KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » Биология » Борис Поршнев - О начале человеческой истории

Борис Поршнев - О начале человеческой истории

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Борис Поршнев, "О начале человеческой истории" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Но во всяком случае — хотя вопреки биологическому здравому смыслу — наведенный Г. Швальбе порядок отодвинул отвратительного обезьяночеловека из наших непосредственных предков вдаль и твёрдо поставил между ним и нами «первоначального» неандертальского человека. Морфологическая эволюция человека и доныне излагается в основном по схеме Швальбе. Позже антропологи Р. Верно (1924 г.) и А. Хрдличка (1927 г.) разносторонне разработали взгляд, что неандертальцы представляли собой стадию, или фазу, в эволюции человека, относящуюся к среднеплейстоценовому времени, а по археологической периодизации — к мустьерскому времени.

Почти одновременно с выходом книги Г. Швальбе (1908 г.) в антропологии произошло событие, нанесшее более прямой удар по обезьяночеловеку. Опрокинуть модель, описанную словами Фохта «телом — человек, умом — обезьяна», могло бы лишь что-нибудь абсолютно противоположное. И настолько богомерзка была эта модель, что абсолютная противоположность была искусственно создана. Это были кости «эоантропа» («человека зари»), обнаруженные в карьере в Пильтдауне (Суссекс) в Англии в 1909–1912 гг. История науки знает много фальшивок, но эта занимает ни с чем не сравнимое место. Она была совершенно бескорыстной и необычайно умной. Воздействие этой находки на умы по силе сопоставимо с сенсационностью яванского питекантропа Дюбуа, а по содержанию прямо противоположно. Некто составил «пильтдаунского человека» из мозговой части черепа настоящего человека и нижней челюсти шимпанзе[50]. Древнейший обитатель Англии («первый англичанин») ещё питался как обезьяна, но уже мыслил как человек! Телом — обезьяна, умом — человек! Трансформация обезьяны в человека началась с ума, а не с телесной морфологии.

В этой истории настораживает внимание компетентность автора «открытия» в геологии и сравнительной анатомии. А ещё более — глубина философского замысла. Между обезьяной и человеком не может быть ничего: есть лишь чудо зарождения и развития человеческого духа в обезьяньем теле. Пильтдаунскую подделку сейчас приписывают археологу-любителю Даусону. Но указывают на возможное авторство юного иезуита Тейяр де Шардена, в указанные годы проживавшего в тех местах, в Суссексе. Похоже, что Даусону столь проницательный и квалифицированный план был не по плечу. И в самом деле, пусть некоторые морфологи с самого начала отказывали в правдоподобии такому сочетанию черепа и челюсти, но они не смогли сформулировать никаких возражений с точки зрения психологии. Знаменательно, что пильтдаунская подделка была разоблачена лишь 50 лет спустя, когда в ней как в строительной подпорке уже не стало надобности: обезьяночеловек Геккеля — Фохта — Мортилье был сведён на нет — остался только вопрос о последней обезьяне и первом человеке. Зачем настаивать на высоком черепе? Где-то давно-давно, «на заре» человеческий ум зажегся под черепной крышкой антропоида и стал её раздвигать. Какая противоположность тому, что намечал Дарвин, какая расплата за его зоопсихологию, какой реванш картезианства!

В 20-х годах ископаемые обезьянолюди как бы в ответ появлялись снова там и тут из-под земли, причём очень обильно. В Азии — синантропы (в общем довольно близкие к яванским питекантропам). За 10 лет раскопок в пещере Чжоукоудянь антропологи Блэк, Пай Вэнь-чжун, Тейяр де Шарден, Брейль и Вейденрейх извлекли останки сотни особей. В Африке — сначала звероподобный неандерталоид из Брокен-Хилла, чуть позже — начало «австралопитековой революции»: нескончаемой по сей день серии (порядка 350 особей) находок костей австралопитеков и близких к ним форм, сделанных Дартом, Брумом, Робинсоном, Шеперсом, Тобайасом, Лики и другими.

Что было делать учёным умам перед парадом этих существ? Считать их животными — хоть двуногими, но дочеловеческой природы? Да, по инерции иные исследователи ещё понимали их так. Их обильные останки предполагали объяснять тем, что на них охотились и их пожирали вышестоящие древние люди, которые и оставили тут следы своих костров и свои каменные орудия. Но это не получило широкого признания, да и не было уже в 20-30-х годах и позже надобности в исходной посылке: ведь теперь все свыклись с мыслью, что в обезьяньем теле может гнездиться человеческий дух. Особенно надёжным внешним проявлением его внутреннего присутствия всё единодушнее считались находки близ этих останков хоть самым грубым образом оббитых камней, а также костей убитых и съеденных животных. Поэтому как-то легко сжились с мыслью, что питекантропы как и синантропы (позже — ещё атлантропы и т. п.) — это лишь условная номенклатура, а на деле обезьянолюди растаяли: раз каменные орудия, раз охота на антилоп, раз огромный слой пепла — значит люди. Точно так же, хоть подчас и спорно, но подыскались каменные орудия для родезийского человека, для презинджантропа и др.

Сложнее оказалось дело с австралопитеками. Не то беда, что у них объём мозга и его строение (по внутреннему очертанию черепа — эндокрану) в общем такие же, как у шимпанзе или гориллы, а то, что при них не оказалось каменных орудий. Правда, именно это дало Р. Дарту повод выдвинуть остроумную концепцию генезиса орудий вообще: древнейшие орудия и должны быть не каменными, а из рогов, зубов, костей животных, так как человек начинает с того, что мобилизует в своих руках все те виды орудий, которыми природа снабдила животных, — он этим становится сверхживотным. Австралопитеки, доказывал Дарт, убивали животных, кости которых с ними найдены, всем оружием, каким только убивали друг друга какие-либо животные. Позже каменные орудия являлись долгое время всего лишь подражанием клыку, челюсти, рогу и т. п. Эта теория однако не получила признания археологов, она ослабляла их опору на главный источник — изделия из камня. И вот логика ликвидации обезьяночеловека привела к почти единодушному признанию австралопитековых просто обезьянами — особым подсемейством или, согласно другим, семейством рядом с высшими антропоморфными обезьянами, семейством, характеризующимся двуногостью — вертикальным положением. От них отделили лишь немногих, как презинджантропа, не отличающихся существенно по морфологии, но изготовлявших грубейшие орудия «олдовайского» типа из гальки: эти признаны опять-таки не обезьянолюдьми, а людьми, может быть, первыми людьми, под названием Homo habilis — «человек умелый».

Здесь нет необходимости излагать дальнейшую последовательность палеоантропологических находок, столь обильных и важных в 40-60-х годах[51]. Они крайне осложнили вопросы систематики и эволюции, в частности, и всю проблему палеоантропов (неандертальцев), добавив к «классической» западноевропейской форме, пополнившейся рядом новых находок, например, Монте-Чирчео, по крайней мере, ещё четыре формы: 1) ранние западноевропейские неандертальцы с пресапиентными чертами (Штейнгейм, Крапина, Саккопасторе, Сванскомб, Фонтешевад, Монморен); 2) переднеазиатские «прогрессивные» палеоантропы (Схул, Табун, Шанидар и др.); 3) поздние южные примитивные палеоантропы (Брокен-Хилл, Салданья, Ньяраса, Нгандонг, Петралона); 4) ещё более поздние «переходные» палеоантропы (Подкумок, Хвалынск, Новоселки, Романковка и др.). Однако самоновейшая история науки об антропогенезе уже не имеет дела с проблемой, которой посвящена данная глава, — с проблемой обезьяночеловека. Эта проблема словно осталась навсегда позади.

Пройденный за 100 лет путь можно охарактеризовать как путь трудного выбора между двумя приёмами мышления о становлении человека. Делать ли упор на «пробел» между обезьяной и человеком или на то, что «пробела» нет, — есть прямое обезьянье наследие в человеке и прямой переход от одного к другому. Если Геккель и Фохт думали заполнить «пробел», пододвинув телесно животное к человеку, т. е. путём гипотезы о животном, телесно стоящем к человеку много ближе, чем обезьяны, то Дарвин задумал уничтожить сам «пробел», пододвинув животное к человеку психически. У Геккеля — Фохта — бессловесное и неразумное животное, у Дарвина — животные наделены разумом и чувствами человека. Долго колебались чаши весов — перевесила отрицающая «пробел» между обезьяной и человеком. Но получилось нечто противоположное и замыслу Дарвина: между обезьяной и человеком — скачок, перерыв; это уж даже не пробел в эволюционной цепи, а пропасть между двумя субстанциями.

Сегодняшняя буржуазная наука об антропогенезе — соединение эволюционизма с картезианством. Но оно невозможно, и картезианство, раз проникнув в дом, понемногу заполняет его снизу доверху. Поясним это на примере, уже не раз цитированном выше проф. Сорбонны А. Леруа-Гурана, считающегося чуть ли не материалистом. Он насмешливо хоронит в наши дни так долго туманивший взор антропологии «психотический многовековой комплекс обезьяночеловека». Этот образ, утверждает профессор, восходит в сферу подсознания, к болезненным фантазиям, измышляет ли его палеонтолог или простонародье.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*