Дебора Смит - Счастье за углом
Вспышки камер все не прекращались.
Я играла на публику. Я дала им то, чего они хотели, – нет, на этот раз я дала им то, чего хотела сама. Моя игра была безупречна. У меня все еще оставалось то, что нужно, чтобы очаровать толпу. Пусть фотографы снимают досыта; пусть весь зал, заполненный репортерами, фотографами, такими же жертвами огня, как и я, врачами, медсестрами увидит правду; пусть все они хорошенько насмотрятся. Единственные люди, чье мнение меня волновало, сидели в первом ряду. И когда я спокойно взглянула на них, они улыбались. Девочки. Дельта, которая смеялась и плакала одновременно, обнимая блюдо с бисквитами. По лицу Томаса текли слезы, но он одобрительно кивнул мне. Да, ты именно такая, и я люблю тебя за это.
Я вернулась к подиуму, сложила пиджак и оперлась локтями о стойку. Откашлялась.
– Как и все остальные присутствующие здесь, чье тело нельзя назвать идеальным, я не жертва огня. Я выжившая. Год назад каждый раз, видя себя, я хотела умереть. – Мой голос был ясным, спокойным и уверенным. – Но сегодня я честно признаюсь вам: если бы у меня появилась возможность вернуться в прошлое и предотвратить аварию, оставившую мне эти шрамы, но при этом расстаться с людьми, которых я полюбила в своей новой жизни, в своем новом теле, людьми, которые любят меня, несмотря на шрамы; если бы я могла вернуть себе красоту, но при этом потерять их – я предпочла бы шрамы.
Публика взорвалась. Люди вскакивали, хлопали мне изуродованными ладонями, по обожженным лицам текли слезы. Я простояла там еще полтора часа, честно, в деталях, рассказывая свою историю последних восемнадцати месяцев. О боли, страхах, но еще и о любви, о том, чему я научилась, и о победах. Люди то и дело прерывали меня аплодисментами. А когда мое выступление закончилось, весь зал стоя встретил меня овацией, которая длилась минут десять.
И наслаждаясь нехитрой радостью собственной смелости, удивляясь, что могу спокойно стоять здесь и глядеть на моих поклонников – у меня снова появились поклонники! – я посмотрела в любящие глаза Томаса и подарила ему свою лучшую улыбку, улыбку кинозвезды. И он кивнул и рассмеялся.
С этого момента вечер пошел замечательно.
ТомасКэти сделала это. Она заявила о себе, вернула свою славу. Или мир принимает ее такой, как есть, или может катиться ко всем чертям. Это был невероятный вечер, полный смеха и радости. С нами была Дельта, в этом все дело. Подливка на бисквите, да. А затем Пайк, которому не нашлось места в переполненной аудитории, встретил нас в бальном зале Общественного центра, где организаторы SEBSA быстро устроили Кэти встречу с восхищенными поклонниками. Она провела там час, давая автографы, фотографируясь с другими выжившими в огне и медицинским персоналом. Кэти предложила финансово поддержать фонд медицинских исследований ожогового центра, чем привела доктора Бартоломью и других членов управления в экстаз.
А что она не стала делать, так это давать интервью. Я еще ни разу не видел, чтобы журналисты так старательно расталкивали пациентов ожогового центра, только чтобы остаться ни с чем. Смотрелось это не лучшим образом.
– Они получили все, чего хотели, сделав свои фотографии, – объяснила Кэти, пожав плечами. – Им совсем нет дела до моих слов. У них есть фото.
Она вовсе не злилась на них, просто была практичной.
А затем мы ушли.
– У нас голодные дети, так что мы идем ужинать, – заявила Кэти.
Приоритеты. Мы повели девочек и Дельту с Пайком в пиццерию, сели в углу, смеялись и ели, вспоминая невероятную речь. На нас смотрели, некоторые посетители подходили, чтобы взять у Кэти автограф или сфотографировать ее. А она махала рукой и улыбалась. Затем Дельта полезла в сумочку, вынула разорванный пополам чек за продажу кафе и положила его на стол перед Кэти.
– Я отказываюсь от твоего предложения, – сказала она. – Мне просто понадобилось несколько месяцев, чтобы прийти к решению.
Они с Кэти прослезились и обнялись, а потом мы говорили тосты под пиво и съели вторую пиццу. Мы с Кэти поехали обратно в Ков, девочки крепко уснули на заднем сиденье «хаммера».
Дома, когда они были в кроватях, а над красно-золотым осенним лесом взошла молодая луна, мы переоделись в джинсы и джерси и уселись на крыльце веранды, укутавшись в один из квилтов Мэри Ив.
Кэти сунула руку в карман и достала небольшой надорванный сверток.
– Это прислали два дня назад из Нью-Йорка. Его привез сюда Энтони, придержала Дельта, а я бессовестно вскрыла упаковку, чтобы посмотреть, что это. Потому что это от сестры твоей жены.
Я обреченно взял у нее вскрытый сверток, завернутый в пленку с пупырышками.
– Следовало знать, что Равель еще даст о себе знать. Но не переживай. Я в мире с ней, независимо от того, обоюдное это решение или нет.
– Посмотри, что она тебе прислала.
Я оторвал куски пупырчатой пленки, развернул сверток, который уменьшился до размеров поместившейся в ладонь коробочки. Затем медленно заглянул внутрь. Часы. Фамильные серебряные карманные часы, которые Шерил подарила мне в последний день рождения Этана. Я осторожно перевернул их на ладони, рассматривая.
– Там была записка?
– Нет. Думаю, это все, что она хотела сказать.
Я кивнул. Сунул часы в карман джинсов. Да, сказано достаточно. Я собрал все свои сокровища.
– Новая луна, – сказал я Кэти.
Мы обнялись и стали смотреть, как она поднимается.
ТомасЯ принес лопату и небольшой узел из моего старого свитера на кладбище семейства Нэтти за домом. Было прекрасное утро, 11 сентября, почти девять.
Первый самолет еще не врезался в башни.
Я выкопал глубокую узкую могилу между надгробных плит родственников Кэти. Теперь они и мои родственники. Затем опустился перед ней на колени и развернул узел, чтобы в последний раз взглянуть на его содержимое. Провел пальцами по игрушечному грузовику Этана. В последний раз коснулся своего сокровища.
Я хоронил свое горе по сыну – не память о нем, а горе. И плакал. Затем встал, вытер лицо, вскинул лопату на плечо и пошел обратно по лесной тропинке.
Кэти с девочками ждала меня у заднего двора. Когда я вышел из леса, Кэти погладила девочек по плечам. Вперед. Идите, встретьте его. Кора с Иви подбежали и протянули ко мне руки. В их глазах плескались забота и беспокойство.
– Пап, с тобой все нормально? – спросила Иви.
– Все хорошо? – прошептала Кора.
Я взял их ладошки в свои, встретился взглядом с Кэти, которая улыбалась сквозь слезы, подождал, пока ко мне вернется голос, и успокоил наших дочек.
– Да, я в порядке. Все действительно хорошо.
И мы все вместе вернулись в дом.
Кэти– Мам, тебя показывают по Си-эн-эн! – крикнула Иви.
Они с Корой, в компании кошки и лающих щенков, вбежали в кухню, где я терпеливо выжидала, когда можно будет достать из духовки очередную партию несъедобных бисквитов. Томас, читавший за кухонным столом новости с ноутбука, кивнул.
– Вашу маму показывают везде. В Интернете полно видео ее речи. Ее называют выдающимся примером стойкости и вдохновения. – Он улыбнулся, глядя на меня. – Только не задавайся.
– Я занята бисквитами. Пусть называют меня как хотят. Разговорами бисквит не испортишь, а на остальное мне плевать.
– Мам, ты же звезда! – воскликнула Кора, обнимая меня за ногу. – Значит, мы все тоже звезды?
– Само собой. – Я рассеяно погладила ее по голове, вглядываясь сквозь стеклянную дверцу духовки. Чертовы бисквиты. Сегодня они, кажется, вообще не собираются подниматься. У меня никогда не получится их испечь. Я вздохнула и села напротив Томаса. Девочки плюхнулись на свои стулья. Иви положила на стол мой мобильный.
– Может, стоить включить эту штуку и посмотреть, звонили ли тебе со вчерашнего вечера?
– Думаю, да. Конечно.
Я отключила телефон на обратном пути из Эшвилля. Я знала, что мне звонили репортеры. Обычная пустая фигня. Иви включила сотовый и склонилась над экраном.
– Вау, – тихо произнесла она. – Смотри, пап.
Томас взглянул на телефон, затем еще раз.
– Я сказал бы, что у тебя тут несколько сообщений. На самом деле их столько, что вылезло предупреждение о недостаточном объеме памяти.
Я прочистила горло и встала.
– Большое дело. Мне нужно еще сделать омлет на завтрак и подождать, пока бисквиты испекутся и превратятся во что-нибудь ужасное.
– Мам! – взмолились девочки.
– Ладно. Иви, включи звуковую почту, мы прослушаем несколько сообщений, чтобы все могли оценить самые глупые вопросы. Ставлю пять центов, что первая десятка – из таблоидов, которые интересуются, не собираюсь ли я выпустить собственную линию волшебного, уменьшающего шрамы крема или не родила ли я ребенка-мутанта от Джорджа Клуни.
