Валентин Бадрак - Как воспитать незаурядную личность
Даже если мать не умирает, как у Елены Блаватской, а только приоткрывает своей незавидной ролью тайну уничижительного будущего дочери, та (при наличии взаимопонимания с отцом) может выбирать идею иного развития. Женщина-философ (и одна из прародительниц феминизма), Симона де Бовуар смотрела на родную мать как на несчастную, обманутую женщину, потерявшуюся в нескончаемых бытовых сотах. «…День за днем она моет посуду, вытирает пыль, чинит белье, но на следующий день посуда будет опять грязная, комнаты – пыльные, белье – рваное…» Установку на другую роль помогли выработать взаимоотношения с отцом, привязанным к дочери и воспитавшим в ней немало мальчишеских черт. Среди них – установка на неприятие устаревших общественных взглядов, на возможность быть самостоятельной, независимой личностью. Отец привил дочери любовь к книгам и уверенность, что знания дают в руки козырного туза. Оттого и судьба у Симоны де Бовуар вышла совсем не схожей на судьбы Елены Блаватской или Марины Цветаевой – отец помог ей преодолеть зону невесомости.
5Самые жизнестойкие, целеутверждающие установки – это очень часто по своей сути есть реализованные родителями акты поддержки каких-либо шагов своих детей. Отчетливо иллюстрируют это закрепление родителями раннего литературного опыта Владимира Набокова, Николая Гумилева и Дмитрия Мережковского. Известно, что первый сборник стихов пылкий семнадцатилетний Набоков «издал на свои деньги». Как раз в это время он получил наследство от дяди, но трудно себе представить, чтобы молодой поэт не обсуждал этот вопрос с родителями и не получил от них сигнал одобрения. Похожий акт поддержки сделали родители Николая Гумилева – неординарного поэта с трагической судьбой (и первого мужа Анны Ахматовой). Издание сборника «Путь конквистадоров» осуществилось за деньги родителей, за год до окончания гимназии – этот шаг убедил юношу, что он сформировавшийся, самобытный поэт с блестящим будущим.
Но еще более ярко выказал поддержку сыну отец писателя Дмитрия Мережковского. Он часто «воспитывал высмеиванием» младшего сына Дмитрия, но когда тринадцатилетний сын выплеснул свои первые душевные переживания ямбами и хореями, всегда державший дистанцию родитель поступил несвойственно своим прежним убеждениям, решив покровительствовать творческим начинаниям сына. Отец издал сборник стихов Дмитрия в дорогом кожаном переплете с золотым тиснением и не раз с гордостью демонстрировал его своим знакомым. Своей поддержкой отец закрепил у Дмитрия осознание своей «избранности». Когда же юноше исполнилось пятнадцать, старший Мережковский организовал ему встречу с непререкаемым литературным авторитетом – Федором Достоевским, который, правда, не особо благоволил к начинающему поэту и настоятельно советовал ему… «страдать». Не прошел мимо юноши еще один эпизод, связанный с отцом: тайный советник государя не выдержал радикальных взглядов своего первенца Константина и в горячке семейной ссоры выгнал непримиримого сына из дома. Заодно отец окончательно отвратил от родительского дома «мрачного, как могила», наполненного суровым диктатом и «неумолимым гневом» хозяина и Дмитрия. Много лет спустя писатель сам проявил унаследованную от родителя отчужденность и нарочитую бесстрастность при получении вести о его смерти… Но это уже другая история. В формировании же личности будущего блестящего исследователя жизни Леонардо да Винчи отец сыграл исключительную роль. Он как бы подстегнул едва проявившиеся способности к фееричному развитию, чего юноша добился не только усердием, но и переданной отцом верой в собственный талант.
Уникальным случаем может считаться появление сверхзавышенной самооценки и активной установки у русского поэта Сергея Есенина – человека противоречивого и сумбурного, при всей своей притягательности обладающего набором отрицательных качеств. Феномен Есенина состоит в том, что его личность сформировалась исключительно под влиянием установок, созданных малообразованными людьми на фоне полной и безоговорочной свободы действий Сергея. Последнее, к слову, стало причиной его деструктивных, саморазрушительных порывов, буйного характера и ощущения полной безнаказанности за любые, пусть и асоциальные, аморальные поступки. Отсутствие же «внутренних тормозов» часто сопровождает созданные родителями установки на крупные достижения. Однажды отец как-то привез из Москвы две стеклянные рамки – для почетных бумаг своего сына. Туда, как сообщает один из исследователей жизни знаменитости Исаак Эвентов, были помещены свидетельство об окончании училища и похвальный лист. «Вставленные в рамки, эти бумаги были прикреплены на самом видном месте в избе» – такое не могло пройти мимо впечатлительного юноши. Представляется не случайным, что уже через пару лет сам Есенин почувствовал осознанную тягу к творчеству – подсознательно он ожидал вознаграждения за удачные акты самовыражения. Тем более, что вознаграждение в виде социального признания тотчас выделили бы его из всего общества, сделали бы почитаемым – это для яркой личности был самый сладкий из всех возможных плодов. О том, что избыток сладости окажется для него ядовитым, Есенин попросту не подозревал – в нем развивались лишь интуитивные, так сказать, народные знания, имеющие радужную оболочку, но лишенные глубокой платформы размышлений и синтеза. Но такая, рано порожденная установка на звездные достижения позволила юному Есенину бросить конторскую службу наперекор воле отца (который считал сочинение стихов пустым занятием), не устрашиться нищеты и перспектив голода. Не возымела успеха даже главная, несколько закамуфлированная цель отца – определить юное дарование в институт. Тайное, непрерывно растущее желание писать стихи и печататься привело молодого человека в типографию влиятельного тогда издателя Ивана Сытина, что представляется следствием явного стремления приблизиться к любимому делу, нежели действием случая. Когда же юноша вблизи рассмотрел детали книгопроизводства, вообразив завораживающие возможности самовыражения, его вера в себя не просто выросла – он убедил себя в своем великом предназна– чении.
В предыдущей главе уже упоминалась слепая любовь матери к Николаю Гоголю. Ее установка на исключительность сына оказалась сильнее невежества молодого Гоголя, который, как утверждал Вересаев, по выпуску из гимназии «не знал спряжений глаголов ни на одном языке», «особенно плох был по языкам». Невероятно замкнутый, всегда неряшливый, страдающий, по определению Дмитрия Мережковского, «щегольством дурного вкуса», он под влиянием установки на великое достижение был одержим мыслью о своей гениальности. Установка позволила амбициозному неучу сосредоточиться на цели и обучаться на ходу, используя необыкновенную наблюдательность. Он был подстегиваем единым, жгучим, как болезнь, желанием блистать во что бы то ни стало. Не случайно Гоголь стал, как метко выразился Аксаков, «добычей сатанинской гордости». На самом деле, его победа – прямое действие материнской установки. Не любя учиться, он по крупицам собирал материалы, например, в письмах выспрашивая мать о различных мелочах в одежде, быте, традициях малороссов.
Превосходно на эту тему высказалась Марина Цветаева, определив роль родителей в формировании взглядов на мир: «Разъяснять ребенку ничего не нужно, ребенка нужно – заклясть». Это и есть установка. Это и значит – создать установку.
6Очень часто установка на активную деятельность – результат усилий нескольких людей, окружающих ребенка в ранние годы. Скажем, если бы в жизни Жана Поля Сартра не существовало деда (в предыдущей главе была отмечена слепая материнская любовь к избалованному мальчику), его будущее могло бы оказаться не столь значимым. Именно дед передал мальчику крепкое мужское начало, корни которого уходили глубоко в духовно-интеллектуальное миропонимание, наполненное музыкой, литературой и обязательной мыслительной деятельностью. Дед дал установку на чтение и творческое самовыражение, удачно породил недоверие к авторитетам, создал будущему философу как бы подсветку предназначенному ему пути.
Если внимательно присмотреться к Альберту Эйнштейну, можно обнаружить, что его установки во многом были созданы матерью, которая старалась оградить мальчика от друзей, заставляла обучаться игре на скрипке, игнорировала слабые достижения в школе и стимулировала любые проявления самостоятельности, включая споры юного сына с преподавателями. Неустанная материнская опека и демонстрация любви к сыну, которого многие окружающие считали заторможенным в развитии, создали такие важнейшие установки, как самостоятельное мышление и неприятие авторитетов. Однако опека матери была своеобразной, и ее неотъемлемой частью было воспитание у малыша самостоятельности… методом оставления его наедине с собой. Любопытный нюанс: мать всячески поддерживала интроверсию сына, спокойно относясь к его более глубокой дружбе с книгами, чем со сверстниками. В итоге, стимулируемый ее поощрениями Альберт к 12 годам стал отвергать Библию на том основании, что написанное в самой значительной книге цивилизации «не может быть правдой». Эти мысли явились не только результатом чтения научно-популярных книг, как принято полагать. В гораздо большей степени на сформированные убеждения повлияла сознательная позиция родителей, и прежде всего матери. Основной книге человечества он предпочел учебник геометрии, а тот факт, что в среде сверстников он оставался изгоем, его совершенно не беспокоил благодаря поддерживающей и ободряющей позиции родителей. Несколько позже отъезд семьи в Италию укрепил самостоятельность юного Эйнштейна и, что еще более важно, позволил ему убедиться в комфортности этой самостоятельности.
