Владимир Водяницкий - Записки натуралиста
Для того чтобы объединить силы и наметить программу новых исследований, я предложил созвать в Севастополе Всесоюзную конференцию по изучению Черного моря. С. А. Зернов поддержал это предложение и провел его через Академию наук. Мы начали длительную подготовку конференции и в первую очередь сформировали несколько бригад по отдельным специальностям для составления обзорных докладов и предложений.
Опираясь на упомянутый 15-летний план наших работ, я представил (через С. А. Зернова) в Президиум Академии наук доклад о необходимости расширения здания станции и создания ряда новых лабораторий: физиологической, биохимической, микробиологической, ихтиологической, а также морского музея и нового аквариума. В 1912 г. С. А. Зернов уже начал расширять первоначальное здание станции, построенное при А. О. Ковалевском в 1897 г., соорудив южное крыло дома. Я предложил пристроить к зданию аналогичное северное крыло, надстроить четвертый этаж над центральной частью, соединить оба крыла полукруговой постройкой, а под ней расположить новый, более обширный аквариум. Предложение было одобрено, но в первую очередь согласились отпустить средства только на постройку северного крыла и четвертого этажа.
Однако неожиданно наш проект натолкнулся на препятствие. Командование Черноморского флота решило построить на Приморском бульваре громадное здание клуба, которое должно было с трех сторон охватить нашу станцию. В этом случае она попадала во двор здания клуба и ни о каком расширении уже не могло быть и речи. Не успели мы опомниться, как станцию вплотную обнесли высоким забором с узким и длинным проходом сбоку. Вокруг нас стали спешно рыть котлованы, завозить камень и сносить соседние дома. Все мои обращения в военные и гражданские органы с просьбой прояснить ситуацию ни к чему не привели. Ничего не изменил и срочный приезд С. А. Зернова. К тому же начальник строительства обошелся с ним очень грубо. Уезжая, Сергей Алексеевич сказал, что доложит президенту Академии наук СССР о положении и будет просить принять меры.
Спустя некоторое время поздней ночью к нам в квартиру позвонили. Незнакомый человек, назвавшийся работником коммунального хозяйства, сказал:
— Я знаю о всех ваших хлопотах. Ваши обращения к местным властям бесполезны, но имейте в виду, что вся их затея незаконная. Без специального разрешения правительства нельзя застраивать парки и бульвары. Проект застройки Приморского бульвара еще нигде в центральных органах не утвержден, поэтому начало строительства по существу является самоуправством. Но имеется желание поставить власти перед свершившимся фактом — деревья уничтожены, соседние здания снесены, фундамент заложен. Немедленно обращайтесь сами в Москву, прямо к высшим органам. Желаю успеха, до свидания, о моем посещении не упоминайте.
На другой же день мы отправили письма Михаилу Ивановичу Калинину и Клименту Ефремовичу Ворошилову. Работы вокруг здания станции шли бешеным темпом, но вскоре вдруг прекратились. Через неделю меня посетили члены прибывшей из Москвы комиссии в составе представителей ЦК ВКП(б), ВЦИК и Академии коммунального хозяйства.
— На завтра, — сказали они, — назначено заседание в Горисполкоме по поводу этого строительства.
Не смущайтесь и отвечайте смело, как находите нужным. Горсоветовцы будут помалкивать, им уже попало.
Заседание было очень многолюдным. Собралось много моряков, которые не скрывали своего возмущения моими действиями и поворотом дела. Члены комиссии ничего не говорили, но все записывали. Неожиданный эпизод развеселил всех присутствовавших.
Выступил заместитель командующего флотом и вдруг начал говорить о бесполезности и бесплодности экспедиции в Черное море, которую организовала Биологическая станция. По-видимому, он хотел показать, что станция не нужна флоту. Я поначалу не догадался и спросил, о какой экспедиции идет речь.
— Так эта ваша знаменитая экспедиция под руководством академика Шокальского, — объяснили мне.
— Во-первых, — ответил я, — Ю. М. Шокальский в период экспедиции был не почетный академик, а профессор Военно-Морской академии. Во-вторых, экспедицию организовала не станция, а Главное гидрографическое управление, которое и ответственно за ее работу. Экспедиция плавала на гидрографическом судне в составе нескольких десятков военных специалистов — океанографов, а Биологическую станцию представляли только два человека — планктонист и химик. Экспедиция работала в 1923—1927 гг. Не сможете ли вы сказать, кто был начальником гидрографических работ в эти годы? Так как вы, очевидно, не припоминаете, разрешите пояснить для присутствующих, что именно вы и были тогда начальником гидрографии и, следовательно, утверждали планы работ и отчеты экспедиции. Поскольку, как вы сказали, экспедиция была плохо организована и дала мало результатов, вероятно, именно вам и следовало за это ответить в свое время. Впрочем, экспедиция в действительности дала очень много, в частности для практических целей гидрографии, что вам хорошо известно.
Общий смех разрядил этот инцидент. И должен сказать, что заместитель командующего не только не обиделся, но смеялся вместе со всеми, а после заседания даже проводил меня домой, пытаясь доказать, что он не хотел «обидеть станцию» и лишь боролся за поднятие культурной работы на флоте.
Комиссия уехала, а через неделю в «Известиях» (ко всеобщему изумлению) были опубликованы от имени ВЦИК выговор ретивым хозяйственникам флота за самочинную застройку Приморского бульвара и приказ привести все в прежний вид.
Вся эта история принесла станции и некоторую пользу. Во-первых, были снесены мелкие постройки, которые загромождали подступы к нашему зданию, а во-вторых, мы купили часть завезенного камня, который пригодился для постройки северного крыла.
Вскоре я встретился на каком-то заседании с командующим флотом И. К. Кожановым. Он был очень любезен.
— Ну поздравляю вас, — сказал он. — Слышал, слышал... Все правильно. Надеюсь больше не будем ссориться. Ведь флот всегда помогал станции в работе и будет помогать.
Наша научная деятельность протекала в Севастополе довольно успешно. Нина Васильевна выполнила ряд разнообразных работ по водорослям макрофитам, писала докторскую диссертацию и готовилась к исследованиям фитопланктона, что было очень важно в связи с назревшей общей задачей изучения биологической, продуктивности Черного моря. Я продолжал заниматься ихтиопланктоном, и некоторые новые находки в районе Севастополя (обнаружение яиц и личинок пеламиды и тунца) представили значительный интерес. При сопоставлении новых результатов с данными, полученными раньше, выяснилось, что пелагическая зона Черного моря заселена рыбами далеко не столь скудно, как считалось прежде. Я приступил к общему пересмотру всех данных, на которых основывалось старое суждение.
Громадным подспорьем для меня явилась новая замечательная работа Н. М. Книповича «Гидрологические исследования в Черном море». В ней были обобщены все опубликованные ранее материалы по Черному морю, а также результаты двух экспедиций — научно-промысловой под руководством Николая Михайловича и гидрографической экспедиции Ю. М. Шокальского. Надо сказать, что еще до начала своей экспедиции Книпович проработал гидрологические материалы «первой черноморской глубомерной экспедиции» Шпиндлера и Врангеля (1892) и установил, что во многих случаях глубинные поверхности равных температур и соленостей (изоповерхности) располагаются в Черном море не горизонтально, а в форме двух куполов — восточного и западного. Из этого следовал вывод, что в Черном море преобладают два кольцевых течения, движущиеся против часовой стрелки (циклонально). Вследствие движения струй течений под воздействием вращения Земли их наружные области, обращенные к берегам, должны опускаться, а внутренние — подниматься (что и вызывает куполообразное строение изоповерхностей в глубинах). Это кардинальное открытие, сделанное чисто камеральным методом и получившее в просторечии наименование «велосипед Книповича», определило направление многих дальнейших исследований на Черном море. Оно подсказывало, что глубинные воды Черного моря не являются безнадежно застойными (как считалось после обнаружения в 1892 г. повышения солености воды с глубиной и зараженности глубин сероводородом), а в какой-то мере подвижны и потому неизбежно подвержены медленным процессам перемешивания.
Книпович обратил большое внимание на существование довольно значительного промежуточного слоя, в котором содержание сероводорода постепенно уменьшается, а содержание кислорода увеличивается. Этот промежуточный слой является зоной смешения и взаимодействия сероводородной и кислородной водных масс, имеющей чрезвычайно большое значение для биологической продуктивности поверхностных слоев (пронизываемых солнечными лучами), в которых развивается фитопланктон — основной созидатель органического вещества в море. В глубинах Черного моря (как и в океанах) имеется высокое содержание питательных для фитопланктона веществ, образующихся в результате разложения падающих из поверхностных слоев отмерших организмов и экскрементов.
