Вайдекр, или темная страсть (Широкий Дол) (др. перевод) - Грегори Филиппа

Мне было так плохо, что я даже испугалась. Всю ночь и целый день меня рвало, слабило, но я чувствовала, что ребенку это не причиняет ни малейшего вреда. Мы были с ним нерасторжимы. Несмотря на предельную слабость, мне пришлось скакать к грязной лачуге этой ведьмы опять и вновь просить о помощи.

Она ничего не могла мне предложить, кроме еще одной порции лекарства. Однако, нагнувшись к самому моему уху, знахарка прошамкала, что тупой нож быстро избавит меня от плода и что она берется это сделать. Но с меня было довольно. Я подозревала, и думаю, что справедливо, что она готова продолжать свои хорошо оплачиваемые попытки, пока не уморит ребенка или меня. Я не доверяла ее грязной комнате, где она варила свои сорняки, почтительно называя их травами. И, когда я почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы иметь возможность трезво размышлять, я обратилась к другим вариантам.

Конечно, я подумала о Селии. Милая маленькая Селия, такая любящая и добрая. Я помнила ее безоговорочную поддержку в прошлый раз и ее трепетное отношение к Джулии. Мое сердце воспряло, и тень улыбки мелькнула на моем лице. Кроме того, у меня появляется еще один шанс положить моего ребенка в колыбель наследника. Если бы я могла избежать беременности, я бы так и сделала. Но уж раз он есть и обречен на существование, то пусть уж он наследует нашу землю или, по крайней мере, ее лучшую часть.

Ждать больше нечего. Забеременела я в сентябре, а сейчас уже середина октября. Нужно все рассказать Селии и затем спланировать наш отъезд и как можно скорее. Я подозвала одного из грумов и велела передать хозяину, что я устала и уезжаю домой. Он помог мне сесть в седло, и я уехала, не попрощавшись.

Но я не учла присутствия Джона. Он не ждал от меня ни прощаний, ни объяснений, но когда я оглянулась назад, то увидела, что Си Ферн стоит в стороне от толпы, а доктор смотрит на меня не ослепленным любовью взором, а трезвым взглядом врача. Я постаралась по возможности выпрямить спину и подумала опять, что нам с Селией надо поторопиться. Будет довольно сложно объяснить необходимость этого путешествия и еще сложнее его организовать. Но Вайдекр и трезвые глаза доктора Мак Эндрю небезопасны для меня.

Дождавшись наиболее удобного времени, я попросила Селию зайти ко мне после обеда, сказав, что хочу посоветоваться с ней о занавесках. Служанка накрыла чай на моем рабочем столе, и Селия улыбнулась контрасту хрупкого нарядного фарфора и массивной мебели.

— Это ведь контора, — как бы извиняясь, сказала я. — Если б работники заходили в мою гостиную, они поломали бы там всю мебель и испортили ковры.

— Я не понимаю, как ты можешь заниматься этим, — пробормотала Селия, покосившись на груду бумаг на моем столе. — Мне кажется, это так трудно и скучно.

— Мне тоже так кажется, — солгала я, — но я счастлива сделать это для нашего Гарри. Но, Селия, я позвала тебя сюда, чтобы поговорить с тобой наедине.

Ее карие глаза мгновенно посерьезнели.

— Да, конечно, Беатрис, — ответила она. — Что-нибудь случилось?

— Не со мной, — твердо выговорила я. — Я хотела поговорить о тебе. Моя дорогая, мы дома уже четыре месяца, и вот уже почти два месяца как ты делишь комнату с Гарри. Скажи, пожалуйста, не заметила ли ты каких-нибудь признаков, что ты ожидаешь ребенка?

Личико Селии вспыхнуло, как мак, и она опустила глаза.

— Нет, — проговорила она очень тихо. — Никаких признаков, Беатрис. Я ничего не понимаю.

— А ты вполне здорова? — спросила я с подчеркнутым интересом.

— Думаю, да, — жалобно произнесла она. — Гарри ничего не говорит, но я знаю, что он хочет наследника. Мама велела мне есть много соли, я так и делаю, но ничего не помогает. И что самое плохое, мы-то с тобой знаем, что я не мать Джулии. Я замужем уже полный год и до сих пор не зачала ребенка.

Мои глаза потеплели.

— Моя дорогая, — предложила я, — может быть, тебе обратиться за советом к Джону Мак Эндрю или к какому-нибудь лондонскому специалисту?

— Как я могу? — Селия даже отшатнулась. — Любой доктор сразу же поинтересуется первым ребенком, а что я могу сказать, когда Джулия в детской и Гарри уверен, что это его дитя?

— О, Селия! — воскликнула горестно я. — Это как раз то, чего я боялась. Что ты будешь теперь делать?

— Не знаю, — прошептала она и достала из кармана розового передника крохотный кружевной платочек. Она вытерла свои влажные щеки и попыталась улыбнуться мне, но ее нижняя губа дрожала, как у ребенка.

— Я молюсь и молюсь, — тихо сказала она. — Но Господь не услышал пока мои молитвы. Ужасно, что из-за меня Вайдекр перейдет к вашим кузенам. Если бы я знала, что буду такой плохой женой для Гарри, я бы ни за что не вышла за него. — Она закончила свои слова коротким рыданием и прижала платок ко рту.

— Но я так мало знаю об этом, Беатрис. А спросить у мамы я не могу. Год это еще не очень долго, правда? — с надеждой спросила она. — Может быть, еще все будет хорошо?

— Нет, — сказала я, с удовольствием разбивая ее надежды. — Я слышала, что большинство женщин именно в первый год брака наиболее плодовиты. Похоже, что тебе вообще не удастся зачать ребенка.

Я подождала, пока утихнет новый порыв ее скорби, и подала луч надежды.

— Может быть, мне надо опять забеременеть? Мы могли бы уехать, и ты привезла бы этого ребенка как своего.

— Нет, — сказала она твердо. — Нет, это невозможно. Это очень трудно устроить.

— Это уже детали, — я говорила, еле сдерживая нетерпение. — Я сама этим займусь. Разве не будет для тебя облегчением привезти ребенка в Вайдекр? А если это будет мальчик, то ты принесешь в дом наследника для Гарри.

Она с сомнением взглянула на меня, и я почувствовала проблеск надежды.

— Ты говоришь серьезно, Беатрис? — спросила она.

— Я едва ли расположена шутить, когда твоя жизнь и твой брак в такой опасности, — я говорила, нагнетая своими словами отчаяние. — Я вижу, как ты несчастна, я вижу, как Гарри встревожен. Я вижу, что Вайдекр может ускользнуть из нашей семьи и перейти к дальним родственникам. Конечно, я серьезна.

Селия поднялась со стула и подошла ко мне сзади, легко положила мне на плечо руку и прижалась ко мне влажной щекой.

— Как ты добра, — сказала она с благодарностью. — Как это великодушно с твоей стороны и как это похоже на тебя!

— Да, я очень добра, — ответила я. — Мы так и сделаем?

— Нет, — ответила она грустно и мягко. — Мы не должны так поступать.

Я обернулась и взглянула на нее. Ее лицо было грустным, но спокойным.

— Я не смогу этого, Беатрис, — просто сказала она. — Ты забыла, что в таком случае мне придется лгать Гарри. Я должна буду ввести в его дом дитя другого человека, это ужасный обман это все равно, что неверность. Я не смогу так сделать, Беатрис.

— Но ты же сделала это раньше, — жестко сказала я.

Селия вздрогнула, как будто я ударила ее.

— Я помню об этом, — просто сказала она. — В моем страхе и в сочувствии тебе я совершила страшный грех против моего мужа, которого я сейчас люблю больше всех людей на земле. Я не должна была так поступать, и иногда я думаю, что мое наказание не только жить в сознании этого греха, но и жить в бесплодии. Я стараюсь искупить его не только любовью к Джулии, как к своему собственному драгоценному ребенку, но и преданностью Гарри. И я больше никогда не совершу ничего такого, несмотря ни на какие соблазны.

Она глубоко вздохнула и вытерла щеки своим крохотным комочком кружев.

— Ты так великодушна, так добра, предлагая это, Беатрис, — сказала она с благодарностью. — Это так похоже на тебя, — совсем не думать о себе. Но твое великодушие сейчас неуместно. Это только ввело бы меня в новый грех.

Я попыталась кивнуть и улыбнуться, но мое лицо застыло. Меня охватил приступ паники и страха. Вдруг меня заставят признаться во всем? Что со мной сделают? Вышлют ли меня в позоре из моего дома? Сошлют ли в какой-нибудь дождливый торговый городишко с фальшивым обручальным кольцом на пальце? Придется ли мне просыпаться по утрам не от пения птиц, а от скрипа телег? Солнце, которое светит на наши поля, никогда больше не согреет меня. Я никогда больше не напьюсь сладкой воды нашей Фенни. Это будет конец для меня.