Все оттенки роз - Крафт Элизабет

Он еще ни разу не заговаривал о работе, и, наклонив голову, я разглядываю его так, словно вижу впервые. На нем простая хлопковая футболка, однако смотрится она дорого. Одна из тех вещей, которую покупаешь, когда хочешь выглядеть так, словно тебя не заботит твой гардероб, хотя в действительности это не так.

– Ты музыкант? – спрашиваю я.

На мгновение между нами повисает тишина, его руки, лежащие на столе, напрягаются.

– С чего ты так решила?

– Почему-то сразу так подумала, когда впервые тебя увидела. – С небрежным видом пожимаю плечами.

– Значит, ты думала обо мне, – Пламя свечи освещает его лицо, подчеркивая линии скул и прямую спинку носа. На него трудно не смотреть.

– Нет, – вру я. – Просто ты показался мне похожим на музыканта. У тебя такая аура, наверное.

Я точно не знаю, как объяснить его немного отстраненную, артистичную манеру поведения, дескать «не беспокойте меня, я сочиняю песню».

– У меня есть аура? – спрашивает он, и его глаза снова улыбаются.

– Стало быть, музыкант.

Его губы растягиваются в ухмылке, которую он не в силах сдержать.

– Отличная работа, детектив.

– Ну что тут сказать? Некоторым просто не нужно, чтобы для них добывали информацию. Мы просто руководствуемся своими инстинктами, – поддразниваю его я.

На мгновение ему как будто становится не по себе: он отводит взгляд, прикусывает нижнюю губу и барабанит пальцами по сиденью. Я уже собираюсь расспросить Тэйта поподробнее: играет ли он в группе или выступает сольно, певец он или барабанщик, но парень наклоняется вперед, положив локти на край стола, и продолжает, не дав мне шанса продолжить.

– Итак, у тебя хорошие инстинкты – принято к сведению. – Его глаза смеются. – Теперь моя очередь. – Тэйт изучает меня взглядом, словно пытается решить, какой личный, и, вероятно, щекотливый, вопрос ему задать. Я держу губы плотно сжатыми, пытаясь не засмеяться над тем, как он меня разглядывает.

– Мне известно, что ты учишься в выпускном классе, – начинает он. – Но что будет после школы?

Этот вопрос не такой сложный, как я ожидала.

– Стэнфорд, – отвечаю я с облегчением, а потом добавляю: – Если меня примут. И если у меня хватит средств.

– Что хочешь изучать?

– Биологию, наверное.

– Что значит «наверное»?

Я пожимаю плечами.

– Биология – хороший профилирующий предмет, если в дальнейшем собираешься изучать медицину. Она отвечает всем требованиям, которые необходимы для поступающего на медицинский факультет.

Эти же слова я произносила на школьной консультации по профориентации; я говорила их на собеседовании перед практикой, и я бессчетное число раз прокручивала их в мыслях, как мантру. Это мой план, говорю я себе. Это позволит мне жить так, как я хочу. Но в отличие от профконсультантов и кураторов на практике, у Тэйта такой вид, словно он мне не верит, словно моя заученная речь не убедила его в том, что я знаю, как поступить со своей жизнью.

– Ясно, – говорит он, подняв брови. – Значит после колледжа… медицинский факультет?

– Да, – говорю я увереннее. – Скорее всего.

Черт. Почему у меня такой нерешительный тон. Почему сидя здесь, напротив него, я чувствую сомнение, как будто сама не знаю, о чем говорю?

– А ты всегда хотела стать врачом? – спрашивает парень, направляя беседу в то русло, в котором я внезапно теряюсь.

– Не совсем, – честно отвечаю я, и вот это уже больше похоже на правду. – Но мне нужно было выбрать что-то заранее, чтобы я могла, как бы это сказать… наметить свой путь. – Да, не самая гламурная причина гнаться за докторской степенью. Не могу сказать, что я выросла с тягой к медицине или науке или мечтой найти исцеление от какой-нибудь болезни. Но одно я всегда знала наверняка: мне нужно наметить план на будущее, который позволит мне избежать ошибок, которые повторяют все женщины в моей семье. И стремление стать доктором казалось мне наиболее подходящим. Так у меня не останется ни места для неверных шагов, ни времени отвлекаться.

– Но этого ли ты действительно хочешь? – спрашивает Тэйт, глядя на меня так, словно чувствует царящий в моей голове сумбур.

– Не важно, хочу ли я этого, – признаюсь я. – Я просто должна.

Он откидывается на спинку сиденья, изучая меня, скользя взглядом по моему лицу. И хотя в другое время я бы залилась от этого краской, прямо сейчас я чувствую себя в безопасности.

– Ну что ж, – произносит Тэйт. – Мне остается только восхищаться твоей целеустремленностью.

Я не отвечаю. Не знаю, что сказать. В ответ лишь мягко улыбаюсь ему, и происходящее в ресторане уходит на задний план.

Но через секунду, нарушая момент, весь зал озаряет вспышка.

Кто-то только что сделал фотографию. Я бросаю взгляд на соседнюю кабинку, где все еще сидит та парочка. Мужчина в костюме и галстуке. Может, этот мужчина действительно знаменит. Я начинаю высовываться из кабинки, чтобы разглядеть его получше, но тут Тэйт поднимается с места.

– Готова? – спрашивает он.

– О… конечно. – Я встаю, и он проводит меня через кухню, мимо обслуживающего персонала и поваров, которые снова столбенеют и провожают нас взглядами.

Оказавшись снаружи, Тэйт не поворачивает туда, откуда мы пришли, а идет вглубь переулка, и в итоге мы попадаем на соседнюю улицу.

– В паре кварталов отсюда можно поесть мороженое, – говорит он.

Мне стоит вежливо отказаться – сказать ему, что я сходила с ним на свидание, и теперь сделка завершена. Вернуться к своей машине, и пусть этот вечер, который я прощу себе через какое-то время, останется в памяти коротким воспоминанием; но есть в этом парне нечто такое, что заставляет меня хотеть узнать о нем больше.

– Только если у них есть щербет, – в конце концов отвечаю я.

– Какой?

– Лаймовый.

– Нет! – Тэйт поднимает брови.

– Нет – в смысле «у них такого нет»? – спрашиваю я в замешательстве.

– Нет – в том смысле, что ты шутишь, никто не любит лаймовый щербет, – поясняет он. Но в его голосе слышится скорее любопытство, нежели упрек.

– Я люблю.

– Тогда ты, возможно, второй такой человек на планете.

Я смотрю на него, не понимая, то ли он шутит, то ли дразнит меня.

– Я серьезно, – добавляет Тэйт, прочитав мои мысли по выражению лица. – Обычно лайм не заказывают, предпочитая малиновый и апельсиновый вкусы. Я же ем только лаймовый щербет.

– Я тоже, – с улыбкой говорю я.

– Похоже, наша встреча была предопределена.

– Точно. – Я закатываю глаза, но не могу не захихикать. Наслаждаюсь этими последними мгновениями в его обществе, прежде чем мне придется с ним распрощаться.

Мы переходим перекресток, оказываясь рядом с тускло освещенным баром, и вдруг прямо перед нами возникает какой-то парень и вопит что-то неразборчивое. Я слышу резкий звук бьющегося стекла. Затем из дверей бара, вцепившись друг другу в рубашки, толкаясь и изрыгая ругательства, вываливаются двое парней. Раздается женский крик.

Я поворачиваюсь – а дальше все происходит настолько быстро, что я не успеваю среагировать: двое парней врезаются в меня, отчего я отшатываюсь назад и налетаю на что-то жесткое. Черт, как же больно! Я прижата к автомобилю, припаркованному у обочины. Парни ничего не замечают; они продолжают драться, то и дело наваливаясь на меня.

– Эй… – Я пытаюсь закричать, но выходит какой-то хрип. Я упираюсь в них руками, пытаюсь оттолкнуть, но эти двое слоновьего веса. Я не могу из-под них выбраться.

Теперь слышны и другие голоса: где-то на тротуаре верещит девушка, призывая их остановиться. Еще один голос, низкий, знакомый – Тэйт тоже кричит. Голоса смешиваются, отдаются звоном в ушах. Кто-то из парней нечаянно выстреливает локтем мне в подбородок. И меня снова обжигает болью. Я отворачиваюсь, пытаюсь заслонить лицо от очередного удара, но тут дерущиеся внезапно отрываются от меня.

Я глотаю воздух, пальцы инстинктивно ощупывают подбородок – кожа уже распухла и болит.