Бертрис Смолл - Околдованная
– Я сохраню эти фигурки, – заявила она, – и когда вы будете выходить замуж, поставите их на свои свадебные торты. Согласны, девочки?
Малышки нерешительно кивнули, явно не понимая, такое ли уж выгодное предложение им сделали, но когда перед ними поставили вино, разбавленное водой, решили не жаловаться. Кроме того, бабушка может рассердиться и не позволить им поехать в Кэдби с дядей Генри и тетей Розамунд.
Жасмин сочла, что молодоженам неплохо провести несколько недель только вдвоем. Через два дня новобрачные отправятся в Дарем, а пока из уважения к жениху и невесте гости разъехались уже к половине первого.
– Я привезу детей в Гарвуд-Холл к Рождеству, – пообещала Жасмин, усаживаясь в карету, – если, разумеется, дороги не занесет.
Лошади тронули, и Жасмин весело помахала из окна дочери и зятю.
«Что ж, Джемми, думаю, наше последнее дитя наконец-то обрело покой и счастье. Наконец-то», – подумала она с усмешкой.
Проводив гостей, Отем и Габриел рука об руку вернулись в дом.
– Мы одни, – необдуманно бросила она.
– Совсем, – кивнул он, останавливаясь перед дверью ее спальни. – Я присоединюсь к вам позже, мадам.
– Но сейчас еще светло, – растерялась Отем.
– Верно, – согласился герцог и, едва она переступила порог, плотно закрыл за ней дверь.
Лили и Оран поспешили помочь Отем раздеться.
– Какая прекрасная свадьба, миледи, – радостно заметила Лили, расстегивая корсаж хозяйки.
– А платье, мадам! Великолепно! – вторила Оран, снимая с нее многочисленные юбки.
Отем нетерпеливо выступила из груды тканей.
– Осторожнее, – предупредила она. – Помните, его носили четыре невесты в нашей семье, и ему уже почти сто лет.
– В жизни не думала, что платье может храниться так долго, – покачала головой Лили, поднося госпоже тазик с душистой водой и маленькое льняное полотенце.
Оран вопросительно склонила голову.
– Чулки и туфли, мадам?
– Особенно чулки и туфли, – засмеялась Отем. Возможно, в один прекрасный день она позабавит Габриела, продефилировав по комнате в столь нескромном наряде, но, разумеется, не сегодня. Кроме того, она далеко не была уверена в том, что король не расписал своим клевретам все тонкости их любовных игр. Не стоит лишний раз напоминать жениху о ее постыдном прошлом, если он, не дай бог, прослышал о трюке с чулками и подвязками.
Она вытянула ноги, чтобы Оран легче было снять туфли и чулки, потом почистила зубы и прополоскала рот мятной водой.
Лили принесла ей шелковый пеньюар. Отем стянула сорочку, отдала Оран и накинула пеньюар.
– Что еще угодно, миледи? – спросила Лили, пока Оран подкладывала поленья в огонь.
– Можете идти, девушки. На сегодня вы свободны, – разрешила Отем. – Спокойной ночи.
– Вы уверены, миледи? – настаивала Лили, памятуя о том, что до вечера еще далеко.
– Я даю вам выходной. Велите Бекету на закате подать холодный ужин в спальню герцога.
– Да, миледи! – хором воскликнули девушки и поспешили прочь.
Отем оглядела спальню. Она всегда жила здесь во время приездов в Королевский Молверн. Когда-то ее делили сестры, а до них занимали мать и бабка. Отем нравился розовый бархатный полог над широкой дубовой кроватью и такие же шторы, свинцовые переплеты окон, выходивших на зеленый парк и холмы, тянувшиеся до горизонта. Комната была ее убежищем, и теперь Отем проведет в ней брачную ночь. Покажется ли спальня наутро такой же? Или разительно изменится?
Но тут смежная дверь в стене отворилась, и в комнату вошел герцог.
– Доброй ночи, Данвуд! – крикнул он лакею, закрывая за собой дверь.
Он уже успел переодеться в шелковый халат. Отем молча смотрела на него, нервно кусая губы, не зная, что сказать. Если не считать одного-единственного поцелуя и мимолетных ласк, между ними ничего не было. Никакой близости. Похоже, для этого никак не представлялось возможности, а потом он исчез на две недели!
– Это просто нелепо, Габриел! – воскликнула она наконец. – Мы оба не девственники и все же сконфужены, словно для нас обоих это впервые!
Габриел подошел ближе и, распахнув ее пеньюар, осторожно стянул с плеч.
– Думаю, можно начать именно с этого, – объявил он, отступая и задумчиво оглядывая ее. – Да, ты прекрасна. Ясно, почему и Людовик, и Карл желали тебя, – вздохнул он. – Неотразима.
– Никогда не смей упоминать этих имен в нашей спальне! – рассердилась она. – Вспомни, как ты клялся забыть мое прошлое! Я просто не вынесу постоянных намеков!
– Прости меня, – виновато пробормотал он, – но это так трудно. Я помню свое обещание и стараюсь как могу.
– Как мы можем любить друг друга, – заплакала Отем, – когда я чувствую, как ты боишься, что я все время сравниваю и сравнение не в твою пользу? Пойми же, я ненавидела ночи, проведенные со своими царственными любовниками! Ненавидела! И хотела, чтобы меня снова любили ради меня самой, а не из-за того, что я красива или искусна в постели! Неужели, кроме красоты, тебя ничто во мне не привлекает?
Она боялась, что нос и глаза покраснеют от рыданий, но всхлипывала все громче, не в силах остановиться.
Габриел пораженно уставился на нее. До сих пор он не подозревал, как она беззащитна, как уязвима. Отем всегда казалась такой сильной!
– Прости меня, милая, – прошептал он, прижав ее к груди. – Я не обидел бы тебя за все сокровища мира! Прости своего глупого ревнивого мужа. Я не стою тебя!
Он принялся целовать ее до тех пор, пока она с тихим вздохом не припала к нему. Поняв, что она немного успокоилась, Габриел негромко попросил:
– Ты снимешь с меня халат?
– Ты этого хочешь? Я боюсь показаться чересчур развязной, – шмыгнула она носом.
Ловкие пальчики развязали пояс, и Отем нежно провела руками по его груди. Все же странно… Она не девственница, и Габриел это знает. Она опытная женщина и не станет притворяться другой… Если она примется за дело, он вскоре начнет мурлыкать, как довольный лев, под ее уверенными прикосновениями. В конце концов, еще до любовников у нее был муж. Кто поклянется, будто это не Себастьян научил ее всему, что она умеет в постели?
Сбросив с него халат, Отем принялась целовать его грудь и торс.
Габриел застонал.
– Не останавливайся, – велел он. – Я строго запрещаю тебе останавливаться, моя колдунья.
Но Отем подняла голову.
– Простите, милорд, но я ужасно замерзла и хочу лечь, – твердо объявила она, беря его за руку и подводя к кровати.
– Согласен, мадам, – кивнул он. – В постель.
– Я никогда не ложилась так рано, разве что когда болела, – призналась Отем, укутываясь в одеяло.
– Я тоже, – отозвался он, ложась рядом и наклоняясь над ней.
– О, Габриел! – тихо вскрикнула она, когда его губы сомкнулись на нежном соске. Чуть прикусив, обведя языком, Габриел втянул его в рот и принялся посасывать. Отем тяжело задышала. Руки заметались по его спине с удивительно гладкой кожей, обтягивающей твердые как сталь мышцы.
Его язык широким взмахом прошелся по ложбинке между ее грудями.
– Ты такая сладкая, что съесть хочется, – прохрипел он, кладя ей голову на грудь. – Поверить не могу, что ты теперь моя, Отем. Я так долго любил тебя!
Она осторожно погладила его волосы.
– Но ты меня почти не знаешь, – возразила Отем.
– Я узнал о тебе все в день нашей первой встречи. Преданная, любящая, отважная. Даже двух таких качеств более чем достаточно, но все три вместе… это просто чудо! А твоя красота лишила меня разума!
– А мне ты показался надменным и злым, – призналась Отем. – Пойми, у меня на глазах погибли Бесс и бедный Смайт! От руки твоего солдата! Я ненавидела тебя и всех приверженцев Кромвеля! Я могла пристрелить тебя!
– Зато сегодня ты можешь убить меня наслаждением, – прошептал он, поднимая голову и глядя в ее лицо. – Говорят, будто разноцветные глаза – верный признак ведьмы, но я не могу в них насмотреться.
Он снова стал целовать ее, и Отем вспомнила, как когда-то гадала, что это такое – поцелуй мужчины, вызывая насмешку Себастьяна. Он тогда потребовал, чтобы она перецеловала всех остальных поклонников и убедилась наверняка, кто из них ее суженый. Она так и поступила и поняла, что они с Себастьяном предназначены друг для друга. После его смерти ничьи поцелуи не были ей так милы. Она чувствовала в них не просто страсть, а подлинную любовь. Любовь к ней.
Давно забытые чувства переполнили душу, и Отем снова расплакалась.
Ощутив влагу на своих щеках, Габриел отстранился и ошеломленно спросил:
– Что с тобой, дорогая?
– Ты любишь меня, – в голос зарыдала Отем.
– Но я и не скрывал… – растерялся он.
– Вправду любишь? – всхлипнула она.
Габриел тихо засмеялся:
– Вправду, солнышко мое. О, милая, неужели ты навсегда разуверилась в любви? Неужели считаешь, что ты так непривлекательна, сварлива и зла? Что недостойна любви? Пойми же, те два безымянных любовника, которые использовали тебя столь расчетливо, не имеют сердца, потому что у королей сердца не бывает, но, дорогая, я не король. Я всего лишь провинциальный дворянин, который обожает тебя и сделает все, чтобы ты была счастлива до конца дней, – шептал он, впивая ее слезы.
