Франс де Вааль - Истоки морали: В поисках человеческого у приматов
В своих исследованиях по кооперации действий мы избегаем всякой дрессировки. Мы просто хотим знать, насколько хорошо животные понимают идею эксперимента. Есть ли у них общие цели? Видят ли они усилия партнера? Один из моих студентов Малини Сучак ставит эксперимент, в котором шимпанзе должны действовать сообща. Вместо того чтобы тестировать животных парами, как принято, мы ставим эксперимент в открытом вольере, на виду у всей колонии. Это вынуждает приматов привлекать к действиям сородичей, как делают дикие шимпанзе, собираясь охотиться на обезьян попроще. Движущиеся цели в трехмерном пространстве ловить трудно, поэтому охота у шимпанзе проходит удачнее, если в ней участвуют два или три охотника. Мне доводилось видеть, как они гоняют обезьян высоко в кронах деревьев; завершается все возбужденными криками. Это значит, что жертва поймана. Охота и совместная мясная трапеза — фундамент общественного устройства шимпанзе. Считается, что они же были мощным стимулятором человеческой эволюции. Охота наших предков на крупного зверя требовала еще более тесного сотрудничества.
Аппарат Малини установлен на внешней ограде. К настоящему моменту шимпанзе уже усвоили, что в одиночку они не в состоянии ничего получить. Сидя рядом, Рита смотрит вверх на свою мать Бори, которая спит в гнезде, построенном на верхушке высокой конструкции для лазанья. Затем Рита залезает на самый верх, чтобы потыкать Бори в бок, пока мать не спускается вниз вместе с ней. Рита направляется к аппарату и постоянно оглядывается, убеждаясь, что мать следует за ней. А иногда у нас возникает впечатление, что обезьяны незаметно для нас договорились между собой. Две особи вдруг выходят из ночного убежища и бок о бок направляются прямо к аппарату, как будто точно знают, чем сейчас будут заниматься.
Шимпанзе — большие мастера общения при помощи незаметных для наблюдателя взглядов и телодвижений. Они умудряются объяснить сородичу, что собираются сейчас сделать, без речи и даже без явно выраженных жестов. Активное использование языка тела помогает им читать и человеческие сигналы. Шимпанзе так хорошо все это чувствуют, что подчас понимают мое настроение и намерения лучше меня самого. Они как бы видят нас насквозь. Я также часто замечал, как тонко чувствуют шимпанзе людей с враждебным языком тела — к примеру, тех, кто настроен против них. В нашем присутствии такие люди, понятно, не передразнивают шимпанзе, как это делают иногда посетители зоопарков (не улюлюкают, демонстративно не почесываются и т. п.), но шимпанзе тем не менее реагируют на них как на врагов. Джорджия, например, всякий раз норовит незаметно набрать в рот воды из крана и смешаться с остальными, чтобы никто не заподозрил опасности, и водяной фонтан возникает в самый неожиданный момент. Но и уважение со стороны человека тоже не остается незамеченным. Когда я показывал свое хозяйство ветерану полевых экспедиций Тосидаде Нисида, обезьяны вообще никак на него не реагировали. Он стоял рядом со мной, слегка склонившись в одну сторону, ходил тихо и без резких движений, как обычно делал в лесу, и шимпанзе, судя по всему, считали, что этот человек не принесет им вреда.
Однажды Джорджии пришлось провести 18 месяцев отдельно от группы. Причиной ее удаления стала нестабильность отношений в обезьяньем сообществе. Самцы воевали, да и самки тоже, причем так яростно, что мы реально опасались за жизнь некоторых подростков. Низкоранговые матери с трудом вырывали своих отпрысков из лап молодых похитителей, которые пользовались покровительством более высокоранговых особей. Малыши у человекообразных обезьян сосут мать до четырех лет, поэтому насильственное разделение их — всегда повод для беспокойства. Чтобы успокоить группу, нам пришлось удалить несколько особей. Некоторых навсегда, но большинство удаленных мы постепенно вернули в группу. Джорджия оказалась последней. Несмотря на дурную репутацию этой самки, я настаивал на ее возвращении. Она родилась здесь, у нее были хорошие отношения с большинством членов группы, и мне казалось, что со временем она может успокоиться и стать образцовой гражданкой. Я помню, с каким недоверием остальные отнеслись к моему оптимизму, но после продолжительных споров ей было разрешено вернуться.
Вообще, со многими животными такие номера не проходят. Макаки-резус, к примеру, всегда плохо принимают члена группы после долгого отсутствия. Выглядит все так, как будто позиция, которую занимала прежде эта особь, уже занята. У этих обезьян в стае царит строгая иерархия, так что если особь ранга 10 исчезает, а затем возвращается, хотя бы через несколько месяцев, то позиция ранга 10 уже занята, да и все остальные освободившиеся при этом позиции тоже. Макаки встречают вернувшегося сородича почти с такой же яростной враждебностью, как чужака. У шимпанзе подобных проблем не возникает. Их иерархическая структура достаточно свободна, они живут в так называемых сообществах деления-слияния, в которых постоянно формируются и распадаются группы разной численности. В природе шимпанзе могут месяцами не видеть некоторых членов сообщества.
Возвращение Джорджии превратилось в настоящий триумф. Не обращая внимания на царящее в группе возбуждение, толчки и щипки, она сохраняла спокойствие и держалась так, будто ее не было всего несколько дней. Она обнималась и занималась грумингом с каждым, кто был не против, и исподтишка наблюдала, как самцы ссорятся за право сесть рядом с ней. Ее мать и сестра с готовностью таскали и защищали Лайзу, четырехлетнюю дочь Джорджии, а сама она вновь интегрировалась в группу так быстро, что к концу недели практически невозможно было определить, что эта особь долго отсутствовала. Она сверху вниз смотрела на самок, которых прежде превосходила по рангу, и вообще вела себя очень самоуверенно.
Когда я подошел взглянуть на нее и Лайзу, произошло событие, которое помню до сих пор. В дни юности Джорджия любила поиграть, и у нас с ней были прекрасные отношения, но, повзрослев, она стала меня сторониться. Отношения наши стали по большей части нейтральными. Однако теперь Джорджия подошла ко мне и посмотрела прямо в глаза неожиданно дружелюбным взглядом. Таким образом она ко мне обращалась. Когда я взял ее за лапу, самка несколько раз пропыхтела что-то в быстром ритме; эти звуки у шимпанзе демонстрируют, наверное, самое-самое сердечное расположение к собеседнику. Она обратилась ко мне так всего один раз: больше такого никогда не происходило ни до, ни после. И это было не просто приветствие, потому что я много раз навещал Джорджию во время ее вынужденного изгнания, но ничего подобного не случалось. Поскольку произошло это сразу после ее возвращения в группу, позволительно с уверенностью предположить, что два события между собой связаны. Может быть, она заметила, как я рад ее возвращению. А может быть, она заметила даже больше и поняла, что ее судьба решалась непросто и что я ее защищал. Как уже говорилось, шимпанзе невероятно чувствительны к голосу и языку тела. Мы никогда не узнаем наверняка, как обстояло дело, но я уверен, что она благодарила меня за возвращение в родную стаю.
Я считаю этот случай выражением благодарности, и у нас имеется множество свидетельств подобного поведения. Один такой случай связан с другой самкой шимпанзе, которую я в свое время научил кормить малыша из бутылочки. Из-за недостатка молока эта самка уже потеряла нескольких детей и очень хотела обрести хотя бы приемного детеныша. Потеря отпрыска всегда вызывала у нее глубокую депрессию; она часто уединялась и кричала без видимых причин. Тогда же ей удалось воспитать приемного малыша; мало того, благодаря своему особому умению она смогла в последующие годы родить и выкормить еще нескольких маленьких шимпанзе. Для животного, которое умеет пользоваться орудиями, дать малышу бутылочку не так уж сложно. Так вот: до конца жизни эта самка при виде меня — а мы встречались не так уж часто, не чаще одного раза за пару лет — приходила в безумное возбуждение и вообще вела себя так, будто я был давно пропавшим членом семейства. Судя по всему, это было связано с тем, что я помог ей обзавестись потомством. Еще одна иллюстрация к теме благодарности присутствует в рассказах немецкого ученого Вольфганга Кёлера, пионера исследований, связанных с орудиями труда у человекообразных обезьян[75*]. Два шимпанзе оказались вне запертого убежища во время сильной грозы, и, когда Кёлер наткнулся на них, они уже промокли до костей и дрожали от холода. Он открыл для них дверь убежища. Но вместо того чтобы ринуться побыстрее в сухое место, оба шимпанзе первым делом обняли профессора в знак признательности.
Благодарность помогает нам воздать другому должное. Она обеспечивает непрерывный обмен услугами и очень важна в обществе, основанном на взаимности. Фома Аквинский[76*] так высоко ценил благодарность, что относил ее к числу производных добродетелей, поскольку благодарность неразрывно связана с основополагающей добродетелью — справедливостью. Благодарность рождает теплое чувство к подателю благ и подсказывает, что следует ответить тем же. Иначе почему мы стараемся сделать это? Из чувства долга? Но ведь гораздо проще, если память об оказанных услугах заранее настраивает нас позитивно по отношению к благодетелю, считать это платой. Вот почему Роберт Триверс, создатель теории реци-прокного (взаимного, взаимовыгодного) альтруизма, считал благодарность ее критической частью[77*].
