Лидия Сковронская - Родительский класс, или Практическое руководство для сомневающихся родителей
А еще осложняют положение завышенные ожидания родителей по отношению к ребенку: «Ты не такой, каким я хочу тебя видеть. Ты должен быть… хорошим, прилежным, послушным, внимательным, больше помогать по дому и лучше учиться». Претензии найдутся всегда. И получается, что самые родные на свете люди, которые так стремятся к близости, не могут ее достичь. Что же с ними происходит? Что когда-то случилось с мамой, которая сейчас не может обнять своего сына, прижать его к себе с нежностью и любовью? Может быть, если ее расспросить, она могла бы рассказать следующее: «Моя мама не была ласкова со мной. Она много работала, и ей не хватало на меня времени. Она всегда была усталой и раздраженной. Когда я прижималась к ней, она меня отталкивала: “Ну что за телячьи нежности!” А мне так хотелось, чтобы она погладила меня по голове. Я знаю, что ее мама, моя бабушка, тоже была с ней сурова».
Что же получается? Получается, что эту девочку, нынешнюю маму, просто не научили выражать любовь и нежность, и теперь она сама не делает этого по отношению к своему сыну. Такая вот цепочка стереотипного поведения, передающегося из поколения в поколение. Чтобы ребенок рос уверенным в себе, ему точно надо знать, что его любят. И он чувствует это, когда родители ему говорят: «Я тебя люблю», и касаются его ласково. Испортить этим нельзя, а слышать это никогда не надоест. Подумайте, пожалуйста, как часто это делаете вы и что мешает вам делать это чаще?
Мы уже говорили о том, что родителям в «Родительском классе» (это 45-часовой психологический семинар для родителей) на первом занятии «Контакт с ребенком» предлагается вспомнить, с кем у них в детстве был хороший контакт. Приведу рассказ одной мамы.
«Хороший контакт у меня был, пожалуй, с бабушкой. С мамой – нет. Бабушка любила меня, часто обнимала, и вообще ее любовь я чувствовала во всем. Наверное, самое главное – это то, что она принимала меня такой, какая я есть, и не хотела меня переделать. Она не воспитывала меня, а просто радовалась, что я есть. И еще: она никуда не спешила и была со мной рядом почти все время, пока я не пошла в старшую группу детского сада. Мне можно было задавать ей любые вопросы, даже, как тогда говорили, самые стыдные. Она отвечала мне на них, как могла, и я никогда не слышала от нее: “Как тебе не стыдно задавать такие вопросы?” или “Ты еще маленькая. Вырастешь – узнаешь”. При ней можно было играть, бегать, кричать. А как хорошо было со всего разбега прижаться к ней всем телом… С мамой было по-другому. Ей нужно было меня воспитывать».
Другая мама рассказывает: «В моей жизни были люди, с которыми у меня был хороший контакт. Это учительница по физике в школе, руководитель кружка мягкой игрушки и преподаватель спецтехнологии в училище. Всем им я была интересна, и они слушали меня так, что я каждый раз это чувствовала. У них было для меня время. В эти замечательные минуты искреннего интереса к своей особе я чувствовала себя важной и значительной. Я могла говорить с ними обо всем и была уверена, что мне за это ничего не будет: я никогда не пожалею, что была с ними откровенна. Они не передадут мои слова маме или другим учителям, не будут обсуждать меня с ними. Они были на моей стороне. И я всю жизнь с благодарностью вспоминаю этих замечательных людей. К сожалению, с мамой таких отношений у меня не было. И это боль всего моего детства».
Все мы, родители, хотим тесных, близких, дружеских отношений со своими детьми. Хотим лучше их знать, больше понимать, и это становится возможным при хорошем контакте. Прекрасно описала процесс восстановления утерянного контакта ребенка с матерью психотерапевт Наталия Кедрова. К ней, опытной маме и психологу, обращались мамочки малышей. Вот что она пишет: «Преимущественная часть наших встреч проходила дома, так что я могла непосредственно наблюдать взаимодействие матери и ребенка во время кормления, переодевания, в свободном общении. Было видно, как мама и младенец касались друг друга, насколько свободны или скованны были движения матери, согласованность их поз, их напряжение во время этого общения. Можно было отметить, что движения мам были очень скованны и напряженны… Во время общения мама была в контакте “не со своим ребенком, а с кем-то еще, кому надо было доказать свою состоятельность и компетентность”… Продолжая что-то делать с ребенком, эта мама старалась помочь ему, производя “правильные” манипуляции, но младенец не переставал вопить, он продолжал открыто страдать. Мама начинала чувствовать страх, отчаяние, эти чувства целиком заполняли ее, и вдруг она почувствовала, что она действительно хочет “выбросить его и убежать прочь”. Она сказала, что хотела бы “закрыть глаза и заткнуть уши, хотела бы уйти куда-нибудь подальше, но чувствует, что младенец прикован к ней и она не может его бросить, отказаться от него, она должна оставаться с ним, но не хочет смотреть, как он плачет, слышать его голос”.
Она стояла около двери из комнаты, но не выходила, делала шаг к ребенку и возвращалась назад. Она не хотела прикасаться к нему, но когда все-таки сделала это, то с силой, с большим напряжением. Она обняла ребенка с такой силой, как будто хотела зажать его. В этот момент я обратила ее внимание на то, что ее ребенок достаточно сильный и выносливый, чтобы обойтись без нее некоторое время, и что я совершенно уверена, что ничего плохого с ним не случится, если она разрешит себе побыть некоторое время в другой комнате и оставит его одного в кроватке. После недолгих колебаний она решила попробовать и положила своего плачущего и громко орущего ребенка в кроватку, подошла к двери и сказала, что как-то ничего не мешает ей выйти из комнаты. Я попросила ее вернуться, как только она почувствует, что она действительно хочет быть со своим ребенком. Через несколько минут она вернулась в комнату значительно спокойнее и смущенно улыбаясь. Она посмотрела на сына и начала трогать его, поглаживать.
Теперь это были мягкие движения, наполненные ее чувствами, а не обязательством быть “хорошей матерью”. Как только мама смогла соприкоснуться со своими чувствами, ее чувствами к ребенку, у нее исчезла необходимость сдерживать и ограничивать себя. Ее руки стали свободнее, они могли не только держать ребенка, но и чувствовать его тело, его движения, его напряжение.
Я предложила взять ребенка на руки и почувствовать руками, ладонями, пальцами все его тело. Мама мягко и постепенно стала менять свою позу, становясь все более удобным окружением для ребенка. Она стала следовать за его движениями, его стремлением к ней и от него. Их движения напоминали игру или особый танец. Они смотрели друг на друга, улыбаясь друг другу, образуя единый круг. Неожиданно мама засмеялась и сказала, что, оказывается, это очень легко – понять своего ребенка. Она сказала: “Я хорошо ощущаю его, я понимаю, что он хочет быть со мной, мне это ясно”. Некоторое время спустя младенец стал вертеть своей головой, и мама сразу догадалась, что он ищет ее грудь, он голоден. Всего несколько часов назад она говорила о своем сыне: “Он кричит и вертит головой во все стороны. Я не понимаю, чего он хочет!” Теперь она сказала: “Он же хочет есть!” В этот момент она больше не чувствовала злости на своего ребенка, для нее был ясен смысл его крика и его движений. Важным оказалось для матери почувствовать тело своего ребенка – его руки, ноги, спину, живот, шею, это позволило почувствовать, понять значение жестов и поз ребенка, различить боль и голод, осознать различия в его чувствах и желаниях. Это помогло отнестись к ребенку как к целостному созданию, обладающему душой и сознанием, позволило установить контакт с ним» (Кедрова, 1994. С. 189–190).
Изумительно, не правда ли? Просто войти в контакт сначала со своими чувствами, отбросив все роли, а потом увидеть и услышать ребенка. И никуда не спешить, быть в настоящем. Это и значит быть «здесь и теперь», то есть не думать о невымытой посуде или невыглаженном белье, не тревожиться о неприготовленном обеде, а видеть и слышать все то, что происходит именно в настоящий момент. Отрешиться, так сказать, на какое-то время от прошлого и не тревожиться о будущем.
«Детский час», или «Особое время для ребенка»
Дети часто с горечью или с обидой говорят о том, что родители их не любят, дети считают так потому, что мамы и папы не уделяют им внимания. Замечательное изобретение умных взрослых позволяет с этим справиться. И называется оно «Детский час», или «Особое время для ребенка». Вот вы захотели быть ближе к своему ребенку и уделять ему необходимое внимание. Удовлетворить его насущную потребность в вашей любви. И тогда вам, безусловно, необходим «Детский час».
Многие родители говорят: «Да я и так все время с ним, ему моего внимания достаточно». А ребенок недоволен. Почему, спрашивается? Просто он хочет, чтобы в это время мама или папа играли с ним вместе и чтобы его никто не критиковал и не воспитывал. А то мама вроде и с ребенком, а вроде и нет. То посуду моет, то пыль вытирает, то по телефону разговаривает. Нет полного внимания. А нужно именно полное, никем и ничем не прерываемое внимание. Чтобы в это особое время роли поменялись, и уже не родитель лучше знает, чем следует заниматься, а ребенок. Он придумывает, во что они будут играть. Он здесь главный, и он решает. Такая позиция взрослого называется «идти за ребенком».
