Джанет Маклеод - Любовь с ароматом чая
– Молодец, – похвалила она мальчика. – Именно это и нужно сейчас твоей маме.
Она заставила Олив выпить.
– Мама больше не больна? – спросил Джордж с надеждой.
На глазах Олив, обведенных темными кругами, заблестели слезы.
– Нет, малыш, мама не больна. Она грустит из-за того, что здесь нет папы. Но мы развеселим ее, правда?
Джордж забрался на кровать и обхватил шею Олив руками.
– Не грусти, мамочка.
Он звонко поцеловал ее. Олив продолжала неподвижно сидеть. Кларри затаила дыхание, боясь, что ее сестра сейчас оттолкнет Джорджа. Но Олив глубоко вздохнула и крепко обняла своего маленького сына. Ее лицо исказилось гримасой страдания, когда она взглянула на Кларри.
– Ах, Кларри, как я это переживу? – прошептала Олив.
Кларри положила руку ей на плечо.
– Очень просто, день за днем.
Глава тридцать пятая
1918 год
При неустанной поддержке и одобрении Кларри Олив воспрянула духом и делала все от нее зависящее, чтобы поддерживать порядок в доме во время отсутствия Джека. Оберегая неустойчивое душевное равновесие сестры, Кларри через день ночевала в ее доме, помогая ухаживать за детьми и утешая ее, когда Олив вновь овладевали страхи.
Ввели продуктовые карточки, и жалованья Джека хватало на все меньшее количество покупок. Олив часами простаивала в очередях за продуктами, оставляя детей в чайной на попечение Кларри. Веселые и приветливые малыши были неиссякаемым источником радости для сотрудников чайной. Дети Олив легко переживали превратности своей осложнившейся жизни. Кларри очень полюбила их.
Их оживленная болтовня отвлекала от безрадостных мыслей о растущих ценах, перебоях с поставками и неутешительных новостях с фронта. Эта весна принесла с собой новое наступление германских войск во Фландрии. Англия была измучена лишениями, голодом и изнуряющей работой на заводах и в шахтах. Но отчаяние и ропот вызывала горечь потерь: у каждого кто-нибудь из родных или знакомых был убит или пропал без вести. Все носили в себе страх перед безжалостными телеграммами, сообщающими о смерти.
Олив охватывала дрожь каждый раз, когда почтальон задерживался напротив их двери, проходя по улице. Она разрывалась между желанием получить письмо от Джека и страхом узнать наихудшие вести. Однако и Джек, и Уилл переносили трудности полевой жизни со стоическим терпением и оптимизмом, в отличие от того, что переживали их близкие дома.
В чайной всегда велись острые дискуссии, несмотря на то что правительство запрещало проводить митинги и выражать недовольство сложившейся ситуацией. Люди стали открыто критиковать действия командования. Осуждение вызывало все, от отказа премьер-министра от услуг американского президента Уилсона, выразившего желание стать посредником во время мирных переговоров, до действий армейских генералов, бессмысленно жертвующих жизнями подчиненных. Вспыхивали забастовки среди рабочих, недовольных условиями на заводах. Люди бунтовали против роста цен на хлеб. Все это обсуждалось за столиками в «Чайной Герберта», несмотря на скудное меню и жидкий чай.
– Для чего все это? – задавались вопросом люди.
– Я слышал, что в Германии тоже бастуют.
– Говорят, там голодают.
Иные ворчали, оглядываясь через плечо:
– Наверное, у нас и вправду будет революция, как в России.
Лично для Кларри подобные тревоги стояли на втором месте. Она не покладая рук трудилась в чайной. Берти, поначалу плативший ей хорошую зарплату и не вмешивавшийся в ее дела, теперь под любым предлогом уменьшал ей жалованье. Помня о том, что рассказал ей Джек, Кларри подозревала, что Берти старается выжать из чайной все соки, чтобы заткнуть дыры в других местах. Они с Вэрити привыкли к расточительно-шикарному образу жизни, и теперь, несомненно, их возмущали трудности военного времени, отразившиеся даже на самых богатых людях.
Берти никогда не появлялся в чайной. Он давал указания с помощью коротких грубых писем, содержащих намеки на «прискорбные последствия» в том случае, если Кларри не уменьшит расходы. С января она получала жалованье с задержками, но утешала себя тем, что Берти слишком заинтересован в работе чайной, чтобы позволить ей пойти ко дну.
Однако в апреле он совсем перестал ей платить. Забеспокоившись, Кларри пошла к нему в офис. Это был ее первый визит к Берти, с тех пор как он унижал ее здесь после смерти Герберта. С того дня она не видела ни Берти, ни Вэрити – они отсекли ее от себя, словно пораженную гангреной часть тела. Когда в прошлом году умер отец Вэрити, Кларри написала им письмо с соболезнованиями, но ответа не получила. То, что они ее сторонились, ее полностью устраивало, только по двойняшкам Кларри скучала. У нее не было желания препираться с Берти или становиться объектом ядовитых замечаний Вэрити. Но сейчас был особый случай.
Кларри несколько раз постучала в дверь с облупившейся краской, пока не поняла, что офис заперт. Заглянув в окно, она увидела пустую комнату секретаря. Пораженная, Кларри на секунду подумала, что, возможно, ошиблась зданием, но на двери была знакомая, теперь уже позеленевшая дверная колотушка в виде дельфина, выбранная еще Гербертом.
Кларри охватила тревога. Ей не оставалось ничего иного, кроме как отправиться в Джезмонд, домой к Берти. Решив сэкономить на трамвае, Кларри пошла пешком в этот привилегированный пригородный район.
Даже эта часть города несла на себе печать лишений военного времени: на улицах было пусто, а на дверях и оконных рамах особняков потрескалась краска.
Обескураженная, Кларри увидела, что дом Берти покинут и заперт. Она постучалась к соседям, и к ней вышла словоохотливая горничная.
– Их не было с самого Рождества. Они якобы не могут найти прислугу, чтобы содержать дом в порядке. Но, скажу вам по секрету, – добавила она, подняв брови, – ходят слухи, что у них трудности.
– Трудности? – переспросила Кларри.
Женщина кивнула.
– Финансовые. Мистер Рэйн, наш дворецкий, в приятельских отношениях с их мажордомом. То есть был в приятельских отношениях, пока Стоки не съехали. В общем, мистер Рэйн говорит, что они обеднели из-за войны и теперь не могут позволить себе содержать такой штат прислуги, тем более когда есть возможность заработать больше.
– А как же клиенты мистера Стока?
Горничная пожала плечами.
– Об этом мне ничего не известно.
– Куда они переехали? – встревожено спросила Кларри.
– Куда-то за город. Как же называется это место?.. – сказала горничная, нахмурившись. – Тауэрз…
– Рокэм Тауэрз? – подсказала Кларри.
– Точно! – воскликнула горничная.
Кларри едва не застонала от разочарования. Женщина окинула ее взглядом, сочувственно кивая.
– Да, мне жаль вас огорчать, но у Стоков вы работу не получите. Вы ведь ищете работу, не правда ли?
Она вдруг смутилась, словно сочла, что сказала лишнее. Кларри взглянула на свои поношенные ботинки и залатанное пальто. За последние два года она почти всю свою одежду раздала сотрудницам, поэтому не могла винить эту женщину в том, что она приняла ее за безработную служанку, а не за управляющую чайной.
Кларри кивнула.
– Спасибо за совет.
– Рада была помочь, – дружелюбно ответила женщина, глядя ей вслед.
Вечером того же дня Кларри написала Берти письмо, в котором просила выплатить ей жалованье, и отправила его в Рокэм Тауэрз. Через три дня она получила короткий ответ, в котором сообщалось, что Берти более не в состоянии платить ей и ее сотрудницам и что он собирается выставить «Чайную Герберта» на торги.
– Он не может так поступить! – горячилась Кларри в разговоре с Лекси.
– Посмотрим, как у него это получится, – мрачно произнесла Лекси.
Она была подавлена.
– Я вообще удивляюсь тому, что мы протянули так долго. Сейчас никто в здравом рассудке не станет покупать чайную.
Лекси где-то достала бутылку самогона, и позже Кларри нашла ее пьяной и плачущей на заднем дворе. Олив, которая пришла, чтобы забрать детей, помогла отвести ее наверх и уложить в кровать.
– Что произошло? – спросила Олив. – Лекси говорила что-то о том, что Берти продает чайную. Она же принадлежит тебе.
Она ахнула, поймав горестный взгляд Кларри.
– Ведь это так, правда?
После долгого молчания Кларри покачала головой.
– Садись, Олив. Пора мне все тебе рассказать.
Кларри вкратце поведала сестре о предательстве Берти, о том, как он лишил ее всего, за исключением ее личных вещей.
– Но чайная! – изумленно воскликнула Олив. – Это же дело твоей жизни. Берти не имел права так с тобой поступить.
Она побледнела от волнения, и Кларри испугалась, как бы ее сестра опять не погрузилась в депрессию.
– Прости, что пришлось тебе это рассказать.
