Михай Орсаг - Заводи кого угодно, только НЕ КРОКОДИЛА!
После этого в увлечении аквариумистикой для меня наступил перерыв на несколько месяцев, а по осени я вновь вернулся к этому занятию. Я приобрел сорокалитровый аквариум и водрузил его на жестяную больничную тумбочку, стоявшую в нашей комнате. Тетушка Хильда в лице переменилась при виде столь вольного обращения с ее мебелью. Желая смягчить хозяйкины страдания, я попросил продать мне тумбочку. В нижнем, закрывающемся отделении тумбочки вместо ночного горшка я поместил микрокомпрессор, после чего принялся экспериментировать с домашними рыбками. Больше всего забот мне доставляли щиповка, пескарь и ерш. Помимо того, что эти рыбы требовательны к содержанию кислорода в воде, они еще необыкновенно чувствительны и к температурным колебаниям. Пескарь и ерш к тому же оказались и весьма пугливыми; иной раз достаточно было включить лампу или опустить сачок в аквариум, чтобы какая-нибудь из этих рыбок, испуганно выскочив из воды, тотчас же бездыханная опускалась на дно.
Несколько ящериц и даже чуть ли не гадюка
Весной следующего года я переоборудовал пятилитровый аквариум в террариум. Сделать это было несложно: я вылил из аквариума воду, выстлал дно мхом, поставил стеклянную мисочку с водой, поместил туда несколько прытких и стенных ящериц и заменил стеклянную пластину-крышку проволочной сеткой. Вскоре оказалось, что это техническое решение не самое совершенное. На другой день, когда мы после занятий вернулись домой, тетушка Хильда, несколько бледная, но торжествующая встретила нас и вручила завернутые в газетную бумагу бренные останки прыткой ящерицы. Она обнаружила животное в своей спальне и пристукнула поленом. Расстроенный, я попытался втолковать хозяйке, что ящерица была одной из обитательниц только что созданного террариума и не к чему было убивать безобидное животное. Если тетушке Хильде когда-либо снова попадется ящерица, то надо набросить на нее тряпку, поместить ящерицу в стеклянную банку и накрыть банку тряпкой. Через два дня хозяйка с гордым видом вынесла нам навстречу стеклянную банку из-под варенья, где находилась другая наша ящерица, но на сей раз живая.
Летом меня на месяц призвали на военные сборы. Я попал в Бёхёне, чему был очень рад. В тех краях обитает черная гадюка — разновидность гадюки обыкновенной, — и я мечтал увидеть ее, а если получится, то и поймать. В лагере ходили кошмарные слухи о злобных гадюках, и новоиспеченные солдаты в страхе за свою жизнь каждый день убивали несчастных ящериц семейства безногих, хотя те не могли причинить никакого вреда человеку. Все свободное время я посвятил поискам гадюки, но мне попадались лишь медянки, безногие ящерицы, всевозможные лягушки. Вскоре я поймал молоденькую полевку. Поместив добычу в стеклянную банку, я принес ее в палатку, где кроме меня жили еще десять человек, тоже студенты-ветеринары. В первый же вечер кто-то из ребят, разуваясь, угодил сапогом по банке; банка опрокинулась, полевка убежала, но недалеко — она тоже решила поселиться в нашей палатке. Соседство оказалось малоприятным — по ночам она шуршала-скреблась то в одном соломенном матраце, то в другом, и ребята то и дело издавали испуганные вопли, а днем костили меня на чем свет стоит. Каждый вечер мы слышали и даже видели маленького грызуна, но поймать его так и не сумели.
Когда настал долгожданный последний день сборов, я уже был счастливым обладателем пятнадцати лягушек, двух ящериц и одной медянки. Распределив всю живность по видам, я разложил ее в холщовые мешочки и упаковал вместе с воинским снаряжением в большую и нарядную картонную коробку. До демобилизационного пункта, который находился в Капошваре, мы добирались с пересадкой. И в пути со мной произошел ужасный конфуз. Мы уже направились к Будапешту, когда я спохватился, что коробка с ящерицами-лягушками осталась в другом поезде. На каждой остановке я выскакивал из вагона и мчался к начальнику станции. «При пересадке я забыл в поезде очень ценный сверток»… — взволнованно начинал я, но закончить фразу мне ни разу не удавалось, потому что мой состав трогался и я едва успевал вскочить в него. Обеспокоенные начальники кричали мне вслед один и тот же вопрос: «Что в нем было?». А я, запыхавшись от быстрого бега, надрывался в ответ; «Лягушки и змеи!». Могу себе представить, что думали обо мне эти готовые посочувствовать моей беде люди. Но больше всего мне хотелось бы присутствовать при сцене, когда, обнаружив злополучную коробку, будут вскрывать ее!
На квартире у тетушки Хильды мы перетерпели еще одну зиму без отопления. Если мы прихватывали с собой в комнату стакан воды, то выпить воду нужно было в течение 15 минут, иначе она замерзла бы. Со стеклянной крышки аквариума время от времени приходилось сбивать сосульки, которые мешали рыбам. К счастью, все рыбы были местные, и к холодам им было не привыкать. Вода же в аквариуме не замерзала лишь потому, что мы включали микрокомпрессор на полную мощность и воздушные пузырьки поддерживали воду в постоянном движении.
… наш хлеб нелегко достается
В следующем учебном году нам с Чорге посчастливилось разнообразить обязательную месячную практику. При содействии профессора Котлана мы работали в госхозе лишь две недели, а остальное время — в столичном зоопарке под началом тамошнего ветеринара.
Практика в зоопарке началась успешно. Едва я представился ветеринару, как он энергично воскликнул: «Вот что, приятель, бери мой чемоданчик и пошли!». Его докторский чемоданчик был битком набит шприцами всевозможных размеров и набором медикаментов, которые можно было вводить путем инъекции. Не успел я опомниться, как мы очутились перед дощатой стеной клетки, из которой разило нестерпимой вонью. «Львица уже третий день к мясу не притрагивается!» — пожаловался один служитель. «А ну, приятель, давай за мной, да чемоданчик прихватить не забудь!» — донесся откуда-то голос ветеринара. Повернувшись на голос, я успел заметить спину врача, который через боковую захлопывающуюся дверцу на четвереньках вползал в логово льва. Меня бросило в жар, но отступать было некуда; если ветеринар не побоялся туда войти, значит, и я войду. В клетке, у решетки, обращенной к проходу для зрителей, лежала львица. Зверя, в двух местах — под мышками — перехваченного веревками, две группы людей со стороны зрительского прохода подтягивали к решетке. Голова, шея, лапы и хвост львицы были свободны. Ветеринар, подкравшись на цыпочках, пальцем ткнул львицу в зад. Пациентка оглушительно взревела и замахнулась на лекаря лапой. Оба мы одновременно метнулись к дверце, но застряли в узком проходе. Служитель, тянувший львицу за веревку, неодобрительно заметил: «Нечего прыгать по клетке!». Ветеринар еще дважды ткнул львицу пальцем и каждый раз кидался к дверце с такой прытью, что успевал обскакать меня, хотя я был ближе к выходу. Один раз он даже ухитрился вышибить из моих рук чемоданчик, и мне пришлось подбирать все содержимое в непосредственной близости от львицы. Неожиданно последовала команда: «Лекарство, шприц!», Я наугад вытащил из чемоданчика какое-то снадобье и подал ветеринару. Он набрал лекарство в шприц и всадил иглу львице в мягкую часть. Зверь ревел во всю мочь и старался высвободиться, а мы боязливо отскакивали. Кто-то из служителей высказал предположение, будто львица недовольна тем, что ее слишком туго скрутили. Путы ослабили, но затем пришлось их снова стянуть, поскольку разъяренный зверь после каждого укола шприцем пытался наброситься на нас. Наконец запас лекарств иссяк. Больше всего на свете мне хотелось первому выбраться из клетки, но приходилось помнить о правилах хорошего тона. Врач уже успел выйти на волю и, когда я только стал на четвереньки, готовясь последовать его примеру, назидательно произнес: «Понял, приятель, каково нам хлеб достается?».
В конце года мы вместе с одним сокурсником подрядились к мастеру, который взялся застеклить аквариумы для только что открытого в зоопарке отдела тропических рыб, и впервые увидели, как надо разрезать стекло, вставлять и укреплять его замазкой. В течение первых двух дней мастер обучал нас всем премудростям своего дела. Мы лепили колбаски из хорошо размешанной свинцовой шпаклевки и укладывали их вдоль каркаса аквариума. После этого оставалось приложить к каркасу стекло и ногой, подстелив под ботинок тряпку, плотно прижать стекло к замазке. На поверхности стекла, возле самого каркаса, надо было проделывать ногой такие движения, будто натираешь паркетный пол. Если стекло было пригнано точно, то излишки замазки в результате всех этих манипуляций выдавливались вдоль каркаса.
Начиная с третьего дня наш работодатель больше к нам глаз не казал. Подождали мы денек-другой, да и приступили к работе на свой страх и риск. К счастью, толстые стеклянные пластины в основном были точных размеров, лишь по углам их приходилось подгонять кусачками. Вначале эта операция наводила на нас страх, но после того, как я разбил большой лист стекла, все страхи сами собой прошли.
