Бертрис Смолл - Околдованная
– Это моя сестра Отем, – прошептал Чарли.
– Да! Ее именно так звали! Отем Лесли! – воскликнул герцог, но, тут же став серьезным, умоляюще посмотрел на него: – Милорд, заклинаю вас простить меня. Знаю, что моя скорбь и угрызения совести не вернут вашу жену, но если бы я мог повернуть время вспять и пожертвовать собой ради нее, поверьте, ни на секунду бы не задумался.
Его красивое лицо и в самом деле исказилось печалью. Из глаз хлынули слезы. Он бросился на колени перед Чарлзом и униженно склонил голову.
Герцог Ланди считал, что его душевная боль постепенно ослабла, но теперь, глядя на человека, пусть и невольно, но все же виновного в смерти Бесс, понял, что это не совсем так.
Он взглянул на Габриела и вздохнул.
Будь проклят Кромвель и его круглоголовые…
Любимое ругательство сестры мгновенно пришло на ум. Но при чем тут Бейнбридж?
Герцог снова вздохнул.
Бесс ушла, и ничто не сможет ее вернуть. Человек, стоявший перед ним на коленях, не отвечает за Оливера Кромвеля и его приспешников. Не виноват в двух гражданских войнах и годах правления протектората. Не замешан в убийстве Карла I. Он помогал Стюартам как мог, рискуя своей жизнью в опасной игре. Если бы его поймали, наверняка повесили бы или обезглавили. Однако он не только выжил, но и помог обличить тех, кто мешал законному монарху вернуться на трон. Чарли знал, что сказала бы и сделала Бесс в этом случае. Она была женщиной разумной, любящей и добросердечной.
– Я прощаю вас, Габриел Бейнбридж, – спокойно выговорил Чарли, помогая герцогу подняться. – А теперь, сэр, пожмем друг другу руки.
– Спасибо, милорд! – воскликнул собеседник, горячо сжимая ладонь Чарли. Взгляды их встретились. – Благодарю вас, сэр, – повторил Габриел, глядя в честные глаза Чарли.
– Скажите, а во время встреч с Отем вы тоже так выглядели? – осведомился Чарли.
– Нет. Мои волосы были подстрижены по моде круглоголовых, да и одевался я совсем просто и только в черное. Говорили, что я произвожу поистине устрашающее впечатление.
– В таком случае вряд ли моей сестре стоит знать об этом. Неизвестно, как поступит Отем, узнав, что вы не только захватили Гринвуд, но еще и действовали под именем Саймона Бейтса. Боюсь, тогда никому жизни не будет. Но теперь я должен поговорить с моим кузеном. Заверим его, что между нами нет вражды. Я знаю, насколько тяжело пришлось таким, как вы, но король страдал куда сильнее, чем любой из вас. Я не стану его расстраивать.
– Согласен, – кивнул герцог Гарвуд, – и относительно вашей сестры тоже. Еще тогда нрав у нее был горячий. Вряд ли с тех пор она изменилась.
– Уж это точно, – рассмеялся Чарлз. – По-моему, она стала еще вспыльчивее. Лучше сделать вид, что вы незнакомы. Вряд ли она когда-нибудь узнает о вашем прошлом.
– Значит, все улажено? – обрадовался король.
– Да, ваше величество, – заверил Чарли.
– Превосходно! Привози свою сестру, кузен, и представь мне. Я окажу ей самый сердечный прием.
Глаза короля хищно блеснули.
«Господи, что я наделал? Во что впутался сам и впутал Отем?» – с ужасом подумал Чарли, но тут же вспомнил, что сестре уже почти двадцать девять. Опытная женщина, уже имевшая мужа и любовника. Она сама о себе позаботится. Пусть поступает как хочет.
Глава 17
Уайтхолл был любимым дворцом короля. Первоначально здесь располагалась резиденция архиепископа Йоркского – ничем не примечательное старое двухэтажное здание, расположенное вблизи Вестминстера. Но вскоре архиепископ Генриха VIII, Томас Уолси, перестроил дом, превратив его в великолепный, роскошно обставленный дворец, предмет зависти самого короля. Уолси, получивший кардинальскую шапку, позже, однако, вызвал гнев короля, не сумев ускорить развод его величества с первой женой, Екатериной Арагонской. Несколькими годами раньше сгорел Вестминстерский дворец, и Уолси, в отчаянной попытке спасти себя и свою должность, предложил королю Йоркский дворец, который немедленно переименовали в Уайтхолл.
Дворец Уолси находился между Темзой и улицей, выходившей на Чаринг-Кросс, а оттуда уже и на Вестминстер. Генриху VIII требовалось более просторное помещение, а следовательно, и больший участок земли, но даже он не мог перекрыть столь оживленную улицу. Тем не менее король приобрел двадцать четыре акра по другую от дворца сторону дороги, разрушил строения, стоявшие на купленной территории, и начал строительство. В конце концов дворец превратился в лабиринт соединительных галерей, залов и дворов, но, несмотря на всю эту архитектурную мешанину, сохранил красоту интерьеров. К тому же легионы слуг помогали поддерживать порядок в бесчисленных помещениях.
Несмотря на неудобства жизни в поделенном на две половины дворце, королю были предоставлены все возможные изыски того времени: ристалище, теннисные корты, арена для петушиных боев, бальный зал и отдельный участок для игры в шары. Во дворец вело три входа. Первый, со стороны реки, с башнями по обе стороны, Уайтхолл-гейт, преграждал путь людям, пытавшимся забрести в Грейт-Корт, главный двор. Кинг-стрит-гейт и Холбейн-гейт были прорублены со стороны улиц, чтобы дать придворным доступ в парковую часть Уайтхолла. Ворота Кинг-стрит-гейт находились в юго-западном конце дворца и выходили на Кинг-стрит. Ворота Холбейн-гейт помещались как раз напротив королевского банкетного зала.
Незадолго до своей смерти Карл I велел Джону Уэббу, зятю прославленного Иниго Джонса, составить планы перестройки Уайтхолла, но проект так и не был осуществлен: короля казнили, а у его сына не было денег, хотя он беспечно тратил взятое взаймы золото на обстановку неудачно выстроенного дворца. Все же изящество обстановки с лихвой восполняло внешнее уродство. Король и в самом деле ничего не жалел на резьбу по камню, позолоченную лепнину, расписные потолки, шедевры скульптуры и живописи, великолепные гобелены и изящную мебель.
Карету Отем пропустили в Грейт-Корт. Брат спрыгнул на землю и помог ей спуститься. Она нервно расправила юбки и, откинув капюшон, пригладила волосы.
– Как я выгляжу? – пробормотала она.
– Еще прелестнее, чем когда выезжала из дома, – усмехнулся брат. – Ради бога, Отем, он всего лишь мужчина.
– Короли не просто мужчины, – возразила она. – Их власть безгранична. Именно обладание властью отличает их от людей, подобных мне и тебе.
– Я по привычке все еще смотрю на тебя как на младшую сестру, – медленно выговорил он, качая рыжеватой головой. – Но ты очень умна, Отем, возможно, даже чересчур.
– Я была близка с одним королем, – напомнила она.
– А теперь узнаешь другого. Но берегись, этот монарх тоже обожает хорошеньких женщин и ни перед чем не остановится, лишь бы добиться своего. Не поддавайся его чарам, а нужно сознаться, обаяние кузена безгранично.
– О Людовике можно сказать то же самое, – заметила Отем. – Но я уже не та невинность, какой была, когда Людовик впервые затащил меня в постель.
– Но не ожидаешь же ты… – начал Чарли, немало озадаченный, не в силах поверить, что та осмелится.
– Король имеет любовницу, которую обожает, но пока ее место остается незанятым, – с едва заметной улыбкой ответила Отем.
– Какую проказу ты затеяла на этот раз? – не выдержал брат.
– Что плохого, если легкий флирт поможет нам вернуть Гринвуд? – рассмеялась Отем.
– И не думай! – завопил он. – Я немедленно возвращаюсь в Линмут-Хаус! Ни одна женщина, равная тебе красотой, не может добиться своей цели, слегка флиртуя с королем! Мой кузен – один из самых чувственных мужчин, которых я когда-либо знал! Привлечь его внимание – все равно что схватить тигра за хвост!
– Как интересно! – Отем лукаво блеснула глазами. – Я как раз не прочь немного поразвлечься.
Герцог Ланди побагровел и не нашелся что ответить. Больше всего его пугало то, что он никак не мог понять, шутит она или нет. До него внезапно дошло, что он хорошо знал девочку Отем, но совсем не знает женщину, в которую она превратилась.
Видя, как он взволнован, Отем пожалела брата. Взяв его за руку, прошептала:
– О, Чарли, я не хотела тебя расстроить.
Чарли мгновенно обрел голос.
– Сейчас мы поднимемся в мои апартаменты, где ты снимешь плащ и приведешь в порядок волосы, – объявил он уже спокойнее. Он еще вчера подумал, что сестра совсем взрослая и разительно отличается от Индии и Фортейн. Он не может диктовать ей, что делать.
Чарли повел ее по лабиринту коридоров, пока наконец не остановился перед небольшой дверью.
Камердинер поспешно взял у Отем плащ и перчатки и подвел ее к тазику с надушенной водой. Отем наскоро вымыла лицо и руки и ущипнула себя за щеки, чтобы вернуть им румянец. Она не пудрила лицо рисовой пудрой, не употребляла свинцовых белил или румян. Волосы, как всегда, были забраны в аккуратный узел. Только несколько кокетливых локончиков свисали на уши.
– Я готова, – объявила она наконец.
