Игорь Акимушкин - Проблемы этологии
Так вот яйцеклад, который обеспечивает эту безопасность, появляется у самки горчака только тогда, когда рядом с ней плавает самец, гамофион которого, называемый копулином, способствует росту яйцеклада.
И у других рыб есть подобные феромоны, стимулирующие развитие у самок яичников и вторичных половых признаков.
У млекопитающих гамофионы, воспринимаемые в основном обонянием, тоже играют немалую роль в размножении. Лучше всех изучены в этом отношении мыши.
Выпустим в клетку много самок мышей (несколько десятков), и скоро у них появятся всяческие нарушений половых циклов, долго не будет течки. Подсадим к ним самца, и все сексуальные отклонения кончатся.
И вот еще какой странный феномен заметили. Если впустить в клетку беременной самки (через пять суток после оплодотворения) другого самца, не отца ее потенциального потомства, происходит невероятное! Беременность прекращается, эмбрионы в матке резорбируются, и наступает новая течка. Больше того, и самца-то не обязательно подсаживать — достаточно одного его запаха. Можно впустить беременную самку в клетку, в которой недавно сидел «чужой» самец, и эмбрионы в ее теле погибнут.
Этофионы — феромоны поведения
Большие и малые хищники, насекомые, лесные свиньи, гады, люди — все бегут в панике перед походными колоннами бродячих муравьев (в Южной Америке — эцитонов, в Африке — представителей родов аномма и дорилюс). Человек еще не слышит ни отдаленного гула, ни шелеста миллионов ног бегущих муравьев, ни смрадного запаха их маленьких тел, а твари более чуткие уже разбегаются, разлетаются кто куда.
Сначала, пишет Энн Патнем, которая повстречалась в Африке с бродячими муравьями, заскулила в хижине собака, забеспокоилась обезьяна в клетке. Упал с потолка и удрал большой скорпион. Сороконожка поспешила за ним, мышь юркнула за дверь.
Кто мог, спасался бегством. А кто не мог — того ждала лютая смерть. Однажды муравьи-кочевники «загрызли» в клетке леопарда. Съели как-то и питона, который после сытного обеда оказался недостаточно проворным. Начисто, до костей, объедали собак, забытых на привязи, запертых в хлевах кур, коз, свиней. Одного преступника, оставленного сбежавшими людьми в тюрьме, муравьи закусали до смерти. Впрочем, во всех историях опасность, которой подвергаются люди при встрече с армиями кочевых муравьев, преувеличена.
Описано уже много видов эцитонов, и почти у каждого из них, говорит Генри Бейтс, один из первых исследователей этих насекомых, своя стратегия войны. Одни маршируют колоннами, другие — лишь шеренгами в один ряд, третьи атакуют «тесными фалангами», которые струятся по земле, как «потоки темно-красной жидкости». К одним можно безбоязненно подойти на несколько дюймов. От других лучше держаться подальше, потому что «с невероятной быстротой взбираются они вверх по ногам», впиваются острыми челюстями в кожу и больно кусают. А оторвать вцепившихся муравьев можно, только разодрав их пополам: голова с челюстями останется в ранке, так прочно они держатся! Человеку, говорит Бейтс, ничего другого не остается, как только спасаться бегством.
Но и бегство не всегда помогает. Некоторые походные армии муравьев растягиваются на сотни метров (даже на километр!) и наступают подобно тысячам «бешеных волков, идущих лавиной». Нелегко вырваться из их окружения, особенно в лесной чаще, где бежать быстро нельзя и не видно, с какой стороны подступают муравьи.
Откуда и куда они идут?
Как видно, они просто не представляют себе жизнь без скитаний, это номады по природе своей. Есть пища или нет ее — они все равно уходят. Идут строем: впереди разведчики, на флангах — солдаты-конвоиры, в конце колонны — матка в окружении пышной свиты рабочих муравьев.
Муравьи несут с собой и личинок, прикрывая их от солнца своими телами. Несут и все время облизывают. И вот когда слизывать будет уже нечего, когда личинки перестанут выделять какие-то загадочные вещества, столь привлекательные для муравьев-носильщиков, страсть к бродяжничеству покидает эцитонов. Пора, значит, окукливаться личинкам, а для этого нужен полный покой.
Муравьи находят укромное местечко где-нибудь под большим камнем или в дупле гниющего во мху дерева и свиваются здесь клубом, как пчелы. Этот живой шар — их муравейник, походный дом. Он «пористый», весь в дырах. Дыры ведут к центру гнезда, где матка поспешно освобождается от бремени: за несколько дней отдыха успевает отложить тридцать тысяч яиц.
Не все муравьи «изображают» на привале гнездо: часть их рыщет по округе, добывая пищу для всей общины, в которой может быть и полтора миллиона муравьев. Однажды подсчитали, что фуражиры африканских кочевых муравьев за десять дней стоянки притащили в импровизированное гнездо полтора миллиона всевозможных насекомых.
Между тем личинки окукливаются и превращаются в молодых муравьев. Из отложенных на привале яиц выходят новые личинки и тут же начинают выделять вещества, побуждающие эцитонов отправиться в поход.
Как только это случится, клубок рассыпается, и муравьи, построившись походным порядком, отправляются в путь. (Некоторые виды американских бродячих муравьев кочуют 18–19 суток без перерыва, а затем дней на 19–20 располагаются лагерем, и т. д.)
Какие же таинственные вещества выделяют личинки походных муравьев?
Эти вещества называют этофионами. Они побуждают животных выполнять те или иные действия, управляют их поведением (в этом их сходство с релизерами).
В мире муравьев этофионы очень распространены и играют важную роль в их быту, в координации жизни семьи (значительно большую, чем зрительные и акустические сигналы). Этофионы личинок, например, заставляют муравьев ухаживать за ними. Когда наступают неблагоприятные условия жизни в некоторых камерах муравейника, содержащих личинок (сухо стало и слишком светло), личинки перестают выделять этофионы, и муравьи, весьма этим обеспокоенные, тотчас переносят личинок в более сырые и темные помещения.
По запаху этофионов, специфичных для каждого гнезда, муравьи отличают своих от чужих. «Свой» муравей, вымазанный этофионом чужой семьи, тотчас будет или убит, или изгнан из собственного муравейника.
Мертвые муравьи еще некоторое время пахнут этофионами. Мы уже знаем, что происходит, когда живые муравьи найдут такого мертвеца, и что случится, если живого муравья вымазать «трупными веществами».
Американский этолог Э. Уилсон утверждает, что десятка различных феромонов, работающих сами по себе или во взаимодействии, достаточно для нормальной жизни муравейника.
Ведь некоторые феромоны, как и гены хромосом, помимо основного своего назначения, могут выполнять и иные функции. Например, гонофион пчелиной матки, тормозящий развитие яичников у рабочих пчел, заставляет их также ухаживать за ней и препятствует строительству новых маточников.
Этофионы — достояние не только насекомых. Например, мальки рыбок из рода хемихромис (а возможно, и всех представителей семейства цихлид) выделяют в воду вещества, побуждающие родителей заботиться о потомстве. Самец и самка бесстрашно атакуют всех рыб или водяных насекомых, вторгшихся в пределы индивидуальной территории, в которой плавают мальки. Даже если мальков там нет, но добавлено несколько капель воды, в которой они недавно содержались, агрессивное поведение рыбок-родителей продолжается.
Наконец мальки выросли, им три недели от роду, выделение этофионов прекращается. Родители тотчас бросают детей на произвол судьбы. Но если снова добавить в аквариум немного воды, содержащей этофионы мальков, поведенческая реакция защиты территории у хемихромисов появляется вновь.
«Лакомые» феромоны — лихневмоны
Когда впервые ученые раскопали гнездо кровавого лесного муравья, они, к немалому своему удивлению, обнаружили там очень странных жучков, небольших (5–6 миллиметров длиной), рыжевато-бурых, с короткими блестящими надкрыльями. Высоко задрав брюшко, они проворно бегали среди муравьев, явно подражая им своими манерами. Встретив муравья, жучок ударял его усиками. Как бы ни спешил муравей, он сейчас же останавливался и кормил попрошайку, отрыгивая из зобика пищу.
Жучков назвали ломехузами. Нигде, кроме муравейников, они не живут.
Позднее, когда были изобретены искусственные гнезда, через стеклянные стенки которых можно было следить за всем происходящим в муравьином домике, глазам натуралистов открылись еще более поразительные вещи. Увидели, как то один, то другой муравей подбегал к жучку, тормошил желтые щетинки по бокам его брюшка, затем жадно слизывал капельки какой-то жидкости, стекавшей по этим щетинкам. Нередко муравьи алчущей толпой окружали ломехузу, теснясь и отталкивая друг друга, каждый спешил раньше соседа дотянуться до желанных волосков и поскорее утолить жажду. Говорят, что муравьев так же безудержно тянет к желтым щетинкам ломехуз, как закоренелых пьяниц к бутылке.