Время моей Жизни - Ахерн Сесилия
— Да, я понимаю.
Мне вдруг стало погано, мне стало мерзко и неловко.
— Может, ты выпьешь с Доном? Возьмешь и выпьешь… сегодня? Вечером? А?
Он грустно на меня поглядел и покачал головой.
— Нет, это не самая лучшая мысль.
— Ну почему?
— После вчерашнего — не лучшая, Люси.
— А что такого? Ты просто не выпил с ним пива, подумаешь, беда.
— Но он все понял. Ты выбрала Блейка, он об этом знает. Дело не в выпивке. Он знает, что случилось: ты сделала выбор.
— Я не рассматривала это так.
Жизнь пожал плечами:
— Он так это воспринял.
— Ну, какая разница. Вы же все равно остаетесь друзьями.
— Думаешь? А с чего, собственно, ему со мной вожжаться, если ему нужна ты? Вот Блейк хочет тебя, на твою жизнь ему плевать. А Дон… Дон, как ни странно, интересуется твоей жизнью, и твоя Жизнь интересуется им. Забавно, верно?
— Да. — Я слабо усмехнулась. — Я пойду. Поздравляю тебя и очень за тебя рада на самом деле. — Мне не удалось скрыть грусть в голосе.
И я ушла.
По дороге купила баночку кошачьих консервов и «Фермерский пирог» в упаковке для микроволновки. Выйдя из лифта, я остановилась как вкопанная, а потом инстинктивно сделала шаг назад. У дверей моей студии стояла мама, прислонясь к стене, и похоже, она уже давно ждет меня здесь. Но в ту же секунду я осознала — случилось что-то очень плохое — и бросилась к ней.
— Мама! — Она посмотрела на меня, и лицо ее страдальчески искривилось. — Мамочка, что случилось?
Она всхлипнула и шагнула ко мне. Я обняла ее и нежно погладила по спине, а она тихонько расплакалась.
— Что-то с отцом, да?
Она расплакалась еще горше.
— Он умер, умер?!
— Умер? — Она перестала плакать и в ужасе взглянула на меня. — Кто тебе сказал?
— Сказал? Никто мне ничего не говорил. Но ты плачешь, а я никогда не видела, чтобы ты плакала.
— Ох нет, он жив.
Мама достала крошечный носовой платок и снова заплакала.
— Но все кончено. Между нами все кончено.
Глубоко потрясенная, я одной рукой обнимала ее, а другой торопливо открыла дверь в квартиру. Мы вошли, и я невольно порадовалась, что ковер чист и я ввинтила лампочку в ванной. Мистер Пэн, услышав наши голоса еще на лестничной клетке, как безумный вертелся под ногами, всячески выражая свое одобрение, что я наконец вернулась. Дома попахивало, и я поспешила открыть окно.
— Он совершенно невыносим, — рыдала мама. Только сейчас я заметила, что у нее с собой внушительных размеров сумка.
Она прошла к кухонной стойке, села на высокий табурет и уронила лицо в ладони. Мистер Пэн вспрыгнул на спинку дивана, оттуда на стойку и осторожно приблизился к ней. Она машинально протянула руку и стала его гладить.
— Так ваш брак развалился? — Я с трудом подбирала слова, не очень понимая, как разговаривать с той незнакомкой, что поселилась в теле моей мамы.
— Нет-нет, — она отрицательно махнула головой, — развалилась наша свадьба.
— А брак сохраняется?
— Конечно. — Она широко раскрыла глаза, удивляясь, что я вообще об этом спрашиваю.
— То есть, если я все правильно уловила, он настолько невыносим, что ты не будешь обновлять свои брачные обеты, но по-прежнему остаешься его женой?
— Один раз я могла выйти замуж за этого человека — но второй ни за что! — убежденно заявила она и снова уронила голову на руки. Потом вдруг вскинулась и сказала: — Люси, у тебя есть кот.
— Да. Мистер Пэн.
— Мистер Пэн, — улыбнулась она. — Привет, красавец. — Мистер Пэн блаженствовал, оттого что она гладила его за ухом. — И давно он у тебя?
— Два года.
— Два года? Почему же ты ни разу нам о нем не сказала?
Я пожала плечами, потерла глаза и промямлила:
— Как-то к слову не пришлось.
— О, милая, давай-ка я тебе чаю приготовлю. — Мама вдруг увидела, что я без сил.
— Нет, мам, ты посиди спокойно, а чаю я сама сделаю. Правда, перебирайся на диван, там тебе будет удобнее.
Она наконец осмотрелась, заметив и здоровенный диван, и крошечные размеры студии. Я настороженно замерла, но мама широко улыбнулась.
— Как у тебя уютно. Ты абсолютно права. А мы с твоим отцом мотаемся по своему огромному дому, как два безмозглых идиота.
— Спасибо.
Я поставила чайник, а у нее в сумке зазвонил мобильный. Она сбросила звонок и сердито пояснила:
— Это он. Звонит беспрерывно.
— Он что, не знает, где ты? — Происходящее уже порядком меня забавляло, но я старалась не подавать виду.
— Нет, и не вздумай ему об этом сказать.
Она подошла к окну, обдумывая, как пробраться на диван. Обнаружила, что он упирается в подоконник, и двинулась обратно в поисках обходного пути.
— Мам, скажи, ради бога, что все-таки случилось?
Другой стороной диван примыкал к кухонной стойке. И она поступила так, как любой нормальный человек: перемахнула через спинку.
— Я вышла замуж за самовлюбленное животное, вот что случилось. Ты можешь смеяться, я знаю, ты думаешь, что мы с ним две старые калоши, но видишь, и старые калоши еще скрипят, выясняя отношения.
Мама удобно устроилась на диване, сбросила свои модные туфли-лодочки и поджала коленки к подбородку.
— У нас молока нету, — виновато сообщила я. Мама-то ведь обычно подает мне чай на серебряном подносе, в тонкой фарфоровой чашке, а у меня все не так, и даже молока нет.
— Ну и отлично. Я без молока попью.
Я разлила черный чай в кружки и тоже примостилась на диване, на коротенькой стороне буквы Г. А ноги водрузила на кофейный столик. Прежде мы никогда в жизни с ней так не сидели.
— И все же, что у вас произошло?
Мама вздохнула и отпила глоточек из своей кружки.
— Ничего конкретного, просто много всего накопилось, а его поведение с тобой стало последней каплей. Как он посмел так разговаривать с дочерью, уму непостижимо. Как он посмел так обращаться с твоим другом! Я ему все это и высказала, дорогая.
— Мам, но он всегда так со мной разговаривает.
— Нет, не так. Не так. — Она пристально посмотрела мне в глаза. — До тех пор, пока он вел себя в своем обычном духе, просто как эгоистичный негодяй, — у меня отвисла челюсть, — я еще могла это терпеть. Но то, что было в последний раз, — это уж слишком, знаешь ли. А все эта проклятая свадьба. Я хотела устроить ее, чтобы мы как-то сблизились, чтобы он хоть немножко задумался — а как мы прожили вместе тридцать пять лет. Надеялась, что он поможет мне сделать веселый праздник, поучаствует в приготовлениях. А вместо этого всё грозит обернуться шумным торжеством с фанфарами, куда к тому же он намерен позвать кучу людей, которые мне, по правде сказать, совсем не нравятся.
Я была ошарашена. Одно открытие за другим. В первую очередь меня, конечно, поразило, что она самом деле думает. Понятно, что за тридцать пять лет брака между ними всякое бывало и не весь их путь был усеян розами, но таких соображений от нее я никак не ожидала.
— А его мамаша? — Она поджала губы в неодобрительной гримасе, очень смешно изобразив бабушку. — Эта дама сейчас еще менее приятна, чем была в день нашей с Сэмюэлем свадьбы. И ее бесконечные мелочные придирки, которые я в гробу видала, черт подери.
Мамаша? Черт подери?
— Надменная дура, она грубит тебе без остановки, а ты всегда так замечательно отшучиваешься. Люси, — она потянулась ко мне и легонько хлопнула меня по коленке, — как ты ей сказала, что она не кормила его грудью! Я думала, у нее вставная челюсть выскочит от возмущения! — Она помолчала и сказала уже серьезно: — После свадьбы, той, первой, я дала себе слово, что никогда никаких юбилеев своего замужества отмечать не стану. Она тогда умудрилась влезть буквально в каждую мелочь — впрочем, как и моя мать, — но эта свадьба, она ведь должна быть устроена, как мне хочется. Именно мне. Чтобы у меня и у вас остались о ней приятные воспоминания.
Мама нежно на меня поглядела и взяла за руку.
— Ты моя чудесная девочка. Прости, что я все это на тебя обрушила.