Айвен Сандерсон - Сокровища животного мира
Эти прелестные, грациозные маленькие антилопы носили на шкурке такой идеальный камуфляж, что в полосках света и тени от стеблей травы попросту растворялись, сливаясь с фоном, но, когда они сдвинулись с мест, я увидел их отчетливо. Был среди них один красавец, увенчанный великолепно завитыми рожками с белыми кончиками. Шкурка его была буквально расписана золотисто-оранжевым цветом и настоящей вязью тонких белых штрихов — словно гигантскими буквами, что и отражает научное название. Там был еще молодой самец, три самочки и несколько совсем молодых антилоп.
Я принялся потихоньку подкрадываться к ним, «дрейфуя» примерно в том же направлении. Но антилопы вели себя очень недоверчиво и упорно продвигались к лесу. Тут я споткнулся о сухую ветку, и они разом прянули в воздух, словно подброшенные одной пружиной; через секунду их не было и в помине.
Я поспешил за ними со всей скоростью, возможной в сумерках непроницаемого тропического леса, но все было напрасно. Мне оставалось только углубиться в нетронутые лесные глубины. Здесь, в лесу, практически не было подроста, и я шел вперед беспрепятственно, как ло городскому асфальту, бесшумно ступая в туфлях на резиновой подошве; разве что веточка хрустнет под ногой.
Немного спустя я вышел к небольшой лощинке; деревья смыкались здесь таким тесным строем, что почти целиком заслоняли противоположный берег. Спускаясь, я услышал внизу негромкий шорох, но не придал ему значения, как вдруг крупное животное двинулось с места и пошло впереди меня. Я мигом нырнул за ближайший ствол и стал подползать поближе. Когда наконец я выглянул из-за корня-контрфорса колоссального дерева, то увидел противоположный берег, а на нем потрясающую антилопу.
Ростом она была примерно с осла, и это меня сразу поразило. Головка смехотворно маленькая, а круп непомерно широкий. Общая окраска — красновато-каштановая, снизу — серая, но разительный контраст с ней представляла головка, увенчанная ярко-оранжевой шапочкой, которая переходила в такую же полосу посредине спины. Пара прямых коротеньких гладких рожек была направлена почти прямо назад.
Стоило мне чуть шевельнуться или нарушить тишину, как диковинное существо слегка подбрасывало задними ногами, оставаясь при этом на месте. Оно стояло слишком далеко, и не стоило пытаться достать его из единственного моего оружия — охотничьего ружья, поэтому я решил подобраться поближе и понаблюдать за его поведением. Сказано — сделано, но тут я увидел нечто поразительное: с боков и брюха антилопы на землю непрерывным дождем сыпались какие-то мелкие существа. Заинтригованный, я, как видно, сделал резкое движение — антилопа бросилась бежать. В охотничьем азарте я совершил глупый и жестокий поступок — выпалил ей вслед, хотя такой выстрел явно не мог убить животное. Это случилось как-то помимо моей воли. Не успел отзвучать выстрел, как я уже горько пожалел о содеянном и решил, что обязан пойти по следу животного.
Задержавшись, я осмотрел землю в том месте, где стояла антилопа, и нашел среди листвы множество громадных раздувшихся клещей. Они-то и сыпались со шкуры животного. Собирая клещей в бутылку, я обдумал сложившееся положение и решил, что разумнее будет поручить выслеживание подраненного животного опытному местному следопыту. Поэтому я поспешил в деревню и разыскал старика Эантдуду, который охотно принял мое поручение.
Наутро он еще до завтрака явился с убитым животным. Это оказался старый самец желтоспинного дукера (Cephalophus silvicultrix), у которого круп был нашпигован дробью, а шерсть кишела клещами.
— Ну, что там у тебя, Фауги?
— Только несколько сильно маленьких сороконожек, хозяин.
— Силы небесные! И это все, что ты принес, проболтавшись где-то целый день?
— Тц-це... Умм... У меня... Я нашел сильно забавное место, хозяин.
— Какое еще место?
— Там много большой дерево падал на землю. Лежал вот так. — Он скрестил руки. — Очень странно.
— Далеко? — спросил я.
— Нет, прямо там, — он указал на маленькую долинку позади нашего лагеря.
— Ладно, — сказал я. — Мы иди и смотри. Зови всех.
Вскоре целая толпа уже пробиралась по лесу во главе с Фауги, с лица которого не сходило выражение крайнего удивления. Через несколько минут мы пришли на место, действительно чрезвычайно странное. Несколько гигантских стволов лежали, перекрещиваясь под самыми разными углами, и каждое с одного конца несло громадный венец корней, забитых землей. Эти выворотни образовали естественную площадку, сравнительно чистую, но громоздившиеся вокруг сучья закрывали все окружающее сплошной стеной. И вот что удивительно: вокруг площадки лес смыкался так тесно, что кроны закрывали небо, и не верилось, что упавшие деревья вообще могли там стоять — для них решительно не было места. Многие из лежащих на земле стволов были пустые, и в них и под ними виднелись отверстия нор.
Мы пытались заглянуть в норы, тыча туда палками. Почти в каждой из них, представьте себе, обитало что-то живое, потому что до нас доносились то рычание, то целый набор самых разнообразных звуков. Покопавшись, мы выдворили из нор пару «чук-чуков» и хомяковую крысу (Cricetomys), но один колоссальный ствол задал нам работы. Он настолько прогнил за долгое время, что из него можно было выгребать труху с помощью «друга траппера» и длинных ножей. К этой работе мы и приступили с превеликим рвением, сменяя друг друга, потому что в глубине продольного дупла творилось что-то невероятное.
Покопав некоторое время, мы обнаружили, что ход поворачивает вниз и уходит под дерево, в землю. Тогда мы решили откатить дерево в сторону, если удастся. Вырубили шесты из молодых деревьев и подкатили подходящие обрубки, чтобы иметь точку опоры. После нескольких неудачных попыток нам удалось перевернуть ствол. Громадные пласты отставшей коры остались на том месте, где он лежал, а по ним ползали во множестве самые диковинные существа блестяще-черного цвета, длиной от 15 до 30 сантиметров.
Это были гигантские, больше иных колбас, тысяченожки — безобидные, робкие и беззлобные существа, наполненные в основном воздухом и абсолютно лишенные соображения. Когда одну из них кладешь на стол, она устремляется вперед парадным маршем, работая что есть силы всеми сотнями ножек и поводя усиками в надежде на что-то приятное. Добравшись до края стола, она ничего не замечает, и передняя часть тела вступает в пустоту, перебирая ножками, как на твердой земле. Когда под собственной тяжестью ее туловище изгибается, до этой тупицы наконец доходит, что тут что-то не так, и она замирает, уцепившись за край пропасти. Затем мало-помалу ее ножки — начиная с самой задней пары — дают задний ход, волны движения пробегают по ним вперед, а не назад, как это бывает, когда она мчится вперед на всех парах, и постепенно животное возвращается обратно на стол.
Самое смехотворное в тысяченожке — последняя пара ног. Если пригнуться и смотреть сзади на уровне стола, сосредоточив внимание только на задней паре ног, то видишь, что они идут галопом, как у разыгравшегося жеребенка, и их кончики вскидываются назад и вверх самым уморительным образом.
Убрав слои сжившей коры, мы открыли множество камер и уходящих в землю ходов, где обнаружили двух совершенно замечательных животных размером примерно с футбольный мяч, покрытых крупными бурыми роговыми чешуйками.
До сих пор прекрасно помню, как впервые, будучи еще подростком, наткнулся на изображение такого существа — панголина, или белобрюхого ящера, — в книге о диких животных, и был глубоко поражен. Из подписи я ничего не понял, потому что текст был рассчитан на людей, знакомых с зоологией. Многие годы ничего не зная о местообитании и образе жизни этих диковинных зверей, я стал даже сомневаться в их существовании. Чешуйчатые хвостатые твари обычно кажутся сродни пресмыкающимся, а вытянутое в трубочку рыло, маленькие черные бусинки глаз и когтистые лапы, как на первом виденном мной изображении, только усиливают эту иллюзию. Вдобавок оказалось почти невозможно раскопать какие-либо толковые сведения ни о самих панголинах, ни об их привычках.
Найти животных живьем, в природе — величайшая удача, хотя к тому времени я точно знал их систематическое положение среди других животных. Мы с громадной осторожностью вынули из уютных нор панголинов — теплые шары совершенно непомерной для их размеров тяжести. Главных частей тела животного не было видно — голова, лапы и вся передняя часть туловища свернуты и упрятаны под широкий чешуйчатый хвост, который закреплялся за чешуйки спины специальным гладким кончиком, похожим на пальчик, с нижней стороны хвоста. На всякую попытку его развернуть животное отвечало мощным и вполне эффективным сокращением мышц.
Мы отнесли эти живые футбольные мячи в лагерь. Будучи положены на пол в палатке, они по-прежнему хранили полную неподвижность. Прошло более получаса, пока один из них стал осторожно и неуверенно разворачиваться, но стоило кому-то из нас пошевельнуться, и он мигом сжимался, как кулак. Когда мы уже кончали обедать, один из них раскрылся, словно лопнувшая почка. Его длинный хвост «отстегнулся» и хлестнул по полу, а сам он остался лежать на спине, выставив беззащитное голое брюшко, но тут же перевернулся и со всех ног бросился наутек с патетическим выражением целеустремленности на рыльце.
