Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК - Маркел Ховард

Некогда работавший с Калькаром Пол Берг, в 1980 г. ставший лауреатом Нобелевской премии по химии [41], назвал Калькара мечтателем, ищущим новаторские объяснения парадоксальным наблюдениям. Калькар «одним из первых заговорил о высокоэнергетических связях как форме запасания энергии в процессе окислительного метаболизма», примером которых является фосфоангидридная связь между фосфатными группами в молекуле аденозинтрифосфата, служащего универсальной энергетической валютой в живой клетке {341}. Калькар был не только блистательным ученым, но и жизнерадостным, веселым человеком. Любое, даже самое скромное открытие, совершенное в его лаборатории (им самим или соратниками), он отмечал аквавитом или вишневым ликером. И на английском, и на родном датском он говорил путано, часто доходя до полной непостижимости {342}. Многие его коллеги считали, что он должен был бы стать нобелевским лауреатом, а не стал потому, что особенности характера и интерес к широкому кругу тем не позволили ему сосредоточиться на одном или двух вопросах {343}.

Макс Дельбрюк познакомил Калькара с результатами генетических исследований бактериофагов, полученными им в 1938 г. в Калифорнийском технологическом институте {344}. Спустя двенадцать лет Калькар задумал создать собственную «фаговую» группу и взял к себе Уотсона и еще одного протеже Дельбрюка – Гюнтера Стента. Однако к моменту прибытия этих молодых ученых в Копенгаген Калькар передумал и поручил Уотсону заниматься метаболизмом нуклеотидов {345}. Уотсон, не имевший навыков и достаточно «хороших рук» для проведения тонких биохимических экспериментов и не желавший овладевать сложными методиками, сразу понял, что у него из этого проекта ничего не выйдет. Как позднее написал Фрэнсис Крик, работая над своими мемуарами «Шарики за ролики» (The Loose Screw): «Джим всегда был неловким. Достаточно посмотреть, как он чистит апельсин» {346}.

Через неделю, 19 сентября, Калькар отослал Стента и Уотсона в Государственный институт сывороток, где они стали сотрудничать с Оле Молё, который тоже занимался бактериофагами у Дельбрюка в Калифорнийском технологическом институте {347}. Уотсон и Молё поставили серию опытов, в которых фаговая ДНК была помечена радиоактивным изотопом, чтобы проследить за ней в последующих поколениях {348}.

Уотсон разочаровался в Копенгагене и писал домой, что скучает и чувствует себя несчастным. В одном письме он рассказал, что купил подержанный велосипед и наслаждается одинокими поездками между двумя институтами, находившимися в полутора милях друг от друга {349}. Это была одна из немногих местных привычек, которые Джеймс усвоил. Общался он лишь с теми, кто бегло говорил по-английски. В 2018 г. Уотсон вспоминал о своем копенгагенском периоде: «Я и не пытался выучить датский. Меня не интересовала скандинавская культура. Пока я там находился, меня интересовала только ДНК» {350}.

14 января 1951 г. Уотсон написал родителям об ужасной дождливой и мрачной погоде, не позволявшей кататься на велосипеде или просто гулять: «Здесь нечем заняться, кроме работы и чтения. Последние несколько дней я читаю Стейнбека – "Рыжий пони", "Долгая долина". Мне очень понравилось» {351}. Отчасти его развлекало кино. Однажды они с Оле Молё посмотрели классику жанра нуар – фильм «Бульвар Сансет». Их поразили как воплощение Глорией Свенсон образа забытой звезды немого кино Нормы Десмонд, так и достойная восхищения режиссура Билли Уайлдера. Фильм особенно тронул Джеймса, потому что он, по его словам, во время просмотра представлял себя в Калифорнии {352}.

К счастью, работа Уотсона с Оле Молё дала «достаточно данных для публикации в уважаемом журнале, и по всем меркам он мог до конца года не работать, не будучи обвиненным в непродуктивности» {353}. Убежденный, что биохимия не для него, Джеймс жаловался коллегам на хаотичную исследовательскую программу Калькара, уверяя: «Мы никогда не поймем, как реплицируются гены, пока не [узнаем] структуру ДНК» {354}.

Однако в письмах домой Уотсон рассказывал о Калькаре как о внимательном наставнике. В начале ноября 1950 г. Калькар взял его на престижное научное собрание Датского королевского общества, которое располагалось в помпезном здании, принадлежавшем фонду «Карлсберг» [42], и состояло, по словам Уотсона, из «очень представительных мужчин, в большинстве своем старше 55 лет… так что создавалось впечатление, что попал в мужской клуб». Президентом общества был Нильс Бор, а посетители допускались на собрания очень редко – только выступающий в этот вечер мог привести гостя, причем лишь одного. Уотсон вспоминал об этом со смешанными чувствами: «Калькар выступал и взял меня. Я в жизни не чувствовал себя таким юнцом. Тем не менее я приятно провел вечер» {355}.

На этом собрании Уотсон узнал, что датская наука финансируется главным образом богатым фондом «Карлсберг», и не преминул поехидничать: «Руководящих членов фонда избирает Королевское общество, так что крупнейшей отраслью Копенгагена фактически заправляют ученые» {356}. Королевское общество было не единственным получателем щедрот фонда. Нильс Бор с семьей жил в доме наподобие итальянского палаццо эпохи Высокого Возрождения на территории старинного пивоваренного завода. По словам Уотсона, в этом доме сочетались дворец и музей: там было много прекрасных произведений искусства, роскошной мебели и экзотических растений. Его построил и обставил владелец пивоварни «Карлсберг» Якоб Кристиан Якобсен, пожелавший, чтобы после его смерти (он умер в 1887 г.) в нем поселился самый выдающийся человек в Дании. В письме домой Уотсон отметил, что Бор жил там уже двадцать лет и останется до конца своих дней {357}.

Вскоре после собрания в Королевском обществе Уотсону сообщили, что доклад, который он будет читать в университете на следующей неделе, собирается посетить Нильс Бор. Легко себе представить, как горд был Джеймс и как радовались, узнав об этом, его родители. Можно сказать, что предстояло историческое событие: один из создателей теории структуры атома прибыл послушать одного из будущих авторов теории структуры ДНК. После выступления Уотсон без ложной скромности сообщил в письме родным: «Я очень серьезно подготовился. Думаю, я неплохо себя показал, и Бор выглядел весьма заинтересованным и присоединился к довольно оживленной дискуссии». В том же письме он уделил не меньше внимания комедии Рене Клера «Призрак едет на Запад» с Робертом Донатом в главной роли {358}.

В декабрьских письмах Уотсон снова выражал недовольство – на сей раз из-за торгашеской атмосферы перед Рождеством в Копенгагене, где некуда деваться от мишуры и зазывных витрин магазинов {359}. А 21 декабря от ворчания не осталось и следа, потому что, как с восторгом написал он домой: «Калькар едет на Зоологическую станцию в Италию (в Неаполь) на апрель, май и июнь. Вероятно, я поеду с ним. Это будет великолепно. Мы купим машину, чтобы добраться туда» {360}.