Игорь Акимушкин - Первопоселенцы суши
Линифиды, которые наполняют своим множеством травы и кусты, в большинстве своем линифии треугольные[70]. Их тончайшие „ковры“, сверху и снизу блокированные беспорядком нитей, выпуклы чуть вверх. Линифия же окаймленная, развешивая ловушки на нижних сухих ветвях сосен и кустов, так их натягивает, что „ковёр“ выгибается вверх куполом, изображая некую похожесть на римский собор св. Павла. Все другие линифиды, напротив, предпочли плести ловчий „ковёр“ ровно, плоско, как поверхность стола, или даже прогибая его книзу неглубоким гамаком.
Линифиды из рода флорония знамениты редким умением перекрашиваться на манер хамелеона[71].
Когда опасность реальна, флорония, не мешкая, падает с паутины вниз, на землю. Немного времени пройдёт, и её светлое, в каталепсии затихшее тельце темнеет. Крупные белые пятна на нём, будто в страхе съёжились, мельчают, сжимаются в точечки с иголочное остриё. Грязно-коричневый фон, на котором они красовались, расползается на всё брюшко паука, и тот зримо обращается в комочек земли.
Обратный процесс побеления, когда камуфляж уже не нужен, совершается за несколько минут.
Некоторые линифиды, заплетая паутиной открытые пространства между корнями деревьев и у входа в норы кроликов и грызунов, обходятся без блокирующих нитей. А у крошки тапинопы длиннозубой[72] маленькая сеточка блестит так, словно сосед слизняк любезно навел слизью глянец на ее паутине. (Кстати, только у нее единственной на „ковре“ висят коконы с яйцами, похожие на крохотные горшочки.)
Когда нет места раскинуть полноценную сеть — „ковер“ (например, между галькой или в гнездах грачей и бакланов), линифиды, бывает, этого и не делают, а лишь крест-накрест натягивают здесь простые нити. А те, которых приютили в муравейниках муравьи, и вовсе забыли, как паутину плести. Охотятся они здесь из-за угла на мелких мух и бескрылых прыгунов — ногохвосток-крохотулек[73].
Паучки — гости скромные, хозяевам не надоедают — прячутся по темным углам, стараясь на глаза муравьям не попадаться[74]. Но если такое случится, сразу передними ножками сигналят, как муравей муравью при встрече усиками. Невольно подумаешь, говорит Бристоу, что они муравьиному языку обучились.
Муравей, вовремя уведомленный, что перед ним друг, крошку паука не трогает. Даже яйца паучьи, тут же где-нибудь в темных закоулках развешенные, наводя чистоту в доме, не выбрасывает вон, как ненужный хлам.
Линифиды вообще паучки дружелюбные, терпят их и муравьи, и птицы в гнездах, и крот в норе.
Иные поселились и у самого лукоморья, в морских водорослях, выброшенных волнами прилива. Здесь в компании с рачками-скакунчиками, разными мухами, жуками и клещами проживает черная, до блеска, эригона.
Чтобы посмотреть, как этот юркий паук умудряется не утонуть, когда прилив зальет соленой водой его местожительство, Бристоу посадил десяток черных пауков на камни, брошенные в воду бассейна.
Сначала пауки резво бегали по камням, исследуя клочок суши, предоставленный им судьбой. Потом, легко скользя по воде, обежали кругом каменный островок. Но дальше нескольких дюймов от него уйти не решились, и все вернулись на сушу, следуя за путеводной нитью, которую, отправляясь в путешествие по воде, тянули за собой.
Некоторые, которые посмелее, подняв брюшко, как парус, высоко на вытянутых ножках понеслись по воде, подхваченные порывом ветра, до края бассейна. Бристоу видел позднее, что так скользят они по морю и сотни метров.
Затем исследователь взял некоторых из этих яхтсменов и посадил на водоросли и камни под водой. Неожиданный оборот дела пауков нисколько не напугал: они спокойно спрятались под камни.
Человек у моря ждал час и ещё четверть часа. Потом, решив, что зря загубил пауков, перевернул камни, под которые те нырнули: они сидели там в полном здравии и безмятежном покое, и только его внезапное вторжение их распугало[75].
Итак, эригоны-яхтсмены, застигнутые приливом меж камней на литорали, понапрасну сил не тратят и спокойно опускаются на дно. Там, притаившись, ждут в окружении приплывающей с соленым раствором морской фауны и час, и два, и больше, пока не уйдет прилив, снова обнажив их обетованные камни. Притом, заметьте, они не плетут под водой водолазных колоколов, ни каких-либо других резервуаров из шелка, в которых хранить можно было бы воздух. Того его запаса, что уносят они, погружаясь в воду, в легких-мешках, хватает надолго, чтобы не задохнуться под водой. Их яйца в плотной шелковой оболочке тоже отлично выдерживают периодические атаки морской стихии. Паучиха четыре-пять таких водоупорных желтых кубышек приклеивает где-нибудь под камнем около своей ловчей паутины.
В августе вдруг, словно силой волшебства сотворенный, на каждой паутине линифии треугольной сидит подле самки самец. Сначала немного он ухаживает, вибрируя пульсирующим брюшком, пощипывая паутину и прохаживаясь дергающимся „парадным“ шагом. Потом они живут вместе несколько недель, и довольно мирно. Ссоры в семье, по-видимому, сдерживают мощные хелицеры супруга. Он и сам не слабенький — даже подлиннее, пожалуй, паучихи, но тоньше ее и стройнее. Так что вполне может за себя постоять.
Пятьдесят яиц, закутанных в кокон, треугольная линифия прячет в листве на земле. Другие ее родичи — кто где: под корой, на коре, на паутинных нитях над „ковром“, и только одна длиннозубая тапинопа — на самом „ковре“.
Процветанием в мире неприкрытого хищничества эти крохотные паучки не в малой мере обязаны, по-видимому, негастрономическим свойством своей крови. Только птицы и жабы едят их без видимого отвращения. Насекомые, пауки и сороконожки линифидами брезгают. А если случается, что схватят их по ошибке, тут же бросают и долго потом тычутся головой в листья, вытирая испачканные невкусной кровью рты.
Секрет удачи!
У „воронковых“ пауков из семейства агеленид сеть — тоже горизонтальный тент или „ковер“ и та же путаница блокирующих нитей над ним. Но паук караулит дичь не под „ковром“, а в паутинной воронке. Внизу она без двери и стены — открыта для сквозняка и поспешного бегства. А сверху широким горлом вплетена в ловчий тент — в центре его или сбоку. (Иногда вход в воронку прикрыт от солнца сухим листочком!) Атакуя, паук выскакивает из нее „как молния“ и бежит не снизу, а сверху по „ковру“.
Клейких капель на паутине нигде нет, однако кобылки, „кузнечики“, мухи и даже пчелы[76], упав на „ковер“, вязнут в нем, как в киселе. Паук же бегает по своему сооружению легко и быстро, словно на канадских лыжах по рыхлому снегу (именно так функционирует густая поросль эластичных щетинок на концах его лапок, под коготками). Жертвы собственной неосторожности, к прогулкам по „ковру“ не приспособленные, уподобляются в этом случае человеку, решившему без лыж пройтись по сугробу, — вязнут по колено.
Вот кузнечик беспечно скакнул на коварный „ковер“ и прилип. А паук на своих „лыжах“ быстро скользит к нему. Укусив раз и другой, тащит, пятясь задом, прямиком в воронку. Глаз у паука сзади нет, но, завершая этот обратный рейс, он никогда не ошибается и точно, без зигзагов и поправок, попадает в воронку.
Опыты доказали, что ориентируется паук лишь тонким осязанием по натяжению нитей „ковра“, направляющих его в воронку.
Агелена лабиринтовая, именем которой названо все семейство, демонстрирует нам наиболее типичный образец трапперского мастерства пауков этого рода[77].
Ее ковровые сети (особенно в июле и августе) раскинуты на низких кустах, живых изгородях, в траве на лугах и пустошах низко у самой земли, часто (на юге нашей страны) в близком соседстве с жилищем каракурта.
„Ковер“ довольно велик — 60 сантиметров на 40, и нити над ним протянуты высоко — на полметра.
В июле к агелене-самке без особых церемоний, довольно развязно постучав по паутине, приходит долговязый агелена-самец. В августе, покинув навсегда свой „ковер“ со всеми его атрибутами, паучиха старательно и умело плетет из шелка в гуще трав и кустов пансионат для яиц и паучат — объемистую келью, в белые стены которой вмещены и вмонтированы запутанные переходы сложного лабиринта — неплохая защита от паразитов-наездников, которые местами уничтожают почти полностью яйца других пауков, например каракуртов, а толстые лабиринты в коконах агелены не всегда умеют проколоть. У коконов, оберегая яйца (потом паучат), дежурит паучиха, пока не умрет.
Теперь я должен раскрыть секрет „секрета успеха“, обещанного в самом начале.
Предупреждаю: тайна эта не для слабонервных и, конечно, не для тех, кому удача, особенно в денежных делах, и без того сопутствует.
Итак, если у вас острые финансовые затруднения, есть надежный и не однажды проверенный способ их поправить. Требуется лишь побороть на минуту природное отвращение и… съесть обычного в наших домах паука из рода тегенария. Вы не отравитесь и даже не испортите пищеварения (наоборот, врачи прежде уверяли, что этот паук полезен для здоровья) — и денежки у вас в кармане!
