Наследница царицы Савской - Эдхилл Индия
Я всегда слушалась отцовских наставлений, когда он говорил, что со слугами и рабами нужно обращаться как с равными. Сначала я поступала так, желая угодить отцу. Подрастая и начиная понимать больше, я увидела другие причины проявлять доброту. Сначала я заметила, что люди в этом случае стараются завоевать еще большее расположение и лучше мне служат. И лишь потом, когда я стала женщиной, мои глаза открылись и я поняла, что, обращаясь уважительно с другими, я заботилась о том, чтобы самой уважать себя.
Теперь я жалею, что не применила этот совет к своему брату Ровоаму. Может, это помогло бы. Но я ведь была всего лишь девчонкой, что бы я ни думала о себе и своей мудрости. А Ровоам… Даже повзрослев, он остался глупцом. Спросите любого из тех, кто служил ему.
Мы с Нимрой играли в кости с моими братьями Эльякимом, Ионафаном и Мезахом. Мне как раз выпало самое счастливое число – семь, как вдруг в мой сад вбежала Кешет. Одно это заставило нас недоуменно уставиться на нее, ведь Кешет всегда прохаживалась степенно, словно голубка, и была по-кошачьи опрятной. Когда мы хотели поддразнить ее, то растрепывали ей волосы или дергали ее за накидку, а потом смотрели, как она в мгновение ока приводит себя в порядок.
– Царевна, поторопись! – окликнула меня Кешет.
Я с сожалением посмотрела на свое счастливое число, но вскочила, сказав Ионафану, что он может доиграть за меня, и подошла к Кешет.
– В чем дело? – спросила я, и вдруг вся кровь словно бы отхлынула от моего сердца, так что я пошатнулась. – Отец? Что с ним?
– Нет! Нет. – Кешет схватила меня за руку. – Царевич Ровоам. Идем со мной.
Она повела меня к воротам, где ждала какая-то незнакомая девушка-рабыня.
– Это Мири. Мири, расскажи царевне то, что рассказала мне.
Мири склонила голову. Девушка явно смущалась, оказавшись в царских покоях, а не на кухне, и поэтому едва могла говорить, но все же ей удалось объяснить, в чем дело.
– Рувим, который работает на конюшне, велел мне передать тебе – передать царевне, – что царевич Ровоам пришел на конюшню и приказал, чтобы для него взнуздали коня царевны. Рувим просил сказать тебе, что он пока тянет время, но долго не продержится, поэтому нужно спешить.
Я до сих пор рада, что поблагодарила Мири, прежде чем кинуться на конюшню. Позже я одарила ее достаточно щедро, чтобы она могла найти себе хорошего мужа, отслужив положенные семь лет. Отблагодарила я и Рувима – его сообразительность спасла всех нас от страшного несчастья. Если бы Ровоаму удалось сесть на моего коня, не знаю, что сталось бы: разорвал бы он ему рот уздечкой, навсегда сломив его характер, или Ури сбросил бы Ровоама на землю и убил. При любом исходе я потеряла бы Ури навсегда.
Я прибежала на конюшню как раз тогда, когда Ровоам лишился даже тех крох терпения, которыми обладал, и начал хлестать Рувима своей плетью. К его величайшей чести, Рувим спокойно переносил удары, зная, что это тоже способ потянуть время. И все-таки он обрадовался мне. Увидев меня, он перехватил плеть, прекратив попытки брата ударами добиться повиновения.
– Царевич Ровоам, пришла царевна. Спроси ее сам.
Ровоам повернулся рывком, словно ожидая какой-то злой шутки. Я вдохнула поглубже, чтобы говорить спокойно.
– Брат, – начала я, – зачем ты бьешь Рувима? Ты знаешь, что наш отец не любит…
– Я не люблю слуг, которые не умеют подчиняться! Я наследник, и, когда я приказываю, чтобы мне подали лошадь, ее должны подать!
Ровоам задыхался, словно он, а не я, пробежал почти через весь дворец.
– Нет, не должны, – ответила я, – если лошадь не принадлежит тебе.
Сейчас я понимаю, что не следовало этого говорить. Лучше бы я изобразила наивность и позволила Ровоаму сохранить лицо. И тогда он, конечно, не узнал бы, что слуги могут делать для меня то, на что не готовы ради него: помогать, не думая о награде.
– Я наследник. Мое желание – это приказ. А ты… Ты…
– Лишь девчонка, я знаю. Но девчонка я или нет, а Ури принадлежит мне и только мне. Это подарок царицы Савской, и я запрещаю тебе прикасаться к нему.
– Запрещаешь? Ты запрещаешь мне?
– Да, запрещаю. А еще я запрещаю бить слуг. И если ты не подчинишься мне – потому что я всего лишь девчонка, – тогда давай пойдем к царю, нашему отцу, и попросим нас рассудить. И он тебе запретит, как я, и ты знаешь это, Ровоам!
Мы испепеляли друг друга взглядами, словно два петуха, готовых подраться. Рувим потом сказал, что не удивился бы, если бы мы зарычали и вцепились друг другу в горло, как две собаки. Ровоам был старше и сильнее меня, но я бы ни за что не отвела глаза и не отступила бы ни на шаг. Я знала, что отец поддержит меня. Это знал и Ровоам. В сущности, именно это растравляло его сердце.
Ровоам поднял руку, словно собираясь ударить меня, потом, опустив глаза, увидел, что плетки уже нет.
– Отдай! – скомандовал он, повернувшись к Рувиму.
Выхватив плетку, он, сдавший было позиции, снова пустился в бахвальство и угрозы. Рувима высекут и вышвырнут из конюшни, Ури заставят вращать жернов…
– Как Самсона? Уходи, Ровоам. Уходи и не приближайся больше никогда к моему коню, а не то…
– А не то что? Что ты можешь сделать? Я наследник.
Я посмотрела в его красивое злое лицо и поняла, что он прав. Ему предстояло стать следующим царем, и мало что можно было сделать против него. И вдруг я поняла, как девушка может поступить. Словно бы тихий юный голос нашептал мне эти слова, вкладывая в мои руки безотказное оружие. Слова падали тяжело, словно камни, и я едва узнавала собственный голос:
– Я могу солгать, брат. Я могу разорвать на себе платье, растрепать волосы и пойти к нашему отцу. И сказать ему, что мою одежду разорвал ты. Что ты пытался силой овладеть мной. Он тебе этого не простит, Ровоам.
Он стоял передо мной, вертя в руках свою плетку и поглядывая через мое плечо в стойло Ури.
– Не прикасайся к моей лошади. И никогда не бей слуг за то, что они хорошо выполняют свою работу. Никогда. Чтобы мне не пришлось произносить эту ложь. А теперь уходи.
И, к моему облегчению, он повиновался. Спотыкаясь, он вышел из конюшни, так крепко сжимая плеть, что побелели костяшки пальцев. И тогда сила, помогавшая мне выстоять против него, схлынула, как вода. Я пошатнулась, и Рувим, схватив меня за плечи, прислонил к стене.
– Не садись, царевна, ты испортишь свое платье. Постой здесь, я принесу тебе воды. Ты как?
Я кивнула, успокаивая его.
– А Ури?
Рувим улыбнулся:
– С ним все в порядке, Сиф повел его купать. Мне пришлось это придумать, чтобы выиграть время до твоего прихода. Подожди меня здесь.
Он отвернулся от меня, но я удержала его за руку и сказала:
– Ровоама очень разозлило это поражение, да еще от девушки. Если он попытается что-то сделать тебе или Мири, немедленно дай мне знать.
– Не волнуйся, царевна. А теперь я принесу тебе воды. Не могу же я отпустить тебя к твоим служанкам бледной как смерть. Ведь у госпожи Кешет язык острее, чем у тебя.
Рувим пошел за водой, а я прислонилась к стене, закрыв глаза, и поблагодарила тихий приятный голос, подсказавший мне правильные слова, чтобы остановить Ровоама. Я попыталась было подумать о том, куда пошел мой брат и кто теперь расплатится за его гнев, но почувствовала, что не могу.
В тот момент у меня осталось слишком мало сил, чтобы думать – даже о Ровоаме.
Когда сын ворвался в ее комнату, не приказав доложить о себе, Нааме хватило одного взгляда на его потемневшее от ярости лицо. Она отложила в сторону фиал с благовониями и косметическую палочку из слоновой кости.
– Оставьте нас, – приказала она трем усердным служанкам, которые помогали ей накрасить лицо и умастить тело.
Не обращая внимания на служанок, словно они были всего лишь настенными изображениями, Ровоам сразу заговорил.
– Я ненавижу Ваалит. Ненавижу, – выпалил он. – Ей достается все, а мне ничего. Это нечестно.