Ранчо - Стил Даниэла
– Поговорим через неделю.
– Это будет разговор или подписание бумаг? – сердито осведомился он.
– Сам решай.
На самом деле право решать принадлежало теперь не ему, а ей. Он мог тянуть до бесконечности: его устраивал брак с женщиной, до которой он больше не дотрагивается, с которой не говорит, на которую даже не смотрит. Такая перспектива вселяла в нее ужас. Она провела десять дней, беспрерывно беседуя с Хартли, и сама мысль о возврате к безмолвному сожительству, лишенному намека на любовь, казалась ей самоубийственной. Она твердо решила, что этому не бывать.
– Такое впечатление, что ты уже приняла решение, – огорченно проговорил Билл, и она едва не ответила утвердительно, но удержалась, чтобы не лишать смысла свою поездку в Лондон.
Она чувствовала, что обязана предоставить ему шанс, дать хотя бы возможность объяснить, почему он целый год так дурно с ней поступал, а уж потом сообщить ему о своем решении.
– Ты полетишь из Нью-Йорка? – спросил он, словно это имело какое-то значение.
– Из Лос-Анджелеса. Сначала проведу пару дней с Таней.
– Это она тебя надоумила? – (Можно было подумать, что у нее самой не хватило бы мозгов.) – Или другая твоя подруга, врачиха?
– Ее зовут Зоей. Нет, они тут ни при чем. Пойми, Билл, я все решила сама. Я много думала еще до отъезда из Нью-Йорка, и теперь не вижу смысла ждать еще два месяца, чтобы тебе сказать...
– Что ты собираешься сказать?
Он хотел вырвать у нее ответ. Чувствовал, что назревает разрыв, и был близок к панике. Его можно только пожалеть. Вместо того чтобы паниковать сейчас, когда уже поздно что-то изменить, ему надо было заметить неладное еще полгода назад или хотя бы двумя месяцами раньше. Тогда бы он смог сказать решающее слово. А теперь – нет.
– Что мне с тобой плохо. Неужели ты сам этого не замечал? Тебе тоже со мной несладко. Давай не будем кривить душой.
– Это были тяжелые времена, но я уверен, что все поправится.
Он отметал несчастье последнего года, всю горечь, безмолвие, ненависть.
– Как поправится? Почему это вдруг?
Несколько месяцев назад она предлагала ему обратиться к психоаналитику, но он отказался, предпочтя не смотреть правде в лицо, а прятать голову в песок. Откуда же возьмется улучшение теперь? Но для него, судя по его тону, это было вопросом жизни и смерти.
– Не знаю, что творится...
Он был совершенно растерян, абсолютно не подготовлен к ее обвинениям, словно не предполагал, что она способна что-то заметить. Неужели Мэри Стюарт для него – все равно, что автомобиль, который можно припарковать, на время про него забыть, а при необходимости снова завести? Что ж, поздно: аккумулятор окончательно сел.
– Не понимаю, зачем тебе сюда мчаться?.. – Он по-прежнему твердил свое.
– Поговорим на следующей неделе. – Мэри Стюарт не желала продолжать этот разговор.
– Может быть, я сам прилечу в Нью-Йорк на выходные?
Можно было подумать, его больше всего страшит сам факт ее появления в Лондоне. Однако она отказывалась продлевать томительное ожидание.
– Это совершенно необязательно. Ты слишком занят. Честное слово, я не отниму у тебя много времени. Потом я попробую встретиться с Алисой.
– Она знает о твоем намерении?
Об этом еще никто не знал. Ему следовало бы не трусить, а взять себя в руки.
– Пока нет, – холодно ответила Мэри Стюарт. Она слишком долго его любила, слишком многое ему отдала, слишком долго ждала улучшения. Теперь ей уже нечего ему предложить. В ней не осталось даже сочувствия. – Постараюсь отловить ее по телефону перед приездом.
– Может, проведем уик-энд все вместе? – предложил он со слабой надеждой.
– Не хочу. Я прилечу не за этим. Пробыв в Лондоне день, от силы два, я отправлюсь туда, где она в тот момент окажется.
Она не позволит ему спрятаться за спиной дочери, изображая дружную семью, и тем ее переиграть. Это счеты между ней и мужем, и нечего приплетать к этому других, даже Алису.
– Если хочешь, можешь пробыть дольше...
Билл запнулся. Наконец-то почувствовал, что все средства исчерпаны. Он не был полным болваном, а она никогда не вела себя так бессердечно. Мысль о появлении в ее жизни другого мужчины не могла прийти ему в голову. Это не вытекало ни из ее слов, ни из характера. Билл не сомневался в ее верности и в этом отношении не ошибался. Но вот ее оскорбленный, нет, даже презрительный тон... Теперь он понимал, что дело зашло слишком далеко. Для него уже не составляло тайны, что он услышит от нее, когда Мэри Стюарт нагрянет в Лондон. Он был признателен ей за намерение уведомить его о своем решении лично, а не письмом. Но это, конечно, не избавит его от уныния.
Когда жена повесила трубку, он почувствовал себя растоптанным. Напрасно она потратит деньги на билет и будет скучать над океаном: он и так понял, какую весть она ему привезет, и не придумал ничего лучше, как отправить ей новый факс.
Спустя час, получив его послание, Мэри Стюарт, мельком взглянув на текст, отправила его в мусорную корзину. Не долетев до корзины, листок упал на пол. Немного погодя Зоя подняла его с пола, прочла и покачала головой – этот человек совершенно безнадежен.
«Жду встречи на следующей неделе. Привет подругам. Билл».
Это был утопающий. Ему следовало бы попробовать спастись, ухватиться за любую соломинку. Видно, что он не собирается этого делать.
Глава 20
Наступил четверг. Они цеплялись за оставшиеся дни, как нервнобольные – за лечебные четки. У каждой имелись на то свои причины. Зое больше остальных хотелось побыстрее попасть домой. Она ежедневно разговаривала с Сэмом, чувствовала себя здоровой, скучала по ребенку. Но она успела влюбиться в ранчо и понимала, что каждый проведенный здесь день – дополнительная польза для ее здоровья. По ее собственным словам, это походило на паломничество к святым мощам: она молитвенно взирала на горы и чувствовала, что вернется домой, готовая к решительной борьбе. Даже Джон Кронер соглашался, что это не беспочвенное суеверие.
Для остальных приближение отъезда было мучительно: каждый проходящий день они провожали как ценный дар, с которым вынуждены расстаться навсегда. Даже Хартли полагал теперь, что они с Мэри Стюарт проявили излишнюю щепетильность: не надо было ограничиваться поцелуями и объятиями, а познать друг друга по-настоящему. Догадываясь, как развиваются отношения Тани с Гордоном, он испытывал острую зависть.
Мэри Стюарт, услышав эти соображения, обозвала его дурнем: они поступают правильно. В конце концов он и сам, поразмыслив, с этим согласился. Она напомнила, как много осталось у каждого за спиной: сколько потерь, боли! И как важно не мчаться вперед очертя голову, а действовать с оглядкой. Ей не хотелось начинать их роман с измены Биллу, будто она бросает мужа ради Хартли. Зачем обоим всю оставшуюся жизнь тащить за собой шлейф вины? Для Хартли ее слова послужили целительным эликсиром: они избавили его от беспокойства.
– Раз впереди у нас вся оставшаяся жизнь, я готов подождать.
Конечно, ни он, ни она еще не были до конца уверены, чем все это кончится. Ей предстояла поездка в Лондон, тяжелый разговор с мужем. Но все указывало на счастливый результат. Любой внимательный человек, особенно Таня и Зоя, готов был бы побиться об заклад, что они будут вместе.
– Пока ты будешь в Лондоне, я успею сойти с ума, – сказал Хартли.
Мэри Стюарт повезло: она завоевала сердце милого, привлекательного мужчины. Хартли пригласил ее в Сиэтл, где должен был провести важные переговоры с дирекцией библиотеки. Из Сиэтла его путь лежал в Бостон, чтобы обсудить тезисы лекции, которую ему предстояло прочесть в Гарварде. Став его спутницей, она заживет интересной жизнью. Хартли мечтал, что она прочтет все им написанное, а пока предложил ознакомиться со своей последней рукописью. Для нее это большая честь. Теперь вопрос найти работу утратил для нее актуальность: Хартли не даст ей скучать.
Однако Мэри Стюарт отклонила его предложение поехать с ним в путешествие после отъезда из Вайоминга. Она предпочитала отправиться с Таней в Лос-Анджелес, провести там день-другой, а затем вылететь Лондон. Покончив с главным, она встретится с ним в Нью-Йорке. Так лучше для обоих: ведь к тому моменту она станет свободной. Ничего не хотелось ей так сильно, как провести остаток лета с ним на острове Фишер. Хартли мечтал устроить в ее честь званый ужин, познакомить с друзьями, поделиться с ними своей радостью: после двух лет одиночества он вновь обрел счастье.
