Карел Скленарж - За пещерным человеком
Опыт реконструкции пещерного медведя
Пещера Драхенлох в Швейцарии — самая высокая по положению над уровнем моря. Медвежьи кости составили там почти 100 % палеонтологического содержимого пещерных отложений. Причем, как правило, они принадлежали молодым зверенышам (их там было сотни, а может быть, и тысячи). Но среди костей оказалась всего лишь одна-единственная нижняя челюсть — череп, которому она принадлежала, опять-таки отсутствовал. Но черепа там были, однако все без нижней челюсти. Что же из всего этого следует? А то, что это вовсе не было какое-то медвежье кладбище, куда забирались старые одряхлевшие животные, чтобы спокойно умереть естественной смертью. Напротив, совершенно очевидно: здесь действовал человек — охотник.
Вещественное доказательство, приводимое Ванкелем в пользу «допотопной охоты», — медвежий череп с каменным наконечником в теменной кости
Каким образом человек это делал, мы точно не знаем, в этом отношении существуют разного рода домыслы. По мнению одних авторов, охотники за пещерными медведями отыскивали их зимой, когда звери пребывали в спячке и легче было их одолеть (при прямом столкновении этот крупный зверь становился грозным противником). Другие исследователи считают, что охотники устраивали засады в естественных сужениях пещерных лабиринтов, где они поражали зверя копьем или забрасывали его камнями, как это изображено на рисунке Зденека Буриана.
Рисунки и гравюры на стенах пещер во Франции дают возможность представить облик пещерного медведя
Доказательств того, что подобные поединки действительно происходили, в археологических материалах немного, но те, что есть, бывают весьма любопытны. Когда Индржих Ванкель вел раскопки в Слоупских пещерах, в глине поблизости от так называемого Резаного камня (откуда когда-то была вырезана плита для стола в салмовском замке у Райци) обнаружили теменную часть черепа пещерного медведя. Это был своеобразный костный гребень, к которому крепились мышцы могучей головы. Несколько дней спустя рабочие передали Ванкелю кусок красноватого камня — яшмы, найденного якобы под черепом. Ванкель сразу же установил, что перед ним обломок каменного наконечника копья, и это его чрезвычайно поразило, так как до тех пор в пещере никаких следов пребывания человека не находили. Однако его ожидал еще один сюрприз: на гребне медвежьего черепа сохранилось углубление от старой зарубцевавшейся раны, и когда Ванкель попытался вложить в углубление обломок наконечника, тот подошел почти полностью.
Ванкель рассудил, что наконечник когда-то застрял в черепе медведя и выпал только позднее, после того как зверь умер естественной смертью в Слоупских пещерах. Ванкель стал в литературе искать сведения о такого рода находках и действительно установил, что еще в 1835 г. профессор Жоли из города Монпелье (Франция) обнаружил похожий череп в пещере Набригас; только на сей раз в глине рядом с черепом находились и черепки — остатки керамических сосудов, поэтому находка ошибочно, заодно с последними, была отнесена к позднему доисторическому времени, и на нее не обратили внимания.
Загадка медвежьих черепов в Драконовой пещере
Картины поединка прачеловека с исполинским зверем волновали воображение специалистов и любителей археологий еще с тех пор, как в 1873 г. было опубликовано исследование О. Фрааса о пещере, находившейся в недрах живописных скал Хехле Фельс (неподалеку от вокзала в Шельклингене в долине Ахи). Фраас по следам на костях установил, что «пещерные люди» охотились на медведей.
Потому-то с таким интересом были встречены открытия в швейцарских пещерах, сделанные сразу же после окончания первой мировой войны и поколебавшие спокойную гладь установившегося научного и общественного взгляда на палеолит Центральной Европы.
У истоков истории «культуры охотников за пещерным медведем» стоит уже известная нам Драконова дыра. Пещера в заоблачных высотах над долиной реки Тамины образовала на своем 70-метровом протяжении шесть своеобразных залов — уже этого было бы предостаточно и для исследования в нормальных условиях. Присовокупив к этому ее положение на высоте 2445 м над уровнем моря, мы поймем, почему преподавателя Теофила Нигга, забравшегося туда в полном снаряжении в июле в 1917 г., люди посчитали помешанным. Однако Ниггу не пришлось разочароваться в своих ожиданиях. О Драконовой дыре было известно издавна, рассказывали, что когда-то там обитал крылатый дракон, и еще в 1869 г. в путеводителе по этому краю говорилось, что прямо на полу пещеры лежит множество огромных костей. Нигг нашел то, что искал, а поскольку он не заблуждался относительно своих собственных возможностей, то сразу же после первых находок обратился по телеграфу к Эмилю Бёхлеру из музея в Сен-Галлене с просьбой о сотрудничестве.
Вместе они ежегодно проводили здесь раскопки вплоть до 1921 г., и полученные ими данные произвели прямо-таки революцию. В глинистых отложениях пещеры, где не предполагалось даже незначительное поселение, ими были найдены (кроме останков более чем 1000 медведей) среднепалеолитические каменные орудия и очаги — простые и огороженные плоскими камнями, заполненные пеплом и обгоревшими медвежьими костями, в другом зале, за перегородкой, сложенной сухой кладкой из известняковых плит, захороненные медвежьи черепа. Еще более интересная находка ожидала исследователей на пути к третьему залу: рядом с большим, обложенным крупными камнями очагом находилась обширная ниша, закрытая мощной известняковой плитой, а в нише — семь медвежьих черепов, обращенных в одном направлении — в сторону входа в пещеру. Некоторые из черепов сохранили последние шейные позвонки, т. е. были преднамеренно отделены от туловища.
Через год после находки этого первого медвежьего погребения, в августе 1920 г., было сделано еще одно открытие: в третьем зале в естественных полостях и нишах в стенах были обнаружены аналогичные камеры, в одной из которых был найден медвежий череп, над ним в виде свода бедренная кость, а по сторонам две берцовые кости (причем две из этих четырех костей принадлежали одному зверю). Много лет спустя все это и целый ряд других вещей Бёхлер описал и проиллюстрировал рисунками в своих публикациях, опираясь главным образом на собственную память, ибо, как это ни странно, свои исследования он почти не документировал.
Что касается Драконовой дыры, то, по-видимому, речь здесь шла не только о присутствии палеолитического человека как таковом, сколько о непосредственных следах его духовной жизни (верованиях) и мышления. Потому-то столько энтузиазма, с одной стороны, и скепсиса — с другой, вызвали эти находки.
Не только толкования удивительных находок, но и основанная на них теория существования самобытной «культуры охотников за пещерным медведем» нашли как своих приверженцев, так и своих противников. Профессор Г. Обермайер писал о тесном симбиозе человека и медведя, между тем как Л. Зотц, автор исследования о медвежьих пещерах Силезии, объявил швейцарские находки свидетельством лишь временной практики охотничьих групп, поднимавшихся в горы с низменных территорий на протяжении различных эпох палеолита и бывших носителями различных культур. Самым серьезным противником «культуры охотников за пещерным медведем» после второй мировой войны стал швейцарский ученый из Базеля Ф. Э. Коби. Если Бёхлеру случалось иногда принимать за человеческие орудия возникшие естественным путем каменные и костяные отщепы, Коби приписывал возникновение всех без исключения описанных артефактов действию природных химических и механических процессов. Истина же, как это всегда случается в подобных полемиках, лежит где-то посредине. Каменная индустрия, действительно, выглядит малопривлекательно: она малочисленна, грубо обработана, примитивна. Те, кому она принадлежала, должно быть, стояли на очень невысоком уровне культурного развития, или же их пребывание в пещере было весьма непродолжительным, и более совершенные орудия они уносили с собой, а здесь оставляли только то, что изготовлялось при случае из местного сырья.
Для выделения какой-то самостоятельной культуры этого, разумеется, недостаточно, и в настоящее время представляется, что именно Зотцу принадлежит правильное толкование.
Между тем поиски велись и в других местах, и в 1928 г. вскоре после открытий Бёхлера на свет явилась еще одна своеобразная «культура охотников за пещерным медведем» — на сей раз в Словении. Эта культура получила наименование ольшевьен, так как местом ее первого открытия была пещера Поточка зиялка в горном массиве Ольшева в Караванских известняковых горах на границе современной Югославии и Австрии.
