Барбара Уоллес - Самые счастливые времена
– В кулинарной школе друзей не найти. Там все соревнуются друг с другом.
– Вы не ожидали?
– Нет. И да. – Если бы не стремление каждого проявить себя перед шефом, все было бы не так плохо. – Я думаю, что, даже соревнуясь, люди все равно должны оставаться людьми. Должны быть дружелюбнее, стараться помочь. Я понимаю, что кажусь наивной, – поспешила добавить Пайпер, прежде чем Фредерик как-то отреагировал. – Мне надо было не забывать, что это все же школа. А в школе многое остается неизменным.
– Не понимаю вас. Чем плоха, по-вашему, школа?
Разумеется, он не понимает и не поймет.
– Вас любили в школе?
Пайпер внимательно следила за его реакцией на вопрос. Отразившиеся на лице мысли и станут ответом на ее вопрос.
– Я никогда об этом не задумывался.
Значит, его любили, и он был популярен среди одноклассников. Именно такие люди никогда не задумываются об этом.
– А вы?
– Я была толстая, бедная, и меня воспитывала одна сестра. – Которая танцевала стриптиз, чтобы прокормиться. Но об этом Пайпер решила умолчать. – В пятом классе у меня были вши. Можете представить, какое место я занимала по популярности в классе?
– А ваши родители?
– Мама умерла, когда я была маленькой.
– Простите.
– Такое часто случается.
Пайпер не нравилось сожаление в его голосе.
Она сама может себя жалеть, но другие никогда. От этого она кажется себе совсем жалкой.
– Таким образом, я всегда была аутсайдером.
Фредерик кивнул, глядя прямо перед собой.
– Мне лично всегда казалось, что идти одному легче, – сказал он. – Отношения с людьми привносят слишком много драматических событий в нашу жизнь.
– О, жизнь и без того драматична. – Она не собиралась произносить это вслух, слова слетели с языка сами собой. Фредерик нахмурился, и она ощутила неловкость. – Я хотела сказать, вы знаете, как жестоки бывают дети.
Конечно, он захочет услышать подробности.
– И что же они делали? – спросил Фредерик.
– Делали? Ничего особенного. В основном говорили. – Эй, Пайпер, у меня есть двадцать баксов. Как думаешь, твоя сестра для меня станцует?
Она несколько раз моргнула, прогоняя мысли.
– Такова школа. Если уж ярлык приклеился, это навсегда. Уж я этого хлебнула…
– Хлебнула?
– Настрадалась, – подобрала она более приличное слово.
– Ах да. Это мне знакомо.
Ему ли не знать. В его жизни случались вещи и серьезнее того, когда дразнят в школе. Удивительно, насколько они оба одиноки. По непонятной причине от этого Фредерик нравился ей еще больше.
А это очень опасно.
– На самом деле все было не так ужасно, – решилась она прервать паузу. – Не знаю, почему я вспомнила о школе. Мы ведь говорили о кулинарной школе, а там и должен присутствовать соревновательный дух, верно? Ведь речь идет о профессии на всю жизнь. – Пайпер опустила голову и опять занялась складками на юбке. – Кроме того, – продолжала она, – я приехала в Париж не для того, чтобы заводить друзей.
Фредерик наклонился вперед и постучал по стеклу, отделявшему салон от места водителя.
– Мишель, – произнес он. – Не могли бы вы остановиться на следующем светофоре?
– Выходите? – поинтересовалась Пайпер. Должно быть, здесь состоится его встреча. Конечно, он говорил об этом, но ей неожиданно стало неприятно, что придется расстаться.
– Не я, а мы, – ответил Фредерик.
Глава 4
Это была самая нелепая ложь из всех, что Фредерику доводилось слышать, а слышал он немало. Разумеется, она приехала в Париж «не для того, чтобы заводить друзей».
Он тянулся к двери, пока пальцы не коснулись ручки. Из-за плохого освещения ему сложно было различать предметы.
– Сейчас мы увидим Париж, – произнес он, впуская в салон солнечный свет.
– О чем вы?
– Вы уже дважды упомянули о том, что Париж вас разочаровал. Я не могу позволить, чтобы вы считали мой город холодным и недружелюбным.
Выйдя из автомобиля, он жестом пригласил ее следовать за ним и огляделся, определяя, где они находятся. Через секунду он заметил стеклянную пирамиду у Лувра – этого было достаточно, чтобы сориентироваться. Отлично.
– Мы прогуляемся, – сказал он Мишелю. – Когда будем готовы ехать домой, позвоним.
– А как же ваша встреча? – заволновалась Пайпер. Платье ее теперь казалось еще ярче и сливалось с солнечным светом.
Фредерик любил желтый. Он напоминал о солнце, повышал настроение, позволял забыть об одиночестве.
Он сделал шаг вперед, чтобы лучше разглядеть ее лицо.
– Общество вполне справится и без меня. Защитить честь города сейчас важнее.
– Мне неловко, что вы это делаете ради меня.
– Не стоит беспокоиться. – Они уже шли по тротуару.
– Вы сказали, что американцы слишком много ждут от Парижа.
– Да, но это было до того.
– До чего?
До того, как она так спокойно призналась ему, что одинока. При этом в голосе улавливалась тоска, словно она не надеялась, что когда-то может быть по-другому. Она говорила как ребенок; казалось, на несколько минут вернулась в прошлое. Не жалуйся. Не проси о помощи. Воспоминания о выученных им самим уроках приносили боль, и хуже становилось от того, что они применимы и к другим.
– До того, как вы сказали, что собираетесь провести вечер за просмотром американских передач, – ответил он.
– Я и французские тоже смотрю.
Фредерик многозначительно ухмыльнулся.
– Париж – город, который нужно узнать изнутри, не просто окинуть взглядом, как случайный приезжий. Неудивительно, что он вас разочаровал. Уверен, вы воспользовались одним из этих двухэтажных автобусов. Скажите, разве можно понять вкус изысканного блюда, проглотив один маленький кусочек?
Молчание Пайпер подсказало ему, что ей нечего возразить. Улыбнувшись, Фредерик сконцентрировался на открывающемся перед ним виде. Стук каблучков радом создавал приятный фон для прогулки.
– Мы идем в Лувр, а я там уже была, – произнесла она через несколько минут. – Здесь останавливается автобус. Я даже заходила внутрь и выстояла очередь, чтобы посмотреть Мону Лизу.
Его забавляло ее желание оправдаться.
– Рад за вас. Надеюсь, остальные великие творения вы тоже не пропустили. Но мы идем не в Лувр.
– А куда же?
– Увидите.
Основываясь на том, что он знал об этой девушке, о ее реакции приходилось только догадываться. Возможно, она закатит глаза, как сделали бы его ученики.
– Вы не любите сюрпризы?
– Только когда точно знаю, что это будет.
– Хм, на этот раз вам придется довериться мне.
На перекрестке он повернулся. Лицо Пайпер было достаточно близко, чтобы он мог внимательно его рассмотреть, и заметил, что она нервно покусывает нижнюю губу.
– Обещаю, ничего плохого не будет, – заверил ее Фредерик. От того, что ему было невыносимо смотреть, как краснеет ее губа, он подался вперед и прикоснулся к ее щеке. От неожиданности она приоткрыла рот, словно была готова вскрикнуть от удивления. Он позволил себе взглянуть ей в глаза. – Верьте мне.
– Я… я верю.
Поддавшись желанию, он прикоснулся кончиком пальца к нежной мочке ее уха. Кожа была холодной – всему виной кондиционер в машине – и мягкой, как у ребенка.
Он ощутил, как она напряглась, и вдруг явственно осознал, что делает.
– Вот и отлично, – произнес он, отдергивая руку. – Потому что мы почти пришли.
Поборов внезапное желание взять ее за руку, он решительно двинулся вперед через дорогу.
Выбранным Фредериком местом оказался музей Оранжери в саду Тюильри, расположенный всего в квартале от Лувра. Войдя в зал эллиптической формы, Пайпер едва не задохнулась от восторга. Потолок, стены и пол в зале были белые, благодаря струящемуся сверху мягкому свету все казалось подкрашенным в теплый кремовый цвет. Такой интерьер был словно создан специально для того, чтоб подчеркнуть изображения на стенах.
– Моне, «Нофеа», – объявил Фредерик. – Вот так ими приятнее любоваться.
«Водяные лилии». Пайпер прошла в центр зала. Вокруг нее плескалось море красок: голубой, зеленый, пурпурный. Она боялась в них утонуть.
– Это намного лучше постера, – прошептала она. В этом помещении не хотелось говорить громко.
– Я надеялся, что вам понравится.
– Я так рада, что вы об этом подумали.
Он стоял так близко, что его дыхание согревало щеку. Она невольно провела пальцами по тому месту, которого он касался совсем недавно. По шее побежали мурашки, и она потерла ладонью предплечье, словно желая согреться.
– Я читала об этом музее перед поездкой. – Но забыла о нем, когда поняла, что ходить по музеям одной совсем неинтересно.
– Одно из любимых моих мест, – прозвучал над ухом голос Фредерика.
Пайпер принялась изучать другие картины, представленные в зале. Они были больше тех, что она видела в Бостоне. Они окружали ее со всех сторон, занимали все пространство, поражали размерами.
– Это здание было построено только из-за этих восьми работ.
