Мэтт Ридли - Секс и эволюция человеческой природы
Данная книга — исследование этой общей человеческой природы. Уразуметь последнюю, не понимая, почему она сложилась именно так, невозможно. А понять, почему она сложилась именно так, невозможно, не имея представления о том, откуда взялось наше сексуальное поведение. Потому что основой нашей эволюции всегда был секс.
Почему именно секс? В этом исследовании мы могли бы обратиться и к другим проявлениям человеческой природы. Почему именно это заезженное, создающее жизненные проблемы репродуктивное времяпрепровождение? Но ведь репродукция — это единственная биологическая цель, ради которой мы существуем. А все остальное — лишь средства к ее достижению. Люди наследуют то, что помогает им выживать, питаться, мыслить, говорить и т. д. Но, в первую очередь, они наследуют то, что помогает им воспроизводить себе подобных. Те из их предшественников, кто смогли оставить потомство, передали ему особенности, позволившие делать то же самое, а те, кто оказались бесплодными — не передали. Все, что увеличивало шансы индивида на успешную репродукцию, передавалось в поколениях — за счет любых других особенностей. Можно смело считать: все, что есть в нашей природе, было тщательно «отобрано» по способности вносить позитивный вклад в репродуктивный успех человека.
Кому-то это заявление покажется слишком радикальным. Оно как бы отрицает свободу воли, не берет в расчет выбирающих половое воздержание, а людей изображает в качестве роботов, запрограммированных только на воспроизводство. Оно утверждает, что Моцарта и Шекспира мотивировало исключительно половое влечение. Однако я не знаю иного пути, который мог бы сформировать человеческую природу, кроме эволюционного. А единственный механизм, который использует эволюция (сейчас этому есть веские доказательства) — конкуренция и избирательное воспроизводство. Кто сможет размножаться — продолжает существовать; кто не воспроизводится — вымирает. Способность к самовоспроизводству — это то, что отличает живые существа от камней. Кроме того, в том, что главная биологическая задача человека — воспроизводство, нет ничего, противоречащего идеям о свободе воли или о половом воздержании. Как мне кажется, успешность каждого из нас зависит от того, насколько мы способны брать на себя инициативу и проявлять свои таланты. Но свобода воли появилась у нас не для удовольствия. Тому, что эволюция вручила нашим предкам способность брать на себя инициативу, была своя причина: свобода воли и инициативность — это средства, позволяющие нам реализовывать свои замыслы и планы, быть успешными в конкуренции с другими, разрешать возникающие трудности и, таким образом, увеличивать свои шансы на размножение, а шансы своих детей — на выживание. Соответственно, сама свобода воли полезна нам только в той мере, в какой она вносит вклад в избирательное воспроизводство.
Давайте посмотрим на это с другой стороны. Если студентка-отличница боится экзаменов, трясется от одной только мысли о предстоящей сессии, а знания проверяются в конце семестра всего один раз, то ее выдающиеся способности никак ей не помогут. У животного может быть твердая пятерка по выживанию — эффективный метаболизм, устойчивость ко всем болезням, хорошая обучаемость и большая продолжительность жизни. Но если оно не приносит потомства, то все его превосходные гены останутся недоступны будущим поколениям его сородичей. Можно унаследовать что угодно, за исключением стерильности. Ни один из ваших прямых предков не умер бездетным. Если мы хотим понять, как сформировалась наша природа, то главным вопросом исследования должно стать воспроизводство. Ведь репродуктивный успех — тот экзамен, который должны пройти все человеческие гены, чтобы не оказаться выброшенными естественным отбором на свалку эволюционной истории. Не обращаясь к этому вопросу, мы почти ничего не поймем о наших психике и природе. Я начну разговор с полового размножения. Оно не равнозначно воспроизводству как таковому — существует множество других, бесполых, способов. Но оно (половое размножение) существует, значит, должно как-то увеличивать репродуктивный успех индивида. А закончу книгу исследованием интеллекта — самой человеческой из наших особенностей. Мы не поймем, как люди стали такими умными, если не будем брать в расчет половой отбор.
Какой такой секрет открыл Еве Змей? Он предложил ей съесть конкретный плод? Не смешите меня! Ведь это, очевидно, эвфемизм. Плод символизирует сексуальную связь, это понимали все — от Фомы Аквинского до Мильтона. А почему они это понимали именно так? Ведь нигде в Книге Бытия нет даже намека на то, что запретный плод подразумевает грех, а тот, в свою очередь, подразумевает секс. Но мы знаем, что это так, потому что только одна вещь в жизни человека занимает настолько важное место — секс.
О природе и воспитании
Идея о том, что нас создает наше прошлое — главное прозрение Чарльза Дарвина. Он первым понял, что можно уйти от мысли о божественном творении видов, не отказываясь от идеи «творения» вообще. Каждое живое существо «сотворено», «сконструировано» без участия какого-либо сознания, одним лишь избирательным воспроизводством собственных предшественников — таким, чтобы соответствовать конкретным условиям своего существования. Естественный отбор тщательно «сконструирован». Человеческая природа тщательно подогнана для благоустройства социальных двуногих африканских обезьян — подобно тому, как наши желудки приспособлены для обслуживания всеядных африканских обезьян, любящих мясо.
Такое начало разговора раздражает людей двух типов. Тем, кто верит, что мир был создан за семь дней человекоподобным Существом с длинной бородой (и, значит, человеческая природа — плод не отбора, а Разума), я лишь с уважением пожелаю приятного дня. У нас с вами почти нет общего пространства для разговора, общих допущений, на которые мы могли бы опираться в рассуждениях. С теми же из вас, кто считает, что человеческая природа возникла не в результате эволюции, а была заново, с нуля, создана «культурной средой», мне уже есть о чем поговорить. Думаю, смогу убедить вас, что наши точки зрения принципиально совместимы. Да, человеческая природа — это продукт культуры. Но сама культура, в свою очередь, тоже продукт — человеческой природы. Таким образом, и природа, и культура являются продуктами эволюции. Нет, я не собираюсь утверждать что «все записано в наших генах», я страшно далек от этого. И решительно бросаю вызов тем, кто говорит, что особенности нашей психики полностью генетически запрограммированы. Но с той же решительностью брошу вызов и тем, кто говорит, что универсальные для всех людей черты и личностные особенности не записаны в генах. Казалось бы, сегодняшняя культура, особенности социального устройства могли бы быть совершенно иными, гораздо более удивительными и разнообразными. Наши ближайшие родственники — шимпанзе — живут группами, члены которых вступают в беспорядочные половые связи, их самки стремятся получить как можно больше половых партнеров, а самцы убивают детенышей незнакомых самок. Но нет ни одного человеческого сообщества, в котором было бы принято нечто подобное. Почему? Просто наша природа отличается от природы шимпанзе.
Коли так, то к нашему исследованию необходимо широко привлекать данные из истории, социологии, психологии, антропологии и политики. Все это — попытки взглянуть на человеческое поведение с определенной стороны. И если его универсальные особенности являются продуктом эволюции, то нужно будет понять, какие силы ее вели. Однако меня постигло тяжкое разочарование: постепенно я понял, что почти все социальные науки продолжают изучать человека так, будто 1859 год, когда было опубликовано «Происхождение видов», никогда не наступал. В этом есть умысел: представители таких наук настаивают, что человеческая культура — продукт наших собственных свободы воли и достижений. Они утверждают, что наша психология возникает под влиянием общества, но не наоборот.
И это звучит, вроде бы, достаточно разумно. Верящие в возможность социального строительства и перевоспитания общества страстно желают, чтобы это оказалось правдой. Но это отнюдь не так. Человек как будто не ограничен в свободе переделывать и воссоздавать любое социальное устройство, какое только пожелает. Но любое не получается. В решении проблем и в построении общества мы придерживаемся весьма узкого арсенала доступных вариантов. Если бы наша природа была более лабильна, наверняка существовали бы сообщества без любви, без социальной конкуренции, без полового влечения, без брака, без искусства, без грамматики, без музыки, без улыбок — и с таким же количеством невообразимых новшеств. Были бы общины, в которых женщины убивают друг друга чаще, чем мужчины, где старики считались бы красивее 20-летних, где богатство не давало бы власти над другими, где люди предпочитали бы чужаков, а не своих друзей, где родители не любили бы своих детей…
