Коварный обольститель - Хейер Джорджетт
Однако мистер Ньюшам оказался прав. Хитроумные письма, разосланные им влиятельным персонам, лесть, которую он рассыпал щедрой рукой, и оброненные им таинственные намеки принесли обильные плоды. При виде списка приватных подписчиков глаза мистера Отли полезли на лоб от изумления.
– Да-да! И это только начало! – подтвердил мистер Ньюшам. – Это все высокопоставленные снобы, готовые выбросить целое состояние только ради того, чтобы не отстать от моды. Все до единого – женщины, разумеется. Я с первого момента не сомневался: они ни за что не оставят без внимания roman a clef! Кстати, я таки выяснил, кто этот тип с летящими бровями: не кто иной, как его светлость герцог Солфорд, мой мальчик! И уж если данный факт не заставит общество сходить с ума по этой книге, то я тогда не знаю, что им еще нужно!
Поскольку мистер Ньюшам поддерживал переписку с одной лишь мисс Бэттери, Феба узнала о том, что ее роман все-таки увидел свет, только когда заметила три симпатичных томика в гостиной леди Сефтон.
– Дорогая леди Ингам, вам еще не попадалась сия дерзновенная книга? Но, пожалуй, можно не спрашивать об этом, не так ли? Блестящий и прелестный роман, вы не находите? – вскричала ее милость, размашисто обмахиваясь веером и так же энергично хлопая ресницами. – Какое гадкое создание, кем бы она ни была! И это не Каро Лэм [57] или та ирландка: уж мне известно совершенно точно! Как метко она выставила всех нас на осмеяние! Я готова простить ее только за описание бедной дорогой Эмили Каупер! [58] Признаюсь, я смеялась до упаду! Она, конечно, даже не подозревает об этом, полагая, будто прообразом послужила миссис Буррелл! А вот Уголино – о боже, боже, что он подумает, если этот роман когда-нибудь попадется ему на глаза? А ведь такое непременно произойдет, потому что все только о нем и говорят!
Уже в самом скором – слишком скором для собственного душевного спокойствия – времени Феба убедилась в справедливости ее слов. Некоторые представители высшего света, как, например, высокомерная графиня Ливен, лишь пожимали плечами, демонстрируя свою незаинтересованность, именуя книгу «жемчужным зерном в навозной куче»; другие открыто восхищались ею; третьи были шокированы; но все без исключения желали узнать имя автора. Еще никогда, думала Феба, не приходилось писателю с таким ужасом наблюдать за успехом своего первого романа! Вся гордость и удовольствие, которые она могла бы испытывать, были уничтожены, и всего лишь из-за пустяковой оплошности, которую так легко можно было исправить! Ах, если бы она сумела убрать из книги любое упоминание о бровях, остальное бы ей простили с легкостью, поскольку лишь в описании одного-единственного героя Феба оказалась совершенно слепа и глуха к прочим его достоинствам.
Леди Ингам, с ошеломлением обнаружившая, что весь город (или, по крайней мере, та его часть, которая имела для нее значение) только и говорит о романе ее внучки, потребовала у растерянного автора экземпляр для себя. Феба, которой авторский комплект прислала мисс Бэттери, с содроганием презентовала ее милости три элегантных томика.
Пожилая дама прочла их, что называется, за один присест. Обмирающая от ужаса и неизвестности внучка, чье душевное состояние быстро переходило от отчаяния к надежде, в зависимости от восклицаний миледи, некоторое время с трепетом не сводила с нее глаз. Негромкий смешок несказанно приободрил Фебу; изумленное восклицание «Боже милостивый!» повергло ее в смятение; она несколько раз поспешно выскальзывала из комнаты, будучи не в силах вынести мучительную неопределенность и тревожное ожидание.
– Узнает ли он себя? – вслух проговорила миледи, дочитав роман до конца. – Несомненно! Боже милосердный, дитя мое, как же ты могла совершить столь опрометчивый поступок? Какое счастье, что весь сюжет – сплошная выдумка! Не удивлюсь, если Сильвестр сочтет ниже своего достоинства отреагировать на подобный вздор. Что ж, будем надеяться на это, к тому же не следует признаваться в том, что написала его ты. Кто еще знает правду, помимо твоей гувернантки? Насколько я понимаю, ей можно доверять?
– Разумеется, мадам! А еще, кроме нее, обо всем знает Том Орде.
Миледи, прищелкнув языком, заявила:
– Мне это не нравится! Кто даст гарантию, что молодой повеса не начнет болтать направо и налево о том, что знаком с автором, когда узнает, что ты стала знаменитостью? Ты должна немедленно написать ему, Феба, и предупредить его!
Девушка с жаром бросилась на защиту своего друга детства, но отнюдь не ее поборничество уняло тревогу миледи: причиной послужило появление в сопровождении отца самого Тома, который уже вполне самостоятельно передвигался с помощью трости.
Не успел дворецкий объявить о новых гостях, как Феба стремглав кинулась на шею сначала одному, а потом и другому. Сквайр, по-отечески расцеловав ее, заметил:
– Ну, девочка, что ты имеешь сказать в свое оправдание, а?
Приветствие же Тома не могло быть поистине братским.
– Привет, Феба! – сказал он. – Эй, эй, осторожнее! Ради всего святого, не помни мой шейный платок! Клянусь Юпитером! – произнес юноша, оглядывая девушку с некоторым изумлением. – Будь я проклят, если ты не превратилась в настоящую модницу! Сюзанна ушам своим не поверит, когда я расскажу ей о тебе!
Том нисколько не похож на возлюбленного, решила миледи, перенося все внимание на сквайра.
Можно было сказать, что у леди Ингам и мистера Орде – много общего, однако миледи, тепло приветствуя сквайра из уважения к Фебе, вскоре обнаружила, что он человек прямой и разумный, придерживающийся здравых взглядов на многие вещи, в частности глупость лорда Марлоу, а также претенциозность, лицемерное ханжество и жестокость его супруги. Вскоре они уже о чем-то оживленно беседовали, склонившись друг к другу, предоставив Тому и Фебе болтать о своем на диванчике в оконной нише.
Зная Фебу, Том подготовился к тому, что на него обрушится град расспросов про обитателей Остерби и Манора, но, если не считать вежливого вопроса о здоровье миссис Орде да несколько более живого беспокойства о Трасти и Тру, девушка ни о чем его не спрашивала. Она состояла в регулярной переписке с мисс Бэттери, которая не зря считалась прекрасным корреспондентом, получила несколько писем от Сюзанны и даже парочку второпях нацарапанных записок от лорда Марлоу. Покладистый и беззаботный нрав его милости в полной мере проявился и здесь: очень скоро лорд убедил себя в том, что если он и не содействовал напрямую побегу своей дочери к ее бабке, то, по крайней мере, эта ее выходка заслужила полное его одобрение. Фебу куда больше интересовала причина, которая привела Тома в город, и сколько он намеревается пробыть здесь.
Оказалось, что у сквайра есть тут кое-какие дела, а дома юноше откровенно прискучило: ездить верхом Тому еще нельзя, удить рыбу – тоже, даже гулять далеко – и то не разрешалось, поэтому, чтобы не сойти с ума от скуки, он решил отправиться в Лондон вместе с отцом. Они остановились в гостинице «Реддиш», намереваясь пробыть там целую неделю. Сквайр пообещал сыну показать несколько достопримечательностей, которые тот давно хотел посмотреть. Нет-нет, это не здания и не монументы! Он уже видел их давным-давно! Его интересовали совсем другие места, такие, как спортивная арена Файвз-Корт, боксерский салон Джексона [59], таверны «Крибз-Парлор» или «Замок». Феба, разумеется, там не бывает. А еще он собирался нанести визит Солфорду.
– Он сам приглашал меня в гости, если мне случится оказаться в Лондоне, и я так и сделаю. Он бы не стал приглашать меня, если бы не хотел видеть, как думаешь?
– О нет, конечно, однако герцог уехал из города, – ответила Феба. – Не знаю в точности, когда именно он собирается вернуться, но, скорее всего, еще до твоего отъезда: Сильвестр говорил об этом так, словно собирался отлучиться ненадолго. Сейчас он в Чансе, навещает свою мать.
