Вера Фальски - Ни за какие сокровища
– Эва, дорогая, почему ты не предупредила, что зайдешь?
Вероника подошла и без лишних вступлений крепко ее обняла. Эва почувствовала, что силы ее оставляют. Она немного побаивалась встреч со знакомыми – никто в таких ситуациях не знает, как себя вести, и в результате, несмотря на лучшие побуждения, становится неловко. Но оказалось, что ничего говорить не нужно.
– Пойдем, Эва. Нам повезло, сегодня все на работе. Мы приглашаем тебя на кофе.
Вероника, Оля и Кристиан – это была ее компания из аспирантуры. Они держались вместе уже несколько лет. Их соединяло нечто большее, чем совместная учеба, а теперь работа. Они были рядом в жизненных взлетах и падениях, помогали друг другу, если нужно.
Вероника, черноволосая худышка, подчеркивала свою оригинальность красной оправой очков. Она была самой умной их всех, кого знала Эва. Вычислительные способности ее мозга и умение быстро обрабатывать информацию были просто сверхчеловеческими. При всем этом Вероника не превратилась в робота и сохранила человеческие качества, благодаря которым ее дружба была настоящим сокровищем.
Кристиан был любимцем всей компании, специалистом по язвительным и убийственно ироничным, обычно попадающим в цель комментариям на любую тему. После получаса в его компании мышцы живота болели от смеха. Кроме того, он не был объектом соперничества, да к тому же ни одна из подруг не имела шансов: Кристиан был признанным и примирившимся со своей ориентацией геем. Ему было хорошо в Ольштыне: здесь у него были работа, приятели и любовные приключения в количестве, достаточном для такой, в общем-то, дыры.
Четвертой в их компании была Оля – всегда смеющаяся блондинка, притягивающая людей, особенно представителей противоположного пола, заразительным оптимизмом и беспроблемным нравом. Было в ней что-то, заставлявшее каждого в ее присутствии ощущать заботу. Несмотря на избыточные килограммы, она любила подчеркивать свои округлости и делала это так, что никому даже мысль не приходила назвать ее непривлекательной.
– Хорошо, идем, – решила Эва. Она надеялась, что встреча с друзьями даст энергию, в которой она сейчас нуждалась, как рыба в воде. Без срочной доставки топлива долго она не протянет, груз стал слишком тяжелым. – Но при одном условии: обо мне говорить не будем.
Вероника подмигнула.
– Как скажешь.
Друзья отправились в новое кафе в центре и сели в саду. Солнце ласкало их лица. Эва слушала, а коллеги наперебой потчевали ее рассказами о случившемся за эти несколько дней. Сплетни из лаборатории, рассказ о прерванном отпуске в Греции, а также пикантные истории о последней вечеринке с участием итальянских студентов, которые произвели на эту троицу незабываемое впечатление, невольно начали увлекать Эву, и она почувствовала успокаивающее дуновение нормального мироощущения. Ей нужно было занять голову пустяками, ерундой, чем-то таким, что – для переключения – не было бы жизненной драмой. Эва испытывала в этом потребность. И поняла, что еще может так себя чувствовать. Нормально. Она боялась, что пережитая трагедия бесповоротно уничтожила что-то внутри нее, что она больше не сможет чувствовать радость, что всегда на первом плане, заслоняя собой все остальное, будет эта огромная потеря. Но сейчас Эва понимала, что радость жизни со временем вернется. Надо пережить траур, а мысль, что все еще будет хорошо, внушала оптимизм. Может быть. Когда она совсем уже искренне смеялась над тем, как подруги препирались, обсуждая излишнюю разрекламированность итальянских любовников, а Кристиан заказывал для них по второй, зазвонил телефон. Папа.
– Эва, ты где? Мы ждем тебя, автобус отъезжает через полчаса, ты забыла?
Глава 4
Тадеуш Охник не спал практически всю ночь, мешали мысли. Он включал свет, пробовал читать газету, даже спустился в кухню, чтобы выпить теплого молока. Ничего не помогало. Он лежал в кровати, тупо уставившись в потолок, и представлял пугающее будущее: он остался один с неизлечимо больным взрослеющим Бартеком, без денег, без помощи (социальная помощь – это издевательство, а не помощь!), без всяких перспектив… Последняя ссора с Эвой напугала его и задела за живое. Конечно, он прекрасно понимал, что до идеала отца ему далеко. Знал, что много раз срывался, что, если бы не Доротка, его любимая Доротка, этот дом давно бы уже развалился, но не представлял, что Эва, на которую он всегда рассчитывал и которой гордился, так легко от них оторвется. Речь шла даже не об этом Париже – для него Париж был такой же абстракцией, как Марс. Он радовался выпавшему Эве шансу и в глубине души очень хотел, чтобы она поехала на стажировку. Но то, что он увидел в ее глазах: панику, злость и страх… Казалось, дочь хочет стряхнуть с себя прошлое, словно пиявок. И тем безнадежнее была мысль о том, как раздобыть денег для сына. Сумма была невообразимой, абсолютно за пределом их возможностей. Всей деревне пришлось бы продать свои поля под дачи варшавянам, чтобы хватило. Он мысленно подсчитал, сколько можно получить за трактор, за телевизор и DVD. Все равно ничего не получалось. Тадеуш заснул, когда уже почти рассвело.
Девять часов давно пробило, когда он наконец проснулся. В доме царила тишина. Он спустился вниз и увидел старшую дочь, стоявшую у плиты. Тадеуш почувствовал, как сжалось сердце. Они холодно смотрели друг на друга, пока Эва не прервала неловкое молчание:
– Я делаю гренки, хочешь?
Он молча кивнул. Эва достала баночку меда, чтобы намазать поджаренный хлеб.
– Папа… – начала она. – Независимо от… наших дел… – Эва вздохнула. – Эта терапия, о которой говорил Мадейский… Я много думала… – Она немного помолчала и продолжила: – Может, начать искать эти деньги? Если не попробовать, ничего не получится.
Отец молча налил кипяток в чашки, куда раньше насыпал любимый растворимый кофе, поставил их на стол и сел напротив.
– Я всю ночь думала… – продолжала Эва. – Если Бартек не получит лекарство, болезнь будет прогрессировать все быстрее, если получит, есть шанс на значительное улучшение, – проанализировала она ситуацию.
Отец кивнул. Эва заметила на его щеках и подбородке грубую, жесткую растительность, еще недавно темно-каштановую, а теперь почти полностью седую. И морщины на его лице стали еще глубже, чем были, когда она обратила на них внимание в прошлый раз.
– Но что будет, если вдруг деньги на лекарство закончатся? – спросил Тадеуш и сам себе ответил: – Проклятый рецидив… в ускоренном темпе.
На глаза Эвы навернулись слезы, и она отвернулась к окну. Ну нет, стыдиться нечего! Девушка посмотрела на отца.
– Папа, так что мы делаем? Пробуем?
Тадеуш взглянул на дочь, в одно мгновение понял, как она растеряна, но только молча добавил в кофе четвертую ложку сахара. Эва не понимала, как можно пить такую бурду. Она молча грызла гренок, запивая горьким кофе. Они должны рискнуть. Бороться за Бартека. Нельзя позволить, чтобы он зачах, лишенный надежды на улучшение.
– Папа, у нас хоть что-то отложено? – спросила она с надеждой.
Отец встал и занялся приготовлением гренков. Вилкой, которой переворачивал хлеб, он указал наверх.
– Все, что было, потратили на крышу. Нельзя было откладывать – грибок пошел бы по всему дому.
– Неужели все? – Эва схватилась за голову.
– Это и так было сделано подешевле, по старому знакомству с кровельщиком. – Отец грустно покачал головой. – Перед крышей была штукатурка, перед этим – окна, а два года назад – выгребная яма. Вечно то одно, то другое…
– А можно продать землю? Мама говорила, что сюда не раз приезжали покупатели.
– Эва, что я им продам? Делянку за домом? Чтобы зимой мы сдохли с голоду? Чтобы нам под носом дачу поставили? Да и кто эту землю купит? Им нужно хозяйство целиком. А мы тогда как? Куда пойдем? Шалаш в лесу поставим?
– Ну да… – Эва задумчиво постукивала ложечкой по столешнице. – С твоих заработков мы ничего не отложим, маминой пенсии надолго не хватит, компенсация из собеса пошла на похороны, я без гроша, a еще Париж… – Она почувствовала обжигающий взгляд отца и быстро добавила: – Значит, не остается ничего другого, как попросить денег у чужих людей. Папа, мы должны раздобыть их для Бартека! – Она схватила отца за руку и посмотрела ему в глаза. – У других тоже бывают больные дети, и им как-то удается что-то сделать. Надо только знать, куда обратиться. Создано столько фондов – каждый раз, как открываю газету, собирают на какого-нибудь ребенка. Может, надо к ним обратиться?
– Ну… – пробурчал отец. – Даже если мы продадим дом и себя на органы, на лечение Бартека все равно не хватит.
– Но это не значит, что мы должны сдаться, даже не попытавшись что-то сделать! Я, во всяком случае, не собираюсь сидеть сложа руки. – Эва встала и застегнула воротничок летней блузки. – Для начала схожу к ксендзу.
Отец пожал плечами.
– Я бы на ксендза особо не рассчитывал, – ответил он и вернулся к приготовлению гренков. Казалось, у него все тело болит от отчаяния. Он чувствовал, что должен выпить.
