Карел Скленарж - За пещерным человеком
В Льеже Шмерлинг выяснил, что речь идет о костях вымерших животных. Он попытался разгадать тайну их назначения, принадлежности и возраста. Так в его жизни наступила иная эпоха — та, что обеспечила его имени долгую память. Шмерлинг принялся разыскивать другие пещеры с ископаемыми костями в окрестностях Льежа и в Люксембурге. Шокьерской пещерой открывался ряд весьма обширный: за 4 года Шмерлинг обследовал не менее 400 пещер.
Уже в 1832 г. Шмерлинг сообщил о своих находках в Бельгийскую королевскую академию, и его открытия и суждения вызвали в то время весьма противоречивые отклики. Нашлись ученые, которые пошли за Шмерлингом, обследовали его находки и приняли его утверждения о том, что человеческие кости и кости животных происходят (как это утверждал одновременно и независимо Макэнери в Англии) из одних и тех же слоев и, следовательно, одновозрастны. Так поступил известный Александр фон Гумбольдт. Другие ученые, как, например, не менее известный Чарлз Лайель, им убеждены не были. А отечественная наука?
Кремневые орудия среднего палеолита (мустье) из пещеры с черепом неандертальца в Энгисе
Консерватизм и несколько провинциальные отношения, царившие в то время в бельгийской и голландской науке, уготовили Шмерлингу судьбу, типичную для того, кто опережает свое время. О нем очень скоро забыли. Большая часть экземпляров его книги «Исследования ископаемых костей» осталась непроданной, и десятки экземпляров этой прекрасно изданной книги наконец-то купил какой-то льежский лавочник для завертки товаров. Лучшая судьба выпала на долю его коллекции: она была куплена государством для Льежского университета, где большинство человеческих костей и кремневых орудий сохранилось до наших дней; напротив, кости носорогов, пещерных медведей и других ископаемых животных преемниками Шмерлинга на кафедре зоологии были по большей части утеряны.
Лишь когда в Англии и Франции право на существование стала завоевывать идея о «допотопном» человеке, когда (в первую очередь благодаря пещерам и их исследованиям) стала зарождаться концепция палеолита, древнего каменного века, ученый мир вспомнил льежского медика и его утверждение (сколько раз листки с этими словами были использованы на упаковку рыбы и сыров!): «Не может быть сомнений, что человеческие кости оказались в земле одновременно и по тем же самым причинам, что и кости других вымерших видов животных».
В этой цитате содержатся и истина, и ошибка. Истиной является одновозрастность человека и плейстоценовых млекопитающих, ошибка состоит в объяснении причины их совместного нахождения. Собственно говоря, Шмерлинг был убежден, что отложение всех костей в пещерах вторично, что они туда были намыты водой. В этой своей уверенности он оставался в плену делювиалистских представлений о последнем крупном потопе, которым была уничтожена часть видов животных.
Однако бóльший интерес, чем все кости животных, возбуждают антропологические находки Шмерлинга. Те, на которых он основывал свое представление о «допотопном» возрасте человека. Если источником костей ископаемых животных послужило селение Шокье, то кости человека были найдены главным образом в пещерах Энгиз и Энгихоул в долине реки Маас к юго-западу от Льежа. В Энгизе были обнаружены останки трех индивидов, то же самое в Энгихоуле. Однако находки Энгизской пещеры оказались более важными: среди них — два почти полных черепа; тот, что отличался лучшей сохранностью, принадлежал старому мужчине и найден был под слоем брекчии вместе с костями носорога. Как мы знаем теперь, этот череп принадлежал современной форме человека Гомо сапиенс сапиенс и относился к ранней фазе позднего палеолита.
Шмерлинг исследовал череп достаточно тщательно и искал его аналоги в Эфиопии. Жаль, что Шмерлинг не исследовал и второй череп… Но того черепа, принадлежащего сравнительно молодому человеку и найденного где-то в задней части пещеры Энгиз, его открыватель, по сути, никогда целиком не увидел. Череп был настолько разбит, что Шмерлингу не удалось его сложить. Способен ли был Шмерлинг, случись ему успешно реконструировать этот череп, понять, что перед ним нечто до сих пор не виданное? Может быть, и нет, ведь и сапиентный череп из Энгиза был одной из первых находок плейстоценового человека вообще, и понадобилось значительно большее число находок такого рода, чтобы наблюдатель мог осознать, в чем же более примитивен второй череп — по сути дела, череп первого открытого неандертальца!
Итак, самая крупная добыча всей исследовательской деятельности Шмерлинга ускользнула из его рук. Еще более жаль, что так же, как в случае с Эспером, вся его аргументация строилась лишь на костях. Шмерлинг не был археологом и имел весьма слабое представление об этом аспекте проблемы. Конечно, в своих пещерах он находил каменные орудия в виде отщепов, но они мало что ему говорили. Во втором томе своих «Исследований» он дал короткое описание этих находок и даже привел изображения некоторых из них, отмечая, что речь идет об изделиях человека, причем одновозрастных с костями, а не примешанных позднее. Этим он совершил даже больше, чем от него ожидалось, но в рассуждениях его английского современника Макэнери артефакты играли, кажется, все-таки более важную роль. Тем в большей мере это относится к Пенгелли, другому английскому исследователю.
Каменные орудия из Кентовой пещеры доставили археологам достаточно материала для размышлений. Особенно те из них, что были найдены в первом слое снизу, — грубо обработанные остроконечники, которые обычно приписывали не «пещерному человеку», а тому человеку, чьи орудия находили в отложениях речных террас Темзы и французских рек Соммы и Сены. Был ли это человек той же «расы», что и «пещерный человек», как это считал Джон Эванс, или же он принадлежал другой «расе» (как и — оказалось, совершенно правильно — утверждал в защиту своих пещерных любимцев У. Б. Даукинс), ясно было одно: стратиграфия пещеры Кента, установленная Пенгелли в 1865–1880 гг., доказала, что человек речных наносов старше, чем «пещерный человек». Вывод весьма важный.
Спелеоархеологи
С понятием «спелеоархеология» мы уже встречались. Оно образовано соединением латинского слова «спелеус» — пещерный и греческого «археология» (наука о древностях). Спелеоархеолог — это человек, который, занимаясь наукой о древностях, полем своей деятельности избирает пещеры.
Однако спелеоархеолог спелеоархеологу рознь. Один обращается к исследованию пещер скорее случайно, занимаясь этим вместе с работами на поверхности. Другой же идет в пещеру преднамеренно, сам отыскивает их, посвящает пещерам большую часть своей жизни. Рассмотрим оба этих типа на нескольких примерах.
Три прославленных имени подземной Моравии
Первый тип спелеоархеолога чаще встречался в прошлом столетии, когда подлинная спелеоархеология, по сути, еще не существовала. Но уже тогда было немало археологов (имена многих нам уже известны), которым доставляло удовольствие вести раскопки в пещерах. В первую очередь это были люди, имевшие естественнонаучное образование или испытывавшие просто влечение к такого рода деятельности. Примеры мы, вероятно, отыскали бы в любой стране, где существуют пещеры, но для разнообразия посидим-ка дома, ведь мы еще не знакомы с тремя героями подземного мира Моравии, представлявшими «героическую» генерацию основателей моравской и вообще чехословацкой спелеоархеологии. Один из них осуществлял свои исследования на севере Моравии, деятельность двух других проходила в Моравском красе и не ограничивалась одними пещерами. Интересы всех троих были почти тождественны, но все-таки они не были друзьями: слишком уж часто они конкурировали друг с другом, сталкивались на одних и тех же стоянках, словно бы Моравия была мала для них, часто обменивались резкими мнениями и выражали скепсис по отношению к суждениям друг друга. И тем не менее все вместе они создали то, на чем впоследствии выросла всемирно признанная репутация моравских исследований палеолита.
Ванкель, Кржиж, Машка. Они имели разные профессий, обладали разными характерами. Индржих Ванкель был врачом, Мартин Кржиж — нотариусом, Карел-Ярослав Машка — школьным учителем. И жили они в разных местах: Ванкель недалеко от Бланска, Кржиж в городке Жданице под Гржибы, Машка — в Новом Ичине (позднее в Тельчи). Парадоксально, но Ванкель попал в Моравский крас непосредственно из Праги, где он родился, между тем как Машка, родившийся в Бланске, всю жизнь провел далеко оттуда, так же как Кржиж почти что брненец, в молодые годы использовавший литературный псевдоним «Лишеньски» — по месту своего рождения.
Ванкель (родился в 1821 г. и вырос в Праге) был, по сути, еще романтик; Кржиж, который был на 20 лет его моложе, — самобытный самоучка, в своих позитивистских и этнологических толкованиях зачастую давал волю своей фантазии; зато Машка, бывший еще десятью годами моложе и воспитанный уже в духе позитивизма, в первую очередь ценил факты, и стремление к точному знанию было у него, естествоиспытателя XIX в., в крови.
