Игорь Акимушкин - Причуды природы
Вари днём, спрятавшись в гуще листвы, спит. У него ночь — деятельное время суток. Рано утром, на восходе солнца, вари "загорает". Опершись спиной о ствол дерева и раскинув в стороны руки и ноги, а морду обратив к солнцу, греется в его лучах. Поза такая, будто молится он, поклоняясь дневному светилу, — так считали жители Мадагаскара. Священным и неприкосновенным животным объявило поверье эту полуобезьяну, её не обижали, и она привыкла не бояться людей. Нынче цивилизация и образование освободили многих от старых суеверий, и вари лишился вековой "охранной грамоты". Так странно и по-разному зависит благополучие или гибель диких зверей от древней веры человека в сверхъестественное.
Шерсть у вари густая и плотная, тропические ливневые дожди не пробивают её. Окрашена эта великолепная шерсть очень красиво. Масть в общем пегая: чёрно-белая у одного подвида и рыже-белая у другого. Но бывают вари, окрашенные в другие тона, и часто пятна на левой и правой стороне тела не симметрично распределены. А несимметричная окраска — большая редкость для дикого животного.
Второе, что выделяет вари из среды других лемуров, — его исключительно громкий голос. Внезапно врываясь в тишину погруженного во мрак леса, оглушительные его вопли звучат пронзительно и жутко. И никак не подумаешь, что издает их столь небольшое существо — вари.
И третье: вари, единственный из настоящих лемуров, строит гнезда. Самка, перед тем как родится у неё детёныш, выщипывает у себя на боках шерсть и устилает ею гнездо. Когда детёныш подрастет, мать, отправляясь по ночам на поиски плодов и листьев — главное, что едят эти лемуры, берет его с собой. Он, вцепившись в шерсть, висит, словно пояс, поперёк её живота. Ещё подрастает и перебирается к матери на спину. Двухмесячный уже играет с отцом, который все время был поблизости, но до поры не вмешивался в семейные дела.
Лемур сифака
Как и вари (и по той же причине), в народных поверьях получил сифака славу священного солнцепоклонника. Проснувшись рано поутру, взбирается сифака на высокое дерево и сидит там на суку, подняв кверху руки, обратя морду к востоку: греется, сушит мокрую после влажной ночи шерсть. Но суеверие дает свое объяснение этой повадке: молится так сифака, утренний совершает намаз.
Молва приписывает ему также и некоторые медицинские познания: раненый сифака ищет будто бы листья лекарственных растений и как тампон накладывает их на раны.
Рассказывают и такое: самка-сифака для детёныша, который скоро у неё родится, строит из веток гнездо и для укрепления его, чтобы ветром не снесло её постройку, кладет камни поверх веток. Затем, вырвав шерсть у себя на груди, мягкую из неё делает подстилку.
Но все это легенды. В гнезде детёныш её не нуждается: он, родившись, сразу же цепляется за шерсть на животе у матери и висит так почти месяц, куда бы мать ни шла, чем бы ни занималась. А мать в эту пору лазает по ветвям осторожно, боится поранить о сучья беспомощного детёныша. Великолепные прыжки, которыми скачут с дерева на дерево не обременённые детьми сифаки, ей теперь противопоказаны. Когда месяц исполнится, перебирается сифака-дитя к мамаше на спину — тут уже она может позволить себе более быстрые передвижения, да и дитя её теперь прыгать умеет, самостоятельно исследует окружающий мир. Постарше станет — заведет дружбу с соседями: играет с другими сифаками. В оживленной возне, прыжках и шумных трапезах проводит свой день. Устав от резвых игр, вспомнит вдруг про мать и "мяукает" жалобно — зовёт её. Она найдёт его, он на спину к ней залезет, и опять мать носит его на себе. Так продолжается месяцев шесть, и тогда лишь рвутся последние связи зависимости молодого сифака от вырастившей его матери.
Сифаки прыгают по деревьям, отталкиваясь от сука лишь задними ногами. Тело их, точно пружина, мгновенно распрямляется; руки, выброшенные вперед, в одну линию вытягиваются с корпусом и ногами. "Приземляясь" на другом дереве, сифака быстро выкидывает вперед ноги и, коснувшись ими сука, тут же крепко хватается за него цепкими ступнями, разгибает колени — и вот уже стоит на суку вертикально, чудом сохраняя равновесие после стремительного десятиметрового полета.
Длинный хвост как руль или балансир в прыжках никакого значения не имеет. А вот удлиненная кожа, с обеих сторон окаймляющая руки этих лемуров (от ладоней до подмышек), — бесспорный зачаток "парашюта", который мы в более совершенной форме наблюдаем у белок-летяг и других зверей-планеристов.
С дерева на землю слезают как-то вроде бы неуверенно, спускаясь по стволу задом вниз, — так же как и человек это делает. По земле прыгают на задних ногах, и скачками немалыми — четырехметровыми. (А сам сифака ведь невелик — полметра примерно длина его тела, столько же и хвоста).
Фрукты, листья, цветы, кора некоторых деревьев — это все, чем кормятся сифаки. В девственном тропическом лесу всегда для них накрыт обильный стол. Но леса на Мадагаскаре, как говорилось уже, быстро исчезают. Сифаки, лишенные многих пригодных для их обитания мест, тоже быстро вымирают. Правительство Мадагаскара запретило вывозить этих лемуров с острова, даже в зоопарки других стран, где и прежде-то они были редкими гостями. Теперь, если кто захочет увидеть живого сифаку, может осуществить это свое желание, лишь посетив зоопарк в городе Тананариве, столице республики.
В заключение о лемурах вот что надо сказать: некоторое недоумение вызывает их распространение — ведь они обитают только в Африке, на Мадагаскаре, и в южноазиатских странах.
Почему так? Самое вероятное объяснение: когда-то все эти далекие ныне друг от друга континенты и острова соединяла суша. Этот предполагаемый суперматерик назвали Гондваной. Он раскололся, образовав современные континенты. Африка и Азия разделились, возможно, позже всех. Их соединяла суша, пролегавшая через нынешние острова Мадагаскар, Мальдивские, Лаккадивские и др. Эту часть бывшего некогда материка называют Лемурией. Возможно, что именно здесь был центр эволюции лемуров.
Горилла
Образ жизни и нравы этого свирепого, по прежним понятиям, зверя долго оставались загадочными. Так продолжалось до конца первой половины нашего века. Но вот в 1959–1960 годах молодой американский зоолог Джордж Шаллер вместе с женой 20 месяцев прожил в лесах Центральной Африки, главным образом на склонах гор Вирунга. Он 314 раз встречался с гориллами лицом к лицу. Он изучил их так досконально, как не изучена ещё ни одна обезьяна.
Он увидел и рассказал в книге "Год под знаком гориллы" (1964 год) поразительные вещи. Видел много раз и особый "танец" горилл — ритуал "биения в грудь", который прежде так пугал охотников и прочих людей, нечаянно повстречавших горилл в лесу.
Молодые гориллы, прожив на свете лишь 3–4 месяца, уже пробуют изучать этот ритуал, но привилегия на его полное исполнение принадлежит старым, матерым самцам с седыми спинами. Представление разыгрывается обычно при встрече с другим самцом или человеком и начинается отрывистыми криками. Потом "танцор" срывает с дерева ветку, сжимает её между губами, встает на ноги, в исступлении рвет листья и бросает их вокруг. И вот кульминация "танца": горилла, сгибая руки в локтях, попеременно то одной рукой, то другой бьет себя ладонями в грудь. Одна нога обычно приподнята, а ярость, может быть и театральная, этого страшного на вид, чёрного, лохматого, огромного зверя, кажется, не знает предела. Затем горилла быстро отскакивает в сторону, на бегу рвет листья, ломает сучья. И в финале колотит ладонями по земле.
Думают, что это "танец" угрозы, но впечатляющие сцены "биения в грудь" разыгрываются в диких лесах и в мирное время, когда врагов и близко нет. Может быть, это репетиция? Или просто развлечение?
Обычно гориллы угрожают пристальным взглядом, сурово сдвинув брови и сжав губы. Если вы его выдержали и глаз не отвели, значит, приняли вызов. И тогда — о, ужас! — горилла бросается на вас. Чёрная, взъерошенная, страшная, как дьявол, быстрая, как ветер, и сильная, как лев! Бежит, ломает сучья и вдруг… не добежав трех метров, останавливается, в бешенстве колотя себя в грудь. Либо, пыхтя и сопя, горилла проносится мимо. Ведь это только угроза, а не нападение, которого обычно не бывает. Храбрые охотники на горилл, цепенея от страха, не выдерживали демонстрации силы лохматого гиганта и метко стреляли в нападающую гориллу. А потом в выражениях, леденящих кровь, расписывали пережитые "опасности".
Но гориллы, которых гнев их вожака совсем не развлекает, не подвергают свои нервы таким испытаниям. Они под пристальным взглядом высшего в ранге покорно отводят в сторону глаза. И даже голову поворачивают вбок, чтобы уж никаких сомнений не было, что ему в глаза они не смотрят, драться не хотят и подчиняются. Если этого мало, кивают головой. Кивок вообще дружелюбное приветствие у горилл.
