, рассказав, чем занимается и что ищет. Он был уверен, что местные жители охотно помогут исследователям, если будут знать, в чем суть поисков. Вера в людей вскоре принесла свои плоды. Однажды к нему пришли двое студентов — их звали Шеперс и Ле Риш — и сообщили, что в небольшой пещере около Стеркфонтейна, километрах в 50 от Иоганнесбурга, они обнаружили маленькие черепа павианов.
Именно такого сообщения и ждал Брум. Он немедленно отправился с обоими студентами к месту находки. Установив, что в каменоломне действительно попадаются кости, он попросил Дж. У. Барлоу, руководителя работ в каменоломне, собирать и сохранять для него за вознаграждение все черепа, которые будут найдены при добыче камня. Барлоу знал, о чем идет речь, так как прежде работал в Таунгсе и помнил знаменитую находку — череп австралопитека. Когда через несколько дней Брум снова посетил его, тот передал ему слепок черепной коробки и показал место, где его нашли. Весь остаток дня до наступления темноты Брум тщательно перебирал мелкие куски породы, а на следующий день продолжал работу вместе с тремя специалистами и тремя рабочими. Результат был блестящим. Найденные обломки позволяли составить почти весь череп — повреждена была лишь лицевая часть. Это был череп взрослого экземпляра, которого Брум вначале назвал Australopithecus transvaalensis, а затем переименовал в Plesiantropus transvaalensis, желая подчеркнуть, что в систематике он стоит по соседству с человеком: plesius означает «соседний». Несмотря на тщательные многомесячные поиски, на этом месте больше не было найдено ни одной косточки плезиантропа. Однако сообщение о плезиантропе, сделанное Брумом на конгрессе антропологов в Филадельфии в 1936 году, принесло ему полное признание.
Но сам Брум не был удовлетворен и продолжал исследования. В июне 1938 года Барлоу передал ему обломок черепа, в верхней челюсти которого оставался один коренной зуб. Брум сразу понял, что это что-то новое, отличающееся от плезиантропа. Барлоу рассказал, что получил обломок черепа от школьника Герта Тербланча, который жил недалеко от фермы Кромдрай. Брум немедленно поехал к мальчику. Не застав его дома, он отправился в школу, где прежде всего зашел к директору. Узнав, какое дело у посетителя к маленькому Герту, тот сразу вызвал ученика к себе. Герт выслушал его, улыбаясь, полез в карман брюк и вытащил оттуда четыре зуба. Брум сразу же установил, что два из них подходят к ячейкам челюсти. Герт повел Брума к месту находки у фермы Кромдрай и вручил ему хорошо сохранившуюся нижнюю челюсть с двумя зубами. Брум был очень доволен, но еще большее удовлетворение он испытал, когда ему удалось сложить из осколков почти целую левую сторону черепа и левую половину нижней челюсти со всеми коренными зубами. По остаткам резцов и клыков он легко установил, что зубы эти были небольшими. Теменной кости черепа не было — она давно развалилась. Этот череп существенно отличался от черепа плезиантропа. Лицо было более плоским, челюсти — мощнее, зубы — крупнее и крепче, что делало его похожим на черепа человекообразных обезьян. По форме зубов и сустава челюсти он очень напоминал человеческий. Брум был, уверен, что этот череп относится к совершенно новому виду, который он назвал Paranthropus robustus. Название означало, что в систематике новый вид стоит рядом с человеком (para значит «рядом»). Это был большой успех, хотя некоторые специалисты и считали, что нельзя описывать новые виды по неполному черепу. Но Брум не обращал внимания на голоса «завистливых недоброжелателей», как он их называл. Однако ему пришлось столкнуться кое с чем худшим, чем человеческая зависть. После окончания второй мировой войны Брум сумел получить финансовую помощь южноафриканских властей для продолжения своих исследований. Казалось, теперь уже ничто не сможет задержать дальнейшие работы. Однако радость была вскоре омрачена неприятным, почти оскорбительным письмом, которое Брум получил от Южноафриканской комиссии по охране исторических памятников. В письме сообщалось, что Брум может заниматься исследованиями только под надзором опытного геолога, без советов и разрешения которого ему запрещается производить взрывы в местах раскопок. Это распоряжение рассердило и обидело Брума, но он не сдавался, а защищался в соответствии со своим характером — энергично и страстно. Бюрократическая машина крутилась не так быстро, как ему хотелось бы. Он работал в Кромдрае уже три месяца, когда наконец пришло разрешение комиссии на проведение исследований. Едва прочитав его, он демонстративно прервал работу и перенес раскопки в Стеркфонтейн, где сделал важное открытие. Это было в апреле 1946 года.
