Чарльз Мартин - Колодец с живой водой
Скажу откровенно, я и представить себе не мог, что столько людей может без всякого принуждения прийти на похороны простого фермера. Что-то похожее, возможно, происходило во время похорон президента Кеннеди, но тогда всей нацией владело глубокое и искреннее горе, к которому примешивалась горечь рухнувших надежд. Здесь же все было иначе: Алехандро Сантьяго Мартинес умер, но я почему-то чувствовал, что надежда, которую он подарил всем этим людям, по-прежнему живет в большинстве сердец.
Из-за большого количества людей и только что поступивших сведений о том, что еще несколько сотен человек прибудет из самого́ Манагуа (до столицы было восемь часов езды на автобусе), похороны пришлось отложить еще на день. Главная и самая серьезная проблема заключалась в недостатке воды. Еды приготовили достаточно, даже туалетов хватало, но чистой воды на плантации попросту не было. Между тем время приближалось к полудню, на площадке перед бараками становилось все жарче, и Лина, повернувшись ко мне, спросила, утирая пот с верхней губы:
– Скажи, сколько воды ты сможешь привезти на своей машине?
– Несколько сотен галлонов, – ответил я. – А что? В чем дело?
– Этого не хватит, – объяснила она. – Я имею в виду на всех. – Покачав головой, Лина сняла платок и вытерла лоб и шею, и ее лицо приняло озабоченное выражение. – Где взять столько воды, чтобы напоить всю эту толпу? – проговорила она. – Ту воду, которую эти люди взяли с собой, они выпили, пока поднимались по тропе. К вечеру все захотят пить, и, если мы ничего не придумаем, им придется возвращаться домой. Или они начнут брать воду из ручья, а ты сам знаешь, ее можно пить только после длительного кипячения. Многие из тех, кто попробует эту воду, могут серьезно заболеть, а я этого не хочу.
Я повернулся к Пауло и к Сэлу, который бо́льшую часть утра просидел в тени под деревом и только сейчас нашел в себе силы, чтобы подняться и помочь разносить лепешки.
– Насколько хорошо вы оба себя чувствуете? – спросил я.
– Hermano?.. – Пауло посмотрел на меня вопросительно, а Сэл кивнул:
– Все нормально, дядя Чарли. Только руки немного трясутся от слабости, но… я сделаю все, что ты скажешь.
Повернувшись, я быстро зашагал к колодцу, взмахом руки пригласив обоих следовать за собой.
– У меня есть одна идея. Если она не сработает, будем возить воду на внедорожнике, но я хотел бы сначала попробовать… – Я повернулся к Пауло: – Мне нужен стальной штырь длиной фута два-три, который я мог бы забивать в землю. Короткий ломик, кусок арматуры, клин – что-нибудь в этом роде.
Пауло выслушал меня с напряженным вниманием, потом поднял вверх палец и быстро пошел по направлению к ремонтной мастерской, а я добрался до колодца и стал надевать «упряжь» и застегивать ремни.
Лина, похоже, догадалась, что́ я задумал, и, хотя она ничего не сказала, на ее лице было написано сомнение.
Вскоре вернулся Пауло, который притащил довольно толстый пятифутовый лом. На одном конце он был заострен, а на другом расплющен ударами молота, так что его верхушка напоминала шляпку гриба. Чтобы вбивать его в грунт, понадобилась бы довольно увесистая кувалда на очень короткой ручке, иначе мне было не развернуться, но оказалось, что Пауло об этом подумал. Улыбаясь, он протянул мне молот с рукояткой не больше фута длиной – на ней едва умещалась моя ладонь, зато головка весила фунтов двадцать.
Оба инструмента я привязал к своей «упряжи» длинным ремнем, чтобы при спуске они болтались подо мной. Уже сидя на бортике, я предупредил Пауло и Сэла (Лина внимательно слушала):
– Когда я дам сигнал, сделайте одолжение, вытаскивайте меня как можно скорее. В противном случае вы будете иметь в колодце еще один труп.
Выслушав эти слова, Пауло серьезно кивнул, снял рубаху и, поплевав на ладони, перекинул веревку через колесо блока, потом дважды захлестнул за ствол дерева, на котором от наших регулярных упражнений появилась довольно глубокая борозда, и наконец прижал веревку к бедру. Я в последний раз проверил работу шахтерской лампы и наконец оттолкнулся от бортика. На мгновение я повис над бездной, но Пауло сразу начал травить веревку, и я отправился в последнее, как я надеялся, путешествие на дно.
Световое пятно наверху быстро уменьшалось, темнота охватывала меня со всех сторон, словно плотное одеяло. Машинально упираясь ногами в стену, чтобы не крутиться на веревке, я снова вспоминал свою пустую, бессодержательную жизнь и размышлял над тем, как мало в ней было пользы и смысла.
Веревка, на которой я висел, была натянута туго, как струна. Я болтался над бездной буквально на нескольких пеньковых волокнах, и это навело меня на мысль, что и сама моя жизнь – вещь крайне ненадежная, зависящая от множества случайностей, например от прочности веревки. Если бы она, к примеру, оборвалась, я свалился бы на дно и, скорее всего, расшибся бы в лепешку. Если бы я каким-то чудом уцелел и не переломал бы себе руки и ноги, я, возможно, даже сумел бы выкарабкаться, упираясь в вырубленные в стене ступени, но, если бы во время подъема я вдруг оступился, это было бы, наверное, последней ошибкой, которую бы я совершил.
Но вот лом и кувалда со звоном ударились о какой-то камень внизу, а еще через несколько секунд мои ноги коснулись твердой поверхности. К моему удивлению, на дне колодца появилась вода; она не покрывала его целиком, но в ямах и углублениях набралось ее дюйма на четыре. Это обстоятельство укрепило мои надежды; другое дело, что определить, откуда именно просачивается желанная влага, было довольно трудно. В первую очередь мне следовало определить, поднимается ли она снизу или пробивается откуда-то из стены. То, что я почти достиг уровня, где когда-то проходил водоносный слой, было совершенно очевидно: оглядевшись по сторонам, я обратил внимание, что мои раскинутые в стороны руки не достают до стенок, тогда как диаметр шахты у меня над головой составлял всего три-четыре фута. Похоже, эту каверну размыла вода, годами собиравшаяся на дне колодца.
Вода у меня под ногами была холодной, и я счел это обнадеживающим признаком. Правда, глина, забившая шахту, стала достаточно влажной, почти полужидкой еще неделю назад, но на ощупь она была лишь немногим холоднее окружающего воздуха. Вода, в которую я погрузился по щиколотку, была чуть не ледяной, словно в горном ручье, а когда я зачерпнул ее ладонью, то увидел, что она почти прозрачна.
Опустившись на колени, я стал водить рукой над дном колодца, надеясь на ощупь определить место, где выбивается из камней тонкая струйка. Увы, мне не удалось отыскать ключ, зато я определил, что там, где я стоял, вода была заметно холоднее, чем в других частях колодца.
Прежде чем продолжать работу, я задумался, как мне поступить с ломом и кувалдой. Я не исключал, что меня может отделять от водоносной жилы всего один вывороченный камень. В этом случае мне пришлось бы достаточно поспешно эвакуироваться, бросив инструмент, а я этого делать не хотел. Лом и кувалда могли годами ржаветь на дне колодца, отравляя воду и людей, которые будут ею пользоваться, поэтому я решил, что не стану их отвязывать, хотя это и было не совсем удобно. Покрепче затянув узлы на ремнях, удерживавших инструменты, я снова задумался о том, что произойдет, когда я пробьюсь сквозь глину и камень. Знать что-либо наверняка я, конечно, не мог, и все-таки меня не покидало ощущение, что вода ударит из-под моего лома таким мощным фонтаном, что на бегство мне останется всего несколько секунд. Но делать было нечего, оставалось только положиться на крепкие руки Пауло и помощь Сэла, которую тот сможет ему оказать.
Расставив пошире ноги, я точно посередине нащупал острием лома какую-то щель и, крепко ухватив кувалду за огрызок рукоятки, несколько раз примерился, желая точно знать, насколько широко я могу размахнуться и не попаду ли себе по рукам в случае промаха, что было более чем вероятно.
Но я слишком долго мешкал. Вспомнив, что люди наверху хотят пить, я в последний раз поправил лом, устанавливая его как можно вертикальнее, и с силой размахнулся. Должно быть, мое положение все же было недостаточно устойчивым, поскольку в последний момент я покачнулся и вынужден был опустить руку с занесенной кувалдой мимо расплющенного навершия лома. Инерция тяжелой головки оказалась такой сильной, что я не устоял на ногах и упал на одно колено. Кувалда опустилась в воду, обдав меня брызгами, но я не обратил на это внимания. Мой взгляд непроизвольно упал на противоположную стенку, точнее, на гладкий, словно обтесанный камень, на котором были вырезаны какие-то слова. Я не смог сразу разобрать надпись, поскольку бороздки в камне частично забились глиной. Мне понадобилось несколько минут, чтобы с помощью завалявшегося в кармане гвоздя расчистить буквы и прочитать надпись.
Высеченные на камне слова заставили меня улыбнуться. Подписи внизу, естественно, не было, но я знал, кто мог выбить здесь эти буквы. Промыв камень водой, я еще раз прочел слова, которые могли бы стать девизом, выгравированным на гербе Алехандро Сантьяго Мартинеса: «Agua de mi corazоn». «Вода моего сердца».
