Николас Спаркс - Дальняя дорога
– Я был еще не готов. Я боялся, что будет слишком больно. И потом, одной картины не хватало.
– Нет, – говорит Рут и поворачивается к окну, в профиль. – Ее просто еще не привезли. Только на следующей неделе…
Несколько секунд она молчит, и я понимаю, что Рут думает не о письме. И не обо мне. Она думает про стук в дверь. Он раздался неделю спустя, и на пороге я обнаружил незнакомую женщину. Рут печально опускает плечи, и в голосе жены я слышу сожаление.
– Жаль, что мы разминулись, – говорит она, словно обращаясь к самой себе. – Я бы охотно с ней побеседовала. У меня столько вопросов…
Последние слова полны глубокой грусти, и, несмотря на свое состояние, боль нахлынула неожиданно для меня.
Гостья была высокой и привлекательной на вид. Морщинки вокруг глаз намекали, что она много времени проводит на солнце. Светлые волосы, стянутые в небрежный хвост, вылинявшие джинсы и простая блузка с короткими рукавами… Но кольцо на пальце и «БМВ», припаркованный на обочине, говорили о безбедном существовании, совершенно не похожем на мое. Под мышкой женщина держала сверток в простой коричневой бумаге, знакомого размера и формы.
– Мистер Левинсон? – уточнила она.
Я кивнул, и женщина улыбнулась.
– Меня зовут Андреа Локерби. Вы меня не знаете, но ваша жена, Рут, когда-то учила моего мужа. Это было давно, и вы, наверное, уже не помните, но его звали Дэниэл Маккаллум. У вас найдется пара минут?
От удивления я даже не сразу смог подобрать слова. Знакомое имя непрерывно звучало в голове. Я в недоумении отступил в сторонку, чтобы впустить гостью, и провел ее в гостиную. Я сел в кресло, Андреа устроилась напротив, на кушетке.
До тех пор я не знал, что сказать. Услышать имя Дэниэла спустя почти сорок лет, после смерти Рут, было для меня сильнейшим шоком.
Женщина прокашлялась.
– Я приехала, чтобы выразить свои соболезнования. Я знаю, что ваша жена недавно скончалась. Это большая потеря.
Я моргнул, пытаясь подобрать слова, которые смогли бы выразить поток чувств и воспоминаний, который грозил меня захлестнуть. «Где Дэниэл? – хотелось мне спросить. – Почему он исчез? Почему не пытался связаться с Рут?» Но я ничего не смог сказать. Лишь хрипло повторил:
– Дэниэл Маккаллум?
Андрея отложила сверток в сторону и кивнула.
– Он несколько раз упоминал, что частенько приходил к вам в гости. Ваша жена с ним занималась.
– И… он ваш муж?
Она на мгновение отвела взгляд, прежде чем вновь посмотреть на меня.
– Я второй раз замужем. Дэниэл умер шестнадцать лет назад.
При этих словах я почувствовал, как внутри все начало неметь. Я попытался подсчитать, сколько ему было лет, но не смог. Одно лишь я знал наверняка: он был очень молод. Как нелепо… Наверное, Андреа поняла, о чем я думаю. Она продолжала:
– Он умер от аневризмы. Все произошло внезапно – никаких симптомов и признаков. Обширное кровоизлияние. Врачи ничего не успели сделать.
Онемение распространялось, пока не охватило меня целиком.
– Мне очень жаль, – сказал я, и сам понял, как это неуместно звучит.
– Спасибо. – Андреа кивнула. – И я тоже сожалею о вашей утрате.
Молчание тяжелой пеленой окутало нас обоих. Наконец я протянул ей руку.
– Чем я могу помочь вам, миссис…
– Локерби, – напомнила она, потянувшись за свертком. – Я привезла одну вещь… она лежала годами на чердаке у моих родителей, а когда несколько месяцев назад они наконец продали дом, я нашла ее в одной из коробок. Дэниэл дорожил этим рисунком, и я решила, что нельзя просто взять и выбросить его.
– Рисунок? – переспросил я.
– Он однажды сказал, что очень гордится им.
Я не сразу понял, что она имеет в виду.
– Вы говорите, что Дэниэл что-то нарисовал?
Андреа кивнула.
– Да, в Теннесси, пока жил в приюте. Ему помог один художник, который там работал с детьми.
– Пожалуйста, подождите, – сказал я, вскинув руку. – Я ничего не понимаю. Начните с самого начала. Моя жена всю жизнь гадала, что сталось с Дэниэлом!
Она помедлила.
– Вряд ли я смогу рассказать многое… Мы познакомились, только когда учились в колледже, и он мало говорил о своем прошлом. Столько лет прошло…
Я молчал, ожидая продолжения. Андреа, казалось, подбирала нужные слова, теребя ниточку на блузке.
– Я знаю лишь то немногое, что он рассказывал, – произнесла она. – Дэниэл говорил, что его родители умерли и он жил где-то в этих местах в семье своего сводного брата, но в конце концов они потеряли ферму и переехали в Ноксвилл, в Теннесси. Какое-то время они жили в трейлере, а потом брата за что-то арестовали, и Дэниэл оказался в приюте. Он неплохо закончил школу и получил стипендию на обучение в Теннессийском университете. Мы начали встречаться на последнем курсе – мы оба учились на факультете международных отношений. Через несколько месяцев после выпуска, прежде чем вступить в Корпус мира, мы поженились. Вот и все, что я знаю. Я уже сказала, Дэниэл редко вспоминал детство – похоже, ему жилось нелегко, и, наверное, он не хотел лишний раз ворошить прошлое.
Я попытался вообразить себе жизненный путь Дэниэла.
– Каким он был?
– Дэниэл? Он был… невероятно умным и добрым, но очень настойчивым. Впрочем, он ни на кого не сердился. Просто, похоже, Дэниэл уже повидал в жизни самое худшее и очень хотел, чтобы это не повторилось. Он обладал несомненной харизмой – людей так и тянуло к нему. Мы провели два года в Камбодже, в составе Корпуса мира, затем его пригласили в «Общий путь»[9], а я работала в клинике для бедных. Мы купили маленький домик и собирались завести детей, но примерно через год поняли, что городская жизнь не для нас. Тогда мы продали имущество и устроились работать в организацию по правам человека, в Найроби. Мы прожили там семь лет, и Дэниэл был счастлив как никогда, как будто наконец обрел истинный смысл жизни. Он разъезжал по десяткам стран и занимался различными проектами. Он верил, что меняет мир к лучшему…
Женщина посмотрела в окно и ненадолго замолчала. Когда она заговорила вновь, в ее голосе звучали удивление и грусть.
– Он был… такой умный и любознательный. Очень много читал. Несмотря на молодость, Дэниэл вполне мог стать исполнительным директором организации и наверняка бы справился. Он умер в тридцать четыре года… – Андреа покачала головой. – После этого Африка стала для меня чужой, и я вернулась на родину.
Я тщетно пытался сопоставить образ взрослого Дэниэла с оборванным деревенским мальчиком, который учил уроки, сидя у нас за кухонным столом. Но в душе я знал, что Рут гордилась бы тем, каким он стал.
– Значит, вы снова вышли замуж?
– Двенадцать лет тому назад. – Она улыбнулась. – У нас двое детей. Точнее, это мои пасынки. Мой муж – хирург-ортопед. Я живу в Нэшвилле.
– И вы проделали такой путь, чтобы отдать мне картину?
– Мои родители переехали в Миртл-Бич – мы как раз собирались их навестить. Мой муж ждет в кофейне в городе, так что, наверное, я скоро пойду. Простите, что так ворвалась, – я знаю, вам нелегко. Но выбросить картину было нельзя, поэтому я принялась искать имя вашей жены в Интернете и увидела некролог. Когда мы поехали к родителям, ваш дом оказался как раз по пути.
Я понятия не имел, чего ожидать, но, когда я снял коричневую оберточную бумагу, у меня перехватило дыхание. Передо мной был портрет Рут – детский незатейливый рисунок, с неуверенными линиями и нарушенными пропорциями, но Дэниэлу удалось поймать улыбку и взгляд с удивительной точностью. Я видел страсть и радостное оживление, которые всегда отличали Рут, и загадку, которая неизменно меня зачаровывала, хоть мы и прожили вместе столько лет. Я провел пальцем по нарисованным губам и щекам…
– Почему… – И больше я ничего не сумел сказать.
– На обороте, – негромко произнесла Андреа.
Перевернув рисунок, я увидел фотографию Рут и Дэниэла, которую сделал давным-давно. Она пожелтела от старости и закручивалась по краям. Я оторвал снимок и долго смотрел на него.
– На обороте, – повторила Андреа, касаясь моей руки.
Я перевернул фотографию и прочел надпись, сделанную аккуратным почерком.
Рут Левинсон. Третий класс. Она верит в меня, и я смогу стать кем угодно, когда вырасту. Я смогу даже изменить мир.
Меня захлестнули эмоции, в голове не было мыслей. Не помню, о чем конкретно мы говорили. Но когда Андреа собралась уходить, она повернулась ко мне, стоя на пороге.
– Не знаю, где Дэниэл держал этот рисунок в приюте, но в колледже он висел на стене прямо над столом. Других личных вещей у него не было. После колледжа Дэниэл взял рисунок с собой в Камбоджу, потом привез обратно в Штаты. Он боялся, что с портретом что-нибудь случится в Африке. Поэтому он оставил его на родине. И жалел об этом. Дэниэл говорил, что он ему дороже всего на свете. Лишь когда я обнаружила на обороте фотографию, то в полной мере поняла, что он имел в виду.
