Шелк аравийской ночи - Фосселер Николь
Уже совсем стемнело, и Ральф больше не смог отыскать ни одного камня. Он спрятал лицо в ладони и заплакал.
На следующее утро они не успели проехать и нескольких миль, как очередная группа воинов навязала им защиту в пути за деньги и пригласила на трапезу, что затянулась на целый день.
А Майя тем временем шла по террасе на крыше женской половины дворца в Ижаре. Стены в человеческий рост скрывали вид с холма. Пальмы, огромные олеандры и заросли жасмина в глазурованных глиняных горшках отбрасывали тень на гладкий камень, свою надежную опору. Ветер с гор услужливо шевелил листву, принося прохладу.
Майя сразу пошла к скамейке в особенно тенистом уголке террасы и села на прямоугольную каменную плиту, а опахала пальм и цветущие ветви укрыли ее от яркого солнца. Она выскользнула из тонких кожаных тапочек, поставила босые ноги на гладкий камень и обхватила руками колени. Рассеянно провела рукой по шелковому на ощупь одеянию, сотканному из тонкого хлопка с богатой вышивкой, блистающей роскошным красным цветом. Это был ее четвертый день в Ижаре, но день прибытия, столь богатый новыми впечатлениями, все еще стоял у Майи в памяти.
Вопреки ее страхам и ожиданиям обитательницы дворца встретили их с Джамилой дружелюбно. Там было много женщин, куда больше дюжины: средних лет, помоложе, совсем молодые, и с ними дети – старшему было около двенадцати, а младший только начинал ходить. Чтобы малыш не потерялся в суматохе, одна из женщин – возможно, мать? – быстро взяла его на руки, и он смотрел оттуда на Майю огромными глазами, засунув в рот три пухлых пальчика. С первого взгляда было нелегко различить, все ли женщины относятся к семье султана или среди них есть служанки: здесь все носили похожие покрывала и платки, красного, оранжевого и желтого оттенков – очевидно, это были цвета Ижара, яркий контраст зелени полей и деревьев. Майе не удалось определить положение женщин и по украшениям, что сверкали из небольших вырезов с украшенными каймой разрезами и были очень похожи: серьги и браслеты, чеканные бусы, золотые и серебряные. За приветственными возгласами последовали насмешки над мужским костюмом Майи, арабки сразу начали его сдергивать, чтобы избавить гостью от неудобства. Джамила заметила, что Майе неприятно, когда ее касаются чужие руки, быстро прошла между ними и повелительным тоном потребовала воду и несколько других предметов, Майя не смогла перевести их названий. Похоже, женщинам понравилось участие Джамилы, и некоторые бросились выполнять приказания, пока другие отвели Майю с Джамилой в просторную комнату, их пристанище на ближайшие дни. С одной стороны стояло накрытое прохладным льняным покрывалом ложе, с другой – простой обернутый хлопком тюфяк. Никакой роскоши, но и не темница. Несколько женщин притащили большую бадью с водой. Две другие принесли плетеную корзину с глиняными и стеклянными бутылочками, горшочками и кастрюльками, стопку больших платков и какой-то красный сверток, на котором покоилась пара изящных остроконечных домашних туфель, третья – большой кувшин для воды, а потом Джамила опять их всех выпроводила, недвусмысленно сильно захлопнув дверь.
Майя немного стеснялась полностью раздеться при Джамиле. Но ведь Джамила мужественно показала свое обезображенное лицо, подумала Майя, глубоко вздохнула, как Джамила на пруду, и выскользнула из рубахи и кальсон. Дружелюбно пробормотав что-то невнятное, Джамила засучила рукава и принялась выскребать и размешивать золотисто-коричневую, похожую на резину пасту, прижала большой, сплющенный кусок к ноге Майи и тут же резко оторвала. Майя тихо вскрикнула от испуга и боли, Джамила же удовлетворенно зацокала языком, рассматривая прилипшие к пахнущей карамелью резине волоски.
– А обязательно… – отважилась на робкий протест Майя, но Джамила с упорным молчанием провела процедуру на обеих ногах, руках, под мышками и наконец, к стыду и ужасу Майи, между бедрами. Но когда Джамила отправила ее в бадью и уже собралась приняться за дело, вооружившись чем-то вроде мыльного порошка, Майя окончательно взбунтовалась. Уж помыться-то она вполне может сама! Но было приятно, когда служанка поливала ее небольшой струйкой чистой воды. И когда Джамила мыла и расчесывала ей волосы и, вытерев ее полотенцем, втирала что-то в кожу, намазывала ее кремом и маслом, что-то бодро и весело напевая, словно сама получала огромное удовольствие. Пахло все восхитительно: розами и жасмином, ладаном, корицей и какими-то незнакомыми цветами. Одеяние по щиколотку с широкими рукавами нежно ласкало кожу, и Джамила дополнила его широкой, почти прозрачной шалью, искусно задрапировав плечи Майи, покрыла ей голову и показала, как закрепить конец с помощью петли и крючочка, чтобы закрыть нижнюю часть лица.
За ними зашла Саадия, женщина, встречавшая их во внутреннем дворе, и они снова собрались со всеми в большой, устланной коврами комнате – обитательницы дворца сели в круг на ярких обтянутых хлопком подушках, открыв лица. Гостей пригласили присоединиться словом и жестом, и Майя с Джамилой сели, взяв яркие стаканы со сладким чаем со вкусом фруктов и корицы и ароматом розы. По кругу пошли тарелки и блюда: рис с разноцветными овощами, горячий и острый, и хрустящие жареные кусочки куриного мяса с горячей красной пастой. Джамила то ли почувствовала себя увереннее в присутствии Майи, то ли просто привыкла: она невозмутимо сняла платок с обезображенного лица, словно не заметив воцарившегося ненадолго молчания и изумленных, испуганных взглядов женщин, но Майю это задело до глубины души. Пока они ели, беря еду лишь правой рукой, Майю осаждали бесчисленными вопросами. Откуда она приехала, сколько прожила в Адене, чего там нового, есть ли у нее муж и дети? Как она вообще приехала сюда из такой дали? Как там, у нее на родине, какую женщины носят одежду, что едят и пьют, большая ли у Майи семья? Майя изо всех сил пыталась правильно выстраивать речь и свои ответы, и отовсюду послышались громкие возгласы воодушевления, когда женщины поняли, что Джамила не переводчица, а Майя вполне неплохо понимает арабский. Если ей не хватало слов, она прибегала к мимике и жестам, а на извинения за плохое знание языка слушательницы ответили одобрительным цоканьем и жестами. Младшие дети разглядывали Майю с нескрываемым любопытством, но вскоре оно угасло. Они самоуверенно бродили среди женщин, получая отовсюду объятья, поцелуи и сладости, или проводили время с товарищами по играм, а порой возникали маленькие споры, и дети тянули друг друга за волосы или с пронзительным визгом вылетали из комнаты, а некоторые, широко зевая и глядя в одну точку, уже почти засыпали от усталости и крепко держались за плечо матери, прежде чем та брала их на руки, раскачивала и прижимала к груди окончательно спящих.
Майя постепенно тоже отважилась задавать вопросы – кто из них принадлежал султану и кем женщины приходились друг другу. Сквозь смех по комнате пролетели чужеземные имена: Адиба, Мунаввар, Зайнаб, Дурра, и родственные связи, еще более сложные… Супруга, супруга второго сына, кузина супруги первого сына, сестра кузины супруги первого сына – в итоге Майя со смехом сдалась. Она поняла одно: в этом доме, по сути, нет господ и слуг, только большая семья, где каждая обитательница занимает определенное место и выполняет свои обязанности.
Ее догадка подтвердилась и в следующие дни. Ни одна из женщин не сидела без дела. На кухне с выходящим наружу дымоходом нужно было готовить много еды. Простые комнаты, обставленные немногим лучше, чем та, что делили Майя с Джамилой, нужно было подметать и держать в чистоте. Белье стиралось у колодца в маленьком внутреннем дворе, обнесенном стеной женской половины дворца, и сушилось на натянутых там веревках. Висела там и одежда Майи: английское нижнее белье и мужской костюм аль-Шахинов. Потом все аккуратно сложили в простой сундук в ее комнате. Еще нужно было готовить и смешивать мази и настойки, шить, латать и вышивать одежду. Несложная работа поручалась и многочисленным детям, когда они не играли друг с другом, не слушали истории, не читали стихи и не пели народные песни.